Люция. Спасенная

– Дочка, нужно ли уточнять, что они тоже всего лишь мужчины?

Люция внезапно поняла, почему Аль-Шифа так беспокоилась по поводу ее уроков у пастора церкви Святого Квентина.

– И как все произошло? – хрипло спросила она. – Каким он был?

Аль-Шифа пожала плечами:

– А каким он должен был быть? Всем известно, что искусству плотской любви в христианских монастырях не обучают. Она считается постыдным занятием, и это тоже делу не способствует. Мой епископ делал все жестко, даже грубо – но быстро. Исполнять его волю оказалось не так уж сложно. Но вот дни были хуже, чем ночи.

– Как все вообще произошло? – не уставала удивляться Люция. – Он отвез тебя в Толедо? Совершенно не таясь? Разве епископу дозволено подобное?

Аль-Шифа резко рассмеялась:

– Конечно не дозволено. Но у архиепископа Майнца тоже есть служанка – а может, и несколько. Других священнослужителей посещают монахини, и даже скромный священник церкви Святого Квентина приглашает девицу к себе на занятия. Церковь насаждает строгие правила, Люция, но ей не удается собрать своих священников в гарем.

Люция чуть не рассмеялась при мысли о гареме, полном священнослужителей. Но для Аль-Шифы жизнь с епископом наверняка была адом.

– Вот и я вела у него хозяйство. Это единственное занятие, которому госпожа Фара не обучала нас. Я знала латынь и греческий лучше, чем мой хозяин! Но убирать, готовить и стирать меня не учили. К тому же меня унижали насмешки и любопытные взгляды христианок, которых я встречала на рынках. Они, разумеется, догадывались, что к чему. А какие взгляды на меня бросали в церкви! Мой хозяин настоял на том, чтобы я крестилась и каждый день посещала богослужения. Вскоре из-за жестких скамеек у меня на коленях образовались мозоли. Вдобавок ко всему через недолгое время я забеременела, что, конечно же, пришлось скрывать. Первых двух детей я потеряла – наверное, из-за туго затянутого пояса. Но одну девочку я потом все-таки родила. Она была так похожа на тебя в детстве, Люция! Милая, нежная, светловолосая… Но, возможно, волосы у нее потом потемнели… Я любовалась ею лишь один день. А назавтра хозяин забрал ее у меня…

Аль-Шифа вытерла глаза. Даже сейчас, через столько лет, мысль о потере ребенка причиняла ей боль.

– Через год родилась еще одна девочка. Теперь мне не хотелось смотреть на нее, но хозяин потребовал, чтобы я покормила ее грудью. Только один раз, но это должно было дать ей силы на всю дальнейшую жизнь. Так что, похоже, на самом деле он не выбросил ее, а, как и сказал, отнес монахиням. Но я ее в любом случае потеряла.

Аль-Шифа на минуту замолчала, как будто ей было слишком трудно продолжать рассказ, но потом быстро взяла себя в руки и снова заговорила:

– С годами я привыкла к своей жизни. Я смирилась с мыслью о том, что так и состарюсь рядом с епископом. Он больше не приходил ко мне в постель так часто, как раньше, но зато начал ценить все, чему я научилась. Ты не поверишь, но иногда я даже писала ему проповеди. Мы были как супружеская пара, у которой нет ни любви, ни ненависти друг к другу. Но потом появился он – Федерико Морено де Саламанка. И я влюбилась…

Аль-Шифа стыдливо закрыла лицо руками, чем удивила Люцию. Разве влюбиться – это так плохо?

– Федерико был рыцарем – красивым, молодым и умным мужчиной благородного происхождения; он носил дорогие одежды и хорошо разбирался во многих искусствах. Но он тоже был несвободен – он был рыцарем Храма…

– Одним из тех рыцарей-монахов, которые сражались на Святой земле? – уточнила Люция. Она знала о тамплиерах – слышала во время своей жизни в доме Шпейеров. Говорили, что рыцари должны были охранять дороги в Святой земле, оберегая путешественников. Однако они часто не облегчали, а усложняли жизнь еврейским торговцам.

Аль-Шифа кивнула.

– Его жизнь была отдана Богу – так они говорили, – уточнила она. – Но Федерико был сорвиголовой. Как и твой Давид. Он любил меня больше всего на свете – и больше всего на свете хотел обладать мной, целиком и полностью. Ради меня он был готов бросить все. Ох уж эти ночи в Толедо! Я все еще слышу, как он, держа меня в объятиях, шепчет мне на ушко признания в любви. Он хотел выйти из ордена, отказаться от своего статуса рыцаря. Мы бы жили только любовью! И я тоже обезумела, я жила его поцелуями, горела от каждого его прикосновения. Я наконец поняла смысл стихов о любви, которыми Фара пичкала нас, когда мы были детьми. Стихи воплотились в жизнь, и я ни на секунду не сомневалась, что мой рыцарь относится ко мне серьезно…

Взгляд Аль-Шифы мечтательно устремился вдаль, но затем ее глаза снова наполнились слезами.

– Он… он бросил тебя? – спросила Люция, желая услышать конец истории.

Аль-Шифа вернулась к реальности.

– Намного хуже, дочка. Он признался епископу в бесконечной любви к служанке последнего и попросил того походатайствовать перед Великим магистром о почетном освобождении от обязанности служить ордену. Но епископ только посмеялся над ним. После всех этих лет, которые я провела с ним, он выставил меня развратницей и блудницей. Я оказалась шлюхой, которая всю жизнь переходила от одного любовника к другому, при этом проживая под крышей епископа. Ему якобы пришлось отдать в монастырь двух моих ублюдков, а еще двоих – похоронить в саду. Я не достойна такого человека, как Федерико, он должен меня забыть!

– И он этому поверил? – ужаснулась Люция.

– Он плюнул на меня! И я… Я была тогда еще молода, глупа и бесконечно обижена… Я рассказала ему правду. Я рассказала ему о том, как приехала в Толедо в качестве подарка для епископа, как епископ отрекся от собственных детей… Я все ему рассказала, Люция, и чуть не погубила себя.

– Но ты же ничего такого не сделала! – удивилась Люция.

– Это ты так считаешь! А для церкви я была Евой, змеем, соблазнившим доброго епископа. Вот как он должен был это изобразить, лишь бы сохранить свой статус, потому что Федерико все обнародовал! Весь Толедо говорил о ведьме-мавританке, которая сбила с пути истинного не кого-нибудь, а епископа! Моего епископа допрашивал сам кардинал, и хозяин постоянно придумывал все новые и новые заклятия, которые я будто бы использовала, чтобы заманить его в свою постель. В конце концов за мной пришли городские стражи. Я знала, что меня ожидают пытки и смерть. И на этот раз я действительно использовала все навыки соблазнения, которым научила меня Фара. Я сделала так, что стражи провели со мной одну ночь. Это была ужасная ночь. Но мне удалось так обворожить их, что они сами придумали выход. Вместо того чтобы передать меня священникам, они продали меня работорговцу-иудею. Аллах знает, что они потом сказали епископу, но тот не стал проводить серьезное расследование. Возможно, у него все же проснулась совесть. И, конечно же, меня спасла мудрость торговца-иудея. Этот человек уже слышал мою историю, когда меня привели стражи. Он был добрым и хотел помочь! Поэтому он не повез меня с собой, а передал другу, который двигался на север. Я покинула Толедо, спрятавшись среди товаров Вениамина фон Шпейера. Как ты знаешь, я все это время оставалась верна ему и его близким.

Аль-Шифа склонила голову, словно молясь за своих хозяев.

– Так вот почему ты сейчас делаешь все возможное, чтобы спасти Давида от женитьбы на христианке! – Люция пожалела об этих словах еще до того, как они сорвались с ее губ. Мавританка удивленно посмотрела на нее.

– Или я хочу уберечь свою названую дочь от разочарования в мужчине! – Аль-Шифа огляделась, пораженная неожиданной силой своего негодования. Повышать голос в церкви было непростительно, но к этому времени последние из верующих уже ушли: наступил полдень.

– Так, значит, ты считаешь, что Давид предаст и бросит меня? Как бросил тебя твой Федерико? – приглушенно спросила Люция. – Ты думаешь, он такой… такой…

Аль-Шифа прикусила губу:

– Надеюсь, что нет, потому что иначе я бы поняла, что не справилась. В конце концов, я сыграла большую роль в его воспитании. Но, как известно, чужая душа – потемки. Давид слаб, дочка, и всегда был слабым. В детстве он был капризным и легкомысленным мальчиком. Впрочем, парень он неплохой и сегодня определенно честен с тобой. Но завтра? Что, если Давид вдруг поймет, что его ждет на самом деле, если он уйдет из семьи? До сих пор это была просто романтическая греза, возникшая на почве рыцарских романов, которые пришли сюда из Франции, а также из моей страны. Но как он поведет себя, когда ситуация станет по-настоящему серьезной? И даже если он действительно сбежит с тобой – как долго продлится его любовь? Нужны ли ему твоя душа, твое общество, дочка? Вы говорите на серьезные темы, вам нравится быть вместе? Или ему просто нужно твое тело? И надолго ли его хватит, если вам придется просить милостыню и воровать, чтобы выжить на улице?