Страница 24 из 39
— Если к нам приедет император Вермилион, слушание прикроют, а запрет на посещение отменят, — объяснила Куроно. — Краснопиджачникам придётся выпустить Куроганэ из своего подземелья, и тогда вы сможете всё спокойно обсудить и прийти к соглашению. Пока не было диалога, все их громкие заявления о скандале — самый обычный трёп. Если сам император одобрит кандидатуру Куроганэ, все злодейские доводы потеряют силу. И тогда уже вопросы будем задавать мы.
— Контратака?
— Ну конечно. Они оклеветали моего ученика на моей же территории. Смерть — это слишком мягкое наказание.
По коже Стеллы побежали мурашки. Она содрогнулась.
«Ох, мы просто сидим и беседуем, но мне уже хочется бежать отсюда без оглядки. Вот она, третья в мировом рейтинге. Говорят, после отставки рыцари размякают. Не в её случае… Но план отличный».
Краснопиджачники из Комитета этики заявляют, что Икки своим разгильдяйством чуть ли не войну спровоцировал. Но, если правитель Вермилиона скажет, что никаких проблем нет, обвинение останется с носом.
«Беда в том… разрешит ли папа нам встречаться».
— У-у, не знаю, не знаю. Когда дело касается меня, он упорно стоит на своём.
«Помню, в средней школе поехали мы с классом в горный лагерь, так он напялил на себя медвежью шкуру и следил за мной. Я тогда спутала его с настоящим медведем и чуть не убила… А потом раскрыла его и второй раз чуть не убила. Вряд ли он примет Икки с распростёртыми объятиями», — схватилась за голову Стелла.
Куроно мягко улыбнулась и с материнской нежностью — а её директриса проявляла крайне редко — сказала:
— Не волнуйся. Он воспитал тебя хорошей, искренней девушкой. Я уверена, он поймёт Куроганэ.
— …
«Абсолютно безосновательно, но… по сути, верно, — посветлела Стелла. — Папа не злой, я очень сильно его люблю. И Икки я люблю. Вот бы они поладили».
— Буду надеяться…
— Ну, ты тоже в стороне не отсиживайся. Дам тебе совет как замужняя женщина: не перекладывай всё на мужские плечи и активно впрягайся в работу до того, как вы разрежете свадебный торт. Возьми инициативу в свои руки и представь Куроганэ своему отцу. Пусть он увидит, как рьяно дочурка защищает своего парня.
— П-постараюсь.
— Хи-хи, уж постарайся… И, если честно, я рада, что ты не унываешь. Так держать.
— Просто мне одна сестрёнка хорошо мозги вправила, — потирая расцарапанную руку, улыбнулась Стелла.
«Да. Достойная девушка служит опорой своему парню, а не сидит у него на шее. Прямо сейчас Икки гордо говорит о нашей любви. Я тоже обнажу клинок и брошусь в бой. Я тоже исполню своё обещание».
Японское отделение Международной федерации рыцарей-магов, десятый подземный этаж.
Икки Куроганэ вошёл в комнату… камеру, где его держали взаперти.
— Еда на столе. Ешь и спи, завтра начало в шесть утра, — бросил через плечо мужчина с нездоровым цветом кожи, вышел и закрыл электронный замок.
Грязная кровать, шаткие стул и стол — вот и всё убранство.
Впрочем, Икки был рад даже такому.
Он глубоко выдохнул, изгоняя усталость, и опустился на стул.
Слушания начинались в шесть утра и длились до одиннадцати вечера.
Краснопиджачники сидели в мягких креслах и менялись четыре раза за день, а вот парень стоял с утра до вечера. Утомление накапливалось медленно, но верно.
За неделю даже Икки, с детства тренировавший своё тело, вымотался.
Но дело было не только в физической нагрузке.
— Как же я соскучился по обычному рису, — простонал он, разглядывая свой ужин: два сухих жёстких батончика.
Судя по информации на обратной стороне упаковки, их калорийность как раз составляла норму взрослого человека, однако Икки, рыцарь и просто растущий организм, страдал от постоянного голода.
Кроме того…
— И как всегда никакой воды.
Его ограничивали в потреблении жидкости.
Вода, которую ему должны были приносить, волшебным образом улетучивалась.
А встроенный туалет не работал уже несколько недель.
Очевидное лишение средств к существованию.
Безусловно, на слушаниях его не поили, но дважды в день — по пути к залу слушаний и обратно — заводили в туалет и душевую, где парень поглощал столько воды, сколько вмещал желудок.
«От такой жизни любой зачахнет. Я сражаюсь один в логове врага, в плотном кольце. Но это ерунда. Я привык к такому. Ведь я всегда был один. Ни на кого не полагался, учился самостоятельно. Так что да, не впервой».
Икки закрыл глаза и вспомнил, как уходил в горы, где его никто не видел, и размахивал мечом.
«Так прошла большая часть моей жизни. Я давно смирился с одиночеством и всеобщей враждебностью…»
Никакие методы Акадзы и его помощников не могли сломить стержень его закаленной воли.
«Продержусь, куда денусь. Тем более рано или поздно император Вермилион захочет видеть меня. Держу пари, он не оставит в покое парня, который посмел посягнуть на его любимую дочь. Дотерпеть до разговора с ним и всё, свобода».
Комитет этики будет вынужден отступить.
«Хотя нет, какая свобода, тогда-то и начнётся вся напряжёнка. Мне придётся получать одобрение отца Стеллы. Это важнейшее событие в моей жизни. Ох, я уже распереживался!.. Но сбегать нельзя! Когда я влюбился в Стеллу, то решил, что больше никогда ни от чего не буду убегать. Так, как бы всё лучше устроить? Может, надеть костюм и причесаться… на пробор? — он представил это и ужаснулся. — Вай! Страх-то какой! Я так на офисного клерка похож!»
Он поспешно стёр из головы собственный образ.
«Но внешний вид не так важен. Главное — это то, как выразить свои намерения. Хитрить нельзя. Так я только подорву доверие. Наверное, лучше встать прямо перед ним и изложить то, что лежит на душе. Надо бы попрактиковаться, да?..»
Хитрить нельзя, но порепетировать всё-таки надо.
Икки прикрыл глаза и вызвал в памяти лицо императора Вермилиона — Стелла как-то показывала ему фотографию отца, и он запомнил.
Это был могучий двухметровый мужчина, величавый, как лев, с густой гривой огненно-красных волос, бакенбардами и бородой.
Парень по крупицам собрал его образ, открыл глаза… и увидел его прямо перед собой.
Конечно, император был ненастоящим — иллюзией, порождённой предельной концентрацией.
Икки воспользовался одной из базовых техник боевых искусств и представил своего вероятного противника, чтобы «обменяться с ним ударами».
Однако чем выше мастерство практиканта, тем реальнее получается образ. Взгляд, пульс, температура — всё это становится практически реальным.
«Я даже слышу, как бьётся его сердце. Он точно иллюзорный?» — засомневался Икки.
— …
Суровый мужчина молчал, лишь сверлил его пристальным взглядом багровых, как и у его дочери, глаз.
Куроганэ ощутил мощное давление, вспотел, а в горле пересохло.
«Если я спасую перед выдумкой, то от настоящего просто сбегу…»
Он сделал глубокий вдох, посмотрел императору прямо в глаза… рухнул на колени и ударил лбом об пол.
— Прошу у вас руку и сердце вашей дочери! — выпалил он.
И…
— Ты не получишь мою дочь, — раздался тяжелый голос.
«Недостаточно серьёзно? Нет, нет-нет-нет-нет. Стоп. Сто-оп. Каким бы настоящим он ни казался, иллюзия останется иллюзией. Она нема. Но кто мне ответил?»
Икки поднял голову.
— Ты никогда не получишь мою дочь, — холодно глядя на него, повторил Ицуки Куроганэ.
— О-о-о… Оте-е-е-е-е-е-е-е-е-е-ец?!
Какой-то работник принёс стул, поставил его около стола и удалился.
Ицуки сел на этот стул, Икки нервно опустился на свой.