Страница 41 из 89
Глупо не доверять мужчине, подумала она. Хотя нельзя быть слишком осторожным. Их не грабили в последнее время, с тех пор, как три года назад произошел неприятный инцидент, когда ворвались двое молодых людей в балаклавах, один с ножом, другой с молотком. Слава богу, ее отца там не было; со своим вспыльчивым характером он мог бы попытаться сопротивляться. Тахира только что подняла обе руки и позволила им опустошить кассу — никакая жизнь, не говоря уже о ее собственной, не стоила 74 фунтов стерлингов, суммы, с которой ушли грабители. Они не знали, что реестр проверялся каждый час, так что внутри хранилось лишь относительно небольшое количество выручки.
Только сейчас она увидела листок бумаги. Он лежал на прилавке, сложенный вдвое. Должно быть, его оставил мужчина в парке, иначе она бы заметила его раньше. Она огляделась, но, конечно же, магазин был закрыт, а Назир был занят тем, что сдергивал оконные решетки. Она быстро развернула бумагу, и ее глаза расширились, когда она прочитала:
Можем мы поговорить, пожалуйста? Это о твоем брате Амире. Если ты пойдешь домой по Слокомб-авеню, мы могли бы поговорить наедине.
Ее руки дрожали. Она взяла записку и разорвала ее на две части, затем на четыре, затем на восемь. Засунув полоски глубоко в мусорное ведро, стоявшее за прилавком, она попыталась сосредоточиться на рутине закрытия. Методично она опустошила две кассы и прозвонила дневную выручку. Хорошо, лучше, чем накануне; лучше, чем она ожидала за двенадцать месяцев до начала рецессии.
Она не знала, что делать. Должна ли она пойти домой по Слокомб-авеню и узнать, чего хочет этот человек? А что, если он манил ее туда, к липам и скверику, потому что имел в виду что-то другое? Как белый человек мог знать что-либо о ее брате Амире? Пока не…
Назир пожелал спокойной ночи, и через несколько минут она последовала за ним, выключив свет у входа в магазин, затем набрав цифры, чтобы активировать сигнализацию, прежде чем закрыть за собой тяжелую дверь. Она пошла по улице, заметив, что газетный киоск Кассима по-прежнему открыт. Я много работаю, подумала она, но Кассим, кажется, никогда не спит.
Она свернула в переулок и начала долгий подъем в гору, который должен был привести ее к отцовскому дому. Забавно, поняла она, она никогда не считала его материнским. Что бы с ней ни случилось, она была полна решимости не идти по пути своей матери; Тахира поклялась жить своей жизнью.
На Слокомб-авеню она колебалась, понимая, что откладывает решение. Она резко обернулась, чтобы посмотреть, не преследуют ли ее. Ни один. Никто. Потом она свернула на улицу.
— Она уже в пути. Все чисто, — сказал голос в ухо Дейву, пока он ждал под прикрытием линии высоких деревьев за воротами небольшого парка дальше по улице. Фургон наблюдения А4, припаркованный на Слокомб-авеню, следил за тем, как Тахира шла от магазина, и Дейв был готов прервать встречу, если заметит хоть какой-то признак опасности.
Тахира шла дальше, минуя ряд двухквартирных домов, в гостиных которых горел свет, на улице отчетливо слышался шум телевизоров, пока дома не уступили место парку, любимому мамами с малышами, ныне мрачному и безлюдному. , его ворота были затенены линией деревьев, отстоящих от улицы. У ворот она колебалась.
«Тахира». Голос был мягким и английским. Это поразило ее. Она повернулась и снова увидела мужчину в парке, стоящего в десяти футах от тротуара, под ветвями одной из лип. Он по-прежнему улыбался и выглядел совершенно не угрожающе, но ей все равно было страшно. Как он узнал ее имя? Чего он хотел? Она огляделась, но поблизости никого не было, а свет уже мерк, когда солнце село.
— Могу я поговорить, пожалуйста? — сказал мужчина.
'Кто ты?' — потребовала Тахира, пытаясь изобразить уверенность, которой не чувствовала. Затем из тени позади мужчины вышла женщина. Тахира сразу узнала ее — это была та самая женщина, которая пришла в дом ее отца, чтобы рассказать им об Амире. Тахире нравилась ее прямота. Она немного расслабилась, хотя все еще задавалась вопросом, чего они от нее хотят.
Англичанка сказала: «Тахира, вот здесь, позади меня, есть скамейка. Если вы войдете и сядете там, я присоединюсь к вам через минуту. Когда Тахира не ответила, она добавила: «Мой друг будет караулить. Никто нас не увидит, я обещаю вам.
Тахира крепко задумалась. Было очень хорошо сказать, что опасности нет, но она знала, что это чепуха. Если ее заметят разговаривающей с этой женщиной, молва тут же разойдется — если не к молодым людям из мечети, то к ее отцу, который будет в ярости от того, что она встретила чиновников, приехавших навестить его. сама по себе. Не было бы никакого объяснения этому, которое он принял бы.
Но в записке говорилось, что они хотят поговорить об Амире. Ее обожаемый младший брат Амир. Теперь она поняла, как волновалась за него, как сильно ей хотелось знать, где он, как сильно она боялась, что с ним что-то случилось. Было облегчением узнать, что его держат в Париже — по крайней мере, он был жив, — но тогда нахлынула новая волна беспокойства. Он был жив, но она не была уверена, что скоро увидит его снова.
Беспокойство и простое любопытство победили осторожность. Тахира глубоко вздохнула и свернула в парк через открытые ворота. Она села на скамейку, пытаясь замедлить дыхание.
Она услышала шаги позади себя, затем женщина села на скамейку рядом с ней. — Это совершенно безопасно, Тахира, — успокаивающе сказала она. — Здесь больше никого нет.
— Что случилось с Амиром?
'Он в порядке. Все еще в Париже, но есть большая вероятность, что он вернется в эту страну. Тогда, возможно, вы сможете навестить его.
'Действительно?' — спросила она, с надеждой преодолевая подозрительность в голосе. 'Когда?'
'Скоро. Я не могу сказать вам точную дату. Недели, а не месяцы. Но вы можете помочь ему до этого.
'Мне? Как?'
— Нам нужно знать, что случилось с твоим братом. Кто-то добрался до него; кто-то уговорил его уйти из дома. Мы думаем, что это могло быть в мечети».
— Конечно, в мечети, — сердито прошипела Тахира. В ее уме не было никаких сомнений. «Он никогда не должен был переключаться».