Инсайт

Шут попытался возмутиться, но Мориус был непреклонен.

– Решение доктора не обсуждается, – отрезал он, – я отнесу инструменты вниз, поставлю кипятиться.

Ева и Шут остались одни.

Она присела рядом и робко дотронулась до его загорелого предплечья, чуть выше бинтов. Шут закрыл глаза, но не отстранился. Казалось, он был рад обществу девушки.

– Очень больно? – спросила она, не зная, как начать разговор.

– Уже нет, – мягко ответил он, пытаясь улыбнуться, – лечение Мориуса помогает. Не волнуйся, на мне всё заживает, как на дворняге. Я ведь и есть дворняга.

– Я волнуюсь, Килан. Волнуюсь, потому что… потому что…

Вот-вот признается! Нельзя, чтобы она сказала ему нечто настолько важное. Не сейчас. И не ему. Он не имеет право на взаимность.

– Потому, – поспешил прервать её Шут, – что ты – мой друг. Я знаю.

Ева смутилась. Она хотела сказать совсем не это. Хотела сказать, что любит его! Она уже почти набралась храбрости сделать это, но он вновь строит между ними стену. Конечно, он ведь считает её только другом.

– Да… – разочарованно вздохнула Ева и, отвернувшись, одёрнула руку.

Шут внимательно поглядел на неё одним глазом. Голова его была обмотана бинтами, удерживающими повязку на верхней правой части его лица. Светло-рыжие волосы выбивались из-под бинтов тонкой золотистой проволокой. Второй глаз с обожжённым веком, скрывался под повязкой.

Шут чувствовал себя счастливым от того, что Ева сидит с ним рядом. Она не погибла, она жива и сейчас с ним. Никакая боль не может затмить радость от её присутствия рядом с ним. Обычно он не позволял себе даже мечтать о ней, но сейчас ему хотелось, чтобы она вновь дотронулась до его руки.

Ева прервала думы Шута вопросом:

– Кто из вас троих читал книгу?

– Сомбер. Это он спас тебя.

Сомбер? Разве он способен на такое? Нет, несомненно, он добрый и отзывчивый, но обладает ли он такой храбростью и отвагой, ведь Ева считала, что героем на самом деле был Шут! Или же ей хотелось так думать? В душу закралось сомнение.

– Если это был он, то пусть подтвердит!

Шут закрыл глаза на несколько секунд, мысленно беседуя с братом. Тот не хотел лгать. Но аргументы Килана оказались достаточно убедительными. Сомбер открыл глаза и посмотрел на девушку печальным взором.

– Не мог же я позволить духу вновь занять твоё тело, – ответил певец, – иначе твоя смерть оказалась бы напрасной.

– О, Сомбер! – воскликнула Ева, обнимая друга, – Спасибо!

Но музыкант уже сменился Шутом, чтобы не отнимать у брата драгоценную возможность обнять возлюбленную, а заодно получить, заслуженную её спасением, благодарность. Килан затаил дыхание и вцепился в девушку так, словно это было последнее объятие в его жизни. При других обстоятельствах он бы вряд ли смог держать себя в руках, но ожоги удерживали его от дополнительных движений. Весьма удачное обстоятельство в его ситуации. Он не мог её даже по спине дружески похлопать, что уж там говорить о большем.

– Мне так жаль! – Всхлипнула Ева. – Эти ожоги! Мориус говорит, что останутся следы…

– Это меня не пугает, – ответил Сомбер, вернувшись к управлению телом, – лишь бы ты моего лица не испугалась. Главное, что у нас всё получилось.

– А твои руки… как же ты теперь будешь играть на лютне?

– О, Боги! – в шутку ужаснулся Сомбер. – Теперь придётся нарабатывать на пальцах новые мозоли!

В комнату спиной вперёд и с подносом в руках протиснулся Стром. По-медвежьи он развернулся и тут же застыл на месте.

– Я, кажется не вовремя, – испуганно крякнул он, увидев плачущую Еву в неуклюжих объятиях Цербера.

– Нет, всё в порядке, – ответил Сомбер, – входи.

Стром осторожно поставил поднос на тумбу.

– Вот, что нашёл. Мо говорит, вам нужны силы для восстановления.

Еды было на двоих. Ева так же, как и Цербер, нуждалась в поддержании сил.

Есть не хотелось, но через несколько минут пришёл Мориус и заставил соблюдать дисциплину. Голос его вновь обрёл сталь. Такому доктору перечить было трудно.

– Как в лазарете. – Пошутила Ева.

– Хуже, – улыбнулся Мориус, – там один врач на десяток раненых, а здесь я один на вас двоих. Практически персональный доктор. Это даёт мне возможность пристально наблюдать за вашим состоянием и принимать соответствующие своевременные меры. Например, насильно кормить!

– Да уж, это так бесчеловечно! – Хихикнул капитан, разжигая камин. – Ты просто надзиратель какой-то.

– Кстати, – подал голос Шут, – почему тебя называют посланником смерти? Ведь ты вытаскиваешь людей буквально с того света. Почему тебя боятся, Мориус?

Шут хотел было задать ещё какой-то вопрос, но Ева сунула ему в рот кусок пирога с мясом, и Шут замолк.

– Тебя ещё и так называют? – поинтересовалась Ева.

– У меня много подобных прозвищ, – кивнул Мориус, – возможно, это из-за того, что я прихожу только к безнадёжным больным. К тем, от которых уже все отказались. Их редко удаётся вылечить и люди стали бояться и болтать разное, считая, что я прихожу за их душами. Слухи всегда рождаются из-за страха.

– Кстати, о душах, – вспомнила Ева, – что с Дарием?

– Щит сработал и он ушёл. – Коротко ответил Лорд. – Ко всему прочему, пока ты спала, Шут рассказал нам кое-что о Некроманте. Помнишь, ты спрашивала?

– Помню, конечно. А что рассказал Шут?

– Некромант умер несколько лет назад. Поэтому, – лорд опустил руку в карман чёрных брюк, вынув оттуда кольцо с изумрудом на длинном чёрном шнурке, – я решил, что мне оно больше не нужно. И хочу, чтобы ты взяла его себе.

– Почему его?

– Изумруд нужен для проведения обряда экзорцизма. Но раз Некроманта больше нет, то и одержимых больше не будет. Кольцо напоминает мне о том, о чём мне хотелось помнить раньше, но я и так не забуду. Лишний раз думать о прошлом я не хочу. А тебе оно будет напоминать о дне, когда ты родилась заново. Возьми. Пусть будет твоим оберегом и впредь.

С этими словами Мориус надел шнурок с кольцом девушке на шею. Камень красиво поблёскивал в рассветных лучах.

Так вот, что это светилось, когда она очнулась!

– Камень светился, я помню.

– Ты что-то видела? – Поинтересовался Мориус.

– Да, свечение. Сильное зелёное свечение. Разве вы его не видели? – удивилась Ева.

Мориус отрицательно помотал головой. Стром сделал то же самое. Ева вопросительно посмотрела на Шута. Тот пожал плечами.

– А меня там не было.

Капитан неодобрительно поджал губы, пристально глядя на Шута. Тот, не обращая ни малейшего внимания на осуждающий взгляд друга, спокойно откусил от пирога, поднесенного к его лицу Евой. Шут был всем доволен. Сбылась та маленькая мечта, о которой он грезил несколько часов назад: они все вместе болтают о чём-то, Ева рядом с ним, жива и здорова, ещё и кормит с рук. О большем он и думать не смел. Беспокоила боль от ран, но Шут отважно терпел её, считая это платой за жизнь девушки.

Спустя несколько дней Ева совсем поправилась, кашель прошёл, а помятые рёбра перестали болеть. Ей очень повезло, что Мориус не сломал их тогда. Позже он и сам удивлялся этому: «Ты крепче, чем кажешься» – отмечал он.

Примерно раз в 3 дня они ездили в дом Евы, чтобы проверить, как идёт реставрация (Мориус уже нанял рабочих). Нондиверы подрастали, а Ева всё ещё до конца не понимала, какой от них толк. Было ли на самом деле то проклятие, о котором говорила ведьма? Может, Ева напрасно пила отвар из белых растений столько лет? Мориус, будучи лекарем, заинтересовался цветами и даже взял несколько стеблей для исследования, однако, ничего необычного в них не нашёл. Ева объяснила это тем, что цветы набирают мощь зимой, после цветения.

На дворе стояла осень.

Ева собрала в саду шиповник. Хорошо было заваривать его ягоды прохладными вечерами. Пока из дома выносили испорченную мебель и вещи, Ева поднялась в свою спальню и достала из комода револьвер, подаренный Шутом. Подарок был дорог сердцу и к тому же полезен, оставлять его в доме Ева не хотела. Было бы неплохо потренироваться стрелять более метко. Если Шут согласится, она могла бы делать это под его руководством, пока он не поправится. Револьвер и умение им пользоваться могут пригодиться в дороге. Девушка всерьёз размышляла о том, чтобы отправиться в путешествие с друзьями. Заодно она могла бы навестить родителей.