Инсайт

Ева услышала шум и выглянула в окно: внизу по мостовой двигался серый экипаж. Пора поговорить с Треором об их последней встрече в день обряда! Ева хотела понять, привиделось ей это или она действительно встречала экипаж в то утро. Девушка выскочила из дома и бегом спустилась с холма, пытаясь догнать мальчишку, но тот успел добраться до перекрёстка, где в дилижанс уже кто-то садился.

– Эй! – Крикнула Ева, ожидая, что альбинос обернётся.

Его белый чуб всколыхнулся. Мальчишка что-то крикнул лошадям и те рысью пошли вперёд.

– Треор! – Позвала Ева снова.

– Ты чего орёшь? – Спросил капитан, спускаясь вниз.

Ева указала пальцем на удаляющийся экипаж.

– И что там? – Поинтересовался моряк.

– Мой знакомый.

Ева взглянула на капитана, пыхтящего трубкой, и по морщинам на его лбу поняла, что Стром не понимает, на что она показывает.

– Серый экипаж, запряжённый двумя лошадьми! – Она вновь указала пальцем в сторону удаляющегося дилижанса. – Вот-вот скроется в тумане! Видишь?

Капитан отрицательно помотал головой.

– Надо бы показать тебя твоей знакомой ведьме. – Сообщил он. – Теперь точно поедешь с нами. На обратном пути заедем в Гланбери, а то уже и средь бела дня видишь всякое.

О том, что этот экипаж Ева видела ещё и в момент, когда её сердце остановилось, девушка решила пока не говорить, а то Стром бы совсем испугался. Ева задумалась и дотронулась до кольца, висящего на шее. Никто, кроме неё не видел Дария. Зелёное свечение от камня тоже видела только она. А теперь ещё и это.

Для проклятия слабовато. Но и на сумасшествие не похоже, ведь Дарий был абсолютно реален, как реальна была и её одержимость духом.

У Евы всегда были вопросы к матери, но та сердилась всякий раз, когда дочь пыталась что-то узнать. Но теперь Ева взрослая, она не испугается материнского гнева и обязательно добьётся ответа.

Страх и решительность сплелись в один тугой клубок.

Вся эта ситуация не нравилась девушке, но был в ней и плюс: ранее сомневающийся Стром, теперь и сам считает, что Ева должна поехать с ними.

Капитан торопился в море. Близился Большой Эмпорий, а у него до сих пор не было ничего, что могло бы заинтересовать Вормака. Стром планировал новое путешествие. Раснария же успел воспользоваться богатой библиотекой Мориуса и разработать полезный маршрут.

– Почему тебе так важно сыграть с Вормаком? – спросила Ева.

– Мне нужно от него небольшое чудо, – пояснил Стром, – небольшое для него, но очень важное для меня.

– Что же это?

– Кое-что, утраченное мной из-за глупости.

Стром и глупость – это что-то несовместимое. Так думала Ева. Он всегда такой собранный, такой ответственный и разумный. Почти как Раснар, только не такой всезнайка. И не такой бабник. Хотя, во всезнайстве теперь хорошую конкуренцию мог бы составить Мориус. Раснара это слегка раздражало: он не терпел соперников.

– Не верится, что капитан может быть глупым, – усомнилась Ева.

– О, я был такой дурак! – Моряк покачал головой. – Да и капитаном был не всегда.

Ева снова обратила внимание на едва заметное мерцание над шляпой Строма. Словно над ней плескалась вода.

– Что у тебя за шляпа такая странная? – спросила она.

– Волшебная! – подмигнул Стром и помог ей сесть в экипаж. Они возвращались с рынка, где капитан набрал припасов в дорогу, а Мориус – свежих лекарств. Ева же заглянула в лавку художника, где раздобыла декоративные материалы. Она собиралась сделать маску для Цербера. Мориус пока не разрешал ему выходить за пределы дома и сада, но говорил, что уже вскоре снимет бинты: раны заживали хорошо. Раснария почти перестал появляться. Ева встретила его лишь раз. Совершенно мрачный он сидел на скамейке в саду, ковыряя бинты на руках. Под ними Ева заметила красную узловатую кожу – свежие рубцы.

– Ну, допустим, на руки я надену перчатки, – угрюмо произнёс он и потеребил бинты на лице, – но с рожей-то что делать?!

Ева не знала, что сказать. Кажется, Раснария придавал куда больше значения внешности, чем его братья. Сомбер говорил, что ему это безразлично, его больше интересовало, скоро ли заживут руки, чтобы вновь взяться за лютню. Шут же совсем не обращал внимания на бинты и на то, что они скрывали, словно увечий для него не существовало. Он уже потерял 2 пальца раньше, шрамом больше или меньше – это уже было не столь важно для него.

– Я могу сделать для тебя маску, – предложила Ева, ощущая свою вину за увечья Раснара, – чтобы она прикрывала только ту часть лица, которая… пострадала. Когда-то я занималась такими вещами. Друзей ведь у меня не было, и я коротала время за созданием различных поделок. Что скажешь?

– Ты можешь сделать это для меня?

– Да!

– Я буду очень рад…

Спустя пару дней Мориус осмотрел раны Цербера и, найдя их состояние удовлетворительным, торжественно снял бинты.

– Мог бы ты оставить меня одного? – Спросил Раснар, мрачно рассматривая покрытые багровыми шрамами, руки.

– Конечно.

Мориус вышел, оставив братьев одних.

Раснар встал и подошёл к зеркалу. Он двигался почти на ощупь, не рискуя открыть глаза. Наконец, набравшись мужества, он поглядел на свое отражение.

Красные узловатые рубцы покрывали половину лба, скулу, и, чуть спускаясь к щеке, немного захватывали переносицу. У Цербера больше не было правой брови: волосяные луковицы сильно повредились и выпали, а их место покрылось тонкой красноватой кожей. То же самое можно было сказать о ресницах. Глазу повезло больше: каким-то чудом он, обрамлённый в обожжённое веко, остался цел.

– Будь ты проклят, Шут! – сквозь зубы процедил Раснар, глядя на своё новое лицо. – Смотри, в кого ты нас превратил!

– Всего лишь треть. – Спокойно ответил Шут. – Даже половина лица не пострадала.

– Ты не должен был решать за всех, что делать с нашим телом!

– А разве ты – весь из себя рыцарь, не поступил бы так же? – удивился Шут.

Раснар в ответ фыркнул.

– Строишь из себя героя? – огрызнулся он. – Ты обычный вор и жулик, который просто влюбился! Предоставь ты мне управление телом в тот день, я бы нашёл способ дочитать молитву, не изуродовав при этом наше лицо.

– Ну, во-первых, я давно не вор. – Возразил Шут. – Во-вторых, я не нуждаюсь в твоих рекомендациях. В конце концов, это всего лишь шрамы. Главное, что мы спасли человеку жизнь! Только посмотри, о чём печёшься ты! О внешности? Боюсь, Раснар, это всё, что нужно знать о твоём хвалёном благородстве. Доверь я управление телом тебе, сомневаюсь, что обряд бы удался. Я бы ничуть не удивился, если бы ты выбросил книгу сразу, как только она загорелась, в панике обдувая собственные пальцы!

Если бы Раснария мог ударить брата, то сделал бы это непременно. Вымещая эмоции, он обрушил гнев на собственное отражение, ударив в него кулаком. Зеркало глухо звякнуло и покрылось множеством трещин.

Ева приготовила материалы для изготовления маски. Для начала нужно было сделать слепок. Ради этого предстояло дождаться Сомбера, потому как ни Раснар, ни Шут не желали явить пред ней своё новое лицо. Какое-то время они общались через закрытую дверь. Устав от уговоров, Ева уселась на полу, ожидая, что когда-нибудь Церберу потребуется выйти хотя бы по нужде, но братья не выходили.

– Килан, – обратилась она к среднему брату, – я ни за что не поверю, что ты стесняешься. Открой дверь уже и я сделаю для вас удобную маску.

Шут не стеснялся. Он полагал, что увидев рубцы, Ева может начать винить себя в случившемся. Этого он боялся больше всего.

– Разве ты не хочешь, чтобы эти шрамы не бросались в глаза? – продолжала Ева, прислонившись к двери.

– Хочу. – Ответил Шут с другой стороны. – Но я не хочу, чтобы их увидела ты. Это… не для слабонервных.

– Ну, Мориус же видел… и ничего!

– Я полагаю, что в своей жизни он видел нечто и похуже, – усмехнулся Шут.

– Я не испугаюсь, обещаю! – Не унималась Ева. – Да я даже не замечу! – Чуть помедлив, она наклонилась к замочной скважине и тихо добавила, – для меня ты всегда будешь красивым, Килан.