Инсайт

Доктор обработал ожоги целебной мазью и перевязал бинтами, после чего напоил Шута обезболивающим отваром и, в дополнение, вколол ему небольшую дозу снотворного, чтобы больной погрузился в сон. Заснуть при ожоговых болях трудно, а пострадавшему необходим отдых.

Перевязав обожжённого Шута, Мориус проведал Еву, чтобы удостовериться, что она в порядке. Она ещё спала. Оставив девушку на попечение капитана, лорд позволил себе отдохнуть.

Он устало вошёл в свою спальню. Она была такой же скромной, как и все комнаты в доме, кроме спальни Евы. Простые льняные занавески слегка прикрывали окно. Кровать, письменный стол, тумба и небольшой шкаф скромно заполняли пустоту. Другой мебели в комнате не было. Не было даже очага, словно хозяину он там был не нужен. Похоже, что в спальню доктор уходил только на ночь, а остальное время проводил в библиотеке и кабинете, или же у пациентов, к которым его иногда вызывали.

Мориус присел на кровать и потёр переносицу пальцами. Даже наедине с самим собой он казался практически неподвижным, а его лицо почти всегда выражало лишь одно состояние: глубокую печаль. Даже его редкая улыбка не могла скрыть печального взгляда. Этот человек словно с детства был приучен сдерживать свои эмоции, из-за чего казался каким-то неживым. За это он получил дурную славу и много жутковатых прозвищ: маска, мор несущий, мертвец, вампир. Однако в глубине души он обладал куда более богатым спектром эмоций. Мориус никогда не был равнодушным. А теперь особенно.

Он чувствовал себя опустошённым. Такое бывало и раньше: иногда одержимые пациенты умирали у него на руках, но сегодня… этим утром он чуть не потерял друга. Подобное чувство Мориус уже испытывал однажды и надеялся, что этого никогда с ним не повторится. Врач становится беззащитным перед лицом смерти, когда его пациент – близкий человек. Если вдруг ситуация выходит из-под контроля, доктор теряет самообладание, становясь безоружным в борьбе с беспощадной безносой старухой.

Пребывая в мрачных размышлениях, лорд разделся и забрался под одеяло. Приятно было, наконец, вытянуть ноги и расслабиться. Вскоре усталость взяла верх над разумом, Мориус повернулся на бок и крепко заснул.

Ева открыла глаза. Голова казалась такой тяжёлой, что девушка еле оторвала её от подушки. На столе стоял подсвечник с зажжёнными свечами. Кто-то растопил камин и тот уютно потрескивал в тишине. У окна, сидя на стуле, словно часовой дремал Стром. Услышав шорох, он тут же проснулся. Увидев, что Ева сидит на кровати, он подскочил и обнял девушку так крепко, что она ойкнула.

– Рёбра болят, – сдавленно прошептала она.

Капитан ослабил хватку.

– Прости! – Улыбнулся он. – Больно – значит живая!

Да, Дарий тоже так говорил. Ева попыталась вспомнить события последних суток.

– Мне снились ужасные сны, – сказала она, – будто я умираю. Но у меня стойкое ощущение, словно это были не сны.

– Так и есть. – В проёме возник Мориус. Он услышал голоса и вышел из своей спальни. – Это не было сном. Дарий никуда не пропал: он занял твоё тело и управлял им по своему усмотрению. Мы провели обряд изгнания духа, чтобы ты могла быть собой.

– И… чуть тебя не потеряли. – Стром сжал рукой хрупкое плечо девушки.

Ева непонимающе хлопала глазами, и друзья рассказали ей обо всём. О том, что творил полтергейст и как они решили провести ритуал.

– А где Килан? – Заволновалась Ева. – Почему его нет?

Мужчины переглянулись. Шут не хочет, чтобы Ева узнала о том, что он сделал для неё. Не хочет, чтобы ей стало известно о его истинных чувствах к ней.

– Он читал защитное заклинание – молитву, чтобы создать барьер для полтергейста. Но пострадал при этом. Не волнуйся, – Мориус положил руку на плечо подскочившей девушке, – он жив, но сейчас спит.

– Что с ним? Я хочу знать!

– Он в своей спальне, – ответил лорд, – ты сможешь навестить его, когда он проснётся.

– Навестить? Навещают больных… он что, так сильно болен? – Ева не могла скрывать свои чувства к рыжеволосому, и лорд понял, что ждать она не станет. Девушка решительно встала и ринулась к выходу. – Я хочу его видеть!

Мужчинам ничего не оставалось, как сопроводить Еву к спальне Килана.

Увидев Шута в бинтах, девушка не смогла сдержать слёз.

– Как это случилось?

– Когда ты… – Стром запнулся, – умерла, Дарий проявил себя во всю свою мощь.

– Похоже, что он догадался, что не может вернуться в твоё тело из-за текста в книге и решил сжечь её, – продолжил Мориус.

– Она горела, но Цербер продолжал читать.

Ева подняла заплаканное лицо на капитана.

– Кто из братьев читал книгу? Кому из них я обязана своим спасением?

Стром хотел бы сказать, что героем был Шут, но Мориус предупредил его о желании Килана сохранить его подвиг в тайне.

– И почему он не бросил книгу, как только она загорелась? – настаивала Ева.

– Обо всём этом он расскажет тебе сам. – Коротко изрёк моряк.

Ева хотела взять Цербера за руку, но обе они были забинтованы, и девушка, боясь причинить другу боль, просто села как можно ближе, склонившись над пострадавшим. Он зашевелился и приоткрыл свободный от повязки, глаз.

– Он просыпается!

– Как себя чувствуешь? – Спросил Мориус, пододвинув стул к постели больного.

– Как бифштекс. – Отозвался Шут.

– Шутит… – грустно улыбнулся Стром, – хороший знак.

– Я проверю повязки, – Мориус вооружился ножницами, – посмотрим, нет ли нагноения.

– Пусть все выйдут, – тихо сказал Шут, закрыв глаза, – я не хочу, чтобы меня видели таким.

Ева сглотнула. Комок подступил к горлу, глаза снова защипало. Шут даже ни разу не взглянул на неё. Почему? Наверное, потому что ему очень больно. И он вынужден это терпеть. Из-за неё.

Ева вышла из спальни в холл и отвернулась к окну. Ночь была тёмной. Ели тонули в туманном мареве, торчали лишь верхушки. Вдалеке шумела река.

– Он, наверное, никогда не простит меня, – подумала вслух Ева.

– За что? – Удивился Стром, становясь рядом.

– Он взял с меня обещание – не обсуждать с призраком содержимое конверта. Но я нарушила его. Если бы я послушала Килана, вам не пришлось бы спасать меня и братья не получили бы эти ужасные ожоги. – Ева покачала головой. – Ничего бы этого не случилось. У него останутся шрамы, Стром?

– Мо говорит, что да. – Капитан закурил трубку и обнял девушку за плечи. – Ева, ты не виновата в этом. Виноват полтергейст, ведь это он воспользовался твоим доверием. А мы всего лишь делали то, что сделал бы любой друг на нашем месте. Послушай, – Стром наклонился, чтобы заглянуть девушке в глаза, – Я уверен, что шрамы волнуют Шута меньше всего. А боль… она не вечна. Он силён духом. До недавнего времени я даже не представлял, насколько он силён. Мо хороший врач и раны Шута вскоре затянутся.

– Тогда почему он не смотрит на меня? Почему хотел, чтобы мы ушли? Чтобы я ушла?

– Я думаю, он не хочет тебя пугать. Не хочет, чтобы ты видела его слабым.

– Но я не считаю его слабым!

– Никто не считает его слабым, кроме него самого в данный момент. Но позволь ему иметь возможность выглядеть в твоих глазах так, как он хочет. А сейчас он не хочет, чтобы ты видела его в таком состоянии.

Ева промолчала. Какое-то время они вместе наблюдали за тем, как туман движется меж деревьев, расщепляясь на клочья и соединяясь вновь.

– Кто из них читал текст? – Вновь спросила Ева. – Я хочу знать.

– Я не знаю. – Соврал Стром. – В той суматохе было не разобрать.

Мориус выглянул в холл.

– Можете вернуться. – Крикнул он.

Шут сидел на постели с новыми повязками. Нагноения не было, раны неплохо заживали.

– Еду привезут утром, – сказал Мориус, убирая мазь на тумбу, – но ты должен поесть уже сейчас. Стром, у нас осталось что-нибудь со вчерашнего дня?

– Мы вчера и не ели совсем… Пойду посмотрю.

– Хорошо, – кивнул Мориус и повернулся к Еве, – а ты его покормишь. Руки у него замотаны, назначаю тебя его кормилицей.