Не обижайте колдуна

— Пойдем, — Тамзин посветил фонариком куда-то в темноту — в сторону, где раньше стояла ширма. — Нужно освободить беднягу. Он за сегодня и так настрадался.

Мы нашли второго мага на противоположном конце сцены. Удивительно, как его не размазало под весом этой штуки, к которой его приковали. Чистое везенье! Отлетев, железная плита вонзилась в сцену ребром, пробив деревянный настил, и несчастный раненый Тамзин, алый от крови, безвольно свисал с нее. Голова болталась. Часть ребер торчала наружу. Если бы не настоящий Тамзин в сером фраке рядом со мной, я бы решила, что этот — уже мертв.

— Выживет, — заявил маг, зачем-то прощупав пульс на шее, и начал отвязывать пленнику руку.

«Отвязывать» — не совсем подходящее слово. Тамзин из прошлого оказался закован всеми возможными способами, как будто его иссушенное тело обладало неведанной мощью олимпийского силача. Его приковали и кожаными браслетами, и железными скобами и еще какой-то позолоченной нитью, которая вряд ли могла удержать взрослого мужчину.

— Проводник. — Тамзин указал на нить. — К камню.

— Так что это вообще было? Какой-то ритуал? — Я присела рядом и начала помогать. Вспомнила вдруг, что у меня за спиной все еще висит рюкзачок: достала оттуда фонарь и положила его рядом на пол, чтобы видеть, что делаю. И вляпалась ногой во что-то липкое…

— Отчасти. — Тамзин высвободил одну из рук пленника. Взялся за вторую. — Кто-то напел Эллен что по поверьям в свой день рождения человек больше всего уязвим. Вот она и решила меня пришить в этот день. Причем, не просто убить, а выкачать из меня всю силу без остатка, как из дойной коровы.

— При помощи камня?

— Да.

— А к чему тогда вечеринка?

— Для отвода глаз. — Тамзин говорил, не отвлекаясь от дела. — А еще, наверное, после моей кончины она собиралась полакомиться гостями. Или испытать на них свои новые способности. Не знаю, и знать не хочу.

Мы закончили отвязывать пленника и аккуратно положили его на пол. Странно, но он почти ничего не весил; был легким, как пушинка. Хотя, если подумать, сколько могут весить кости, обтянутые кожей?

— Выглядишь хреново, — заметила я, подсвечивая раненого Тамзина светом фонаря. Как бы я не старалась, взгляд все равно цеплялся за неестественно торчащие наружу кости ребер. — Может, ему как-то помочь?

— Нет. Он должен сам. Мне никто не помогал.

— Откуда ты знаешь?

Тамзин недовольно закусил губу и посветил на меня наручным фонариком.

— Что это, Имриш? — Луч от его фонаря спустился мне на ногу.

— Ничего. — Я постаралась прикрыть царапину порванной юбкой, но тщетно. Тамзин уже все увидел и его явно это не обрадовало.

— Когда ты это успела? — В его светлых глазах я различила видное раздражение. — И молчит еще! — Он отошел от раненого себя и приблизился ко мне. — Я же тебе рассказывал историю о Берг. Если что-то болит — не молчи.

— Так царапина и не болит. Честно.

Тамзин присел возле меня на корточки и смерил взглядом, как умалишенную.

— Серьезно? Показывай.

— У меня с собой есть бинты. В рюкзаке. Я сама справлюсь.

— Показывай, — повторил он более жестким тоном.

Пришлось послушаться и задрать юбку. И… О, лучше бы он никуда не светил! От неприятного зрелища желудок чуть не вывернуло на изнанку: всю мою ногу уже залило кровью. Проползая под завалами, я наградила себя не царапиной, как показалось сначала, а настоящей рваной раной. Удивительно, как в сапоге еще не хлюпало.

Тамзин выругался на непонятном мне языке, с недовольством отчеканив слово похожее на «флюх», и аккуратно приложил к краю раны большой палец. Руки — горячие и нежные. От таких прикосновений, пробуждающих чувственность, мое лицо наверняка залилось краской.

— Я же уже говорил: сделаю для тебя все. — произнес он почти шепотом.

Если верить тому, что видели глаза, то рана под его продвигающемся вверх пальцем мгновенно заживала, покрываясь коркой. За подобный способ заживления ран при помощи силы мысли любая больница мира заплатила бы миллионы.

Когда Тамзин почти закончил с раной, я решила спросить, что делать дальше с освобожденным пленником и куда его девать, но быстро прикусила язык, ощутив что-то неладное. Там, в темноте зрительского зала что-то зашевелилось. Сначала этот шорох, донёсшийся издалека, показался мне игрой воспаленного воображения. Он был слишком легким, почти неуловимым для ушей. Но затем он повторился снова. И снова. Как будто… Кто-то, шаркая, приближался к нам.

— Тамзин…

— Я слышу.

И фонарь в его наручных часах, неисправно замигав, погас, оставив нас во мраке. Казалось, мы вечность стояли в темноте, прислушиваясь к шорохам, но затем где-то вдалеке заблестели две горящие точки. Ярко желтые. Как золотые монеты, на которые падает солнечный свет. От одного взгляда на них мне стало дурно, и я схватила Тамзина за костлявую руку. Сказал бы мне кто вчера, что я буду прятаться за его спиной, я бы не поверила и сочла сказавшего мне это человека полнейшим идиотом.

Шорохи продолжались. Они надвигались, становились все громче. Создалось ощущение, словно нас со всех сторон окружали невидимые враги, сокрытые темнотой.

— Этого не может быть. — выдохнул Тамзин. — Невозможно.

От предчувствия надвигающегося ужаса захолодело в желудке, и я задрожала. Да где это видано, чтобы такой человек, как Тамзин, творящий «големов» из пустоты, признавал что-то невозможным?!

Горящие точки неумолимо приближались, внушая всепоглощающий страх.

— Имриш, — едва слышно проговорил маг, когда я передала ему свой фонарь. — Я включу свет и дальше придется действовать быстро. Будь готова.

Вспыхнул свет, и я судорожно всхлипнула, задавив в горле крик. Как и подгадывало воображение, рисующее силуэты в темноте: люди, которых раскидало с мест после взрыва, поднимались на ноги. Не многие, но почти все. Бледные, с перекошенными лицами и мутными высохшими глазами. Кто-то — со сломанными конечностями, неестественно вывихнутыми шеями и выбитыми челюстями. Вероятно, все эти люди были мертвы, когда мы пришли. Но моим вниманием завладели не они, а другая, более жуткая фигура.

Странная светловолосая женщина со светящимися глазами стояла прямо перед заваленной обломками сценой и внимательно смотрела на нас с Тамзином. Черные джинсы, красная клетчатая рубашка. На ее лице застыло не двойственное выражение, сотканное из ненависти, обиды и презрения, присущее женщине, только что застукавшей своего мужчину с любовницей.

— Я очень разочарована, Имриш. — Произнесла она, гневно пожирая меня глазами. Голос чужой, но интонация та же.

— Твою мать! — в ужасе воскликнула я, отшатнувшись назад. Хотя правильнее было бы сказать: «мою».

Мир перевернулся с ног на голову, засасывая меня в пучину отчаянья. Конечно, все не могло закончиться так, как закончилось. Это было бы слишком просто и уж слишком хорошо.

— А ты… — Незнакомка впилась светящимися глазами в Тамзина. — Тебя я порву на куски.

Не мешкая, маг выставил перед собой руку, и мертвецы с искривленными лицами разлетелись в стороны, как кегли, сбитые шаром в боулинге. Перед сценой почему-то осталась только Эллен, влезшая в чужое тело. И на выпад Тамзина она ответила молниеносно: один изящный взмах запястьем, и он, непонятно от чего, повалился с ног, выронив из руки фонарь. Я с трудом его удержала.

— Тамзин, уноси нас отсюда!

— Не могу! — хрипло выдохнул он. — Сила больше не работает!

— Чего?!

Маг уставился на свои руки с таким удивлением, будто впервые в жизни их увидел:

— Ничего не работает! Она все забрала!

Эллен, стоя за завалами, разразилась ломанным визгливым смехом.

— Никуда вы не уйдете! Вы теперь — мои.

Я с ужасом посмотрела на нее: мощь, источаемая ей, потрясала и страшила. Мертвецы за спиной Эллен вновь начали подниматься. Их лица в блеклом свете фонаря злобно кривились, а глаза — жадно пожирали нас.

Вопрос напрашивался сам собой:

— Мы сражаемся или бежим?