Мечта для мага

В тот день, когда мне пришла идея о переодевании в парня, отец договорился арендовать кузню при постоялом дворе, где мы остановились.

Любой знает, что хозяйки ревниво относятся к своим чугунам и сковородкам, так и кузнецы - к своим инструментам, горну и наковальне. И пустить в своё царство огня и металла чужого у них считается если не святотатством, то крамолой - точно!

Но отцу удалось невозможное - он договорился.

И вечером нас со Степаном пустили в кузню. Пустили за немалые, надо сказать, деньги. Мы до глубокой ночи возились с нашей новой конструкцией, собирая её едва ли не из вилок, купленных у того же владельца постоялого двора, да из обрезков металла. Их за отдельную плату нам предложил кузнец.

Он, кстати, не ушёл из своих владений, и во все глаза смотрел на меня, подвязанную кожаным фартуком, в огромных рукавицах, орудующую молотком у наковальни.

5. Лиззи Ларчинская

Для первого случая - похода к гранд-мэтру - пользы в этом несуразном металлическом нагромождении было много. Оно превратило меня из юной тоненькой девушки в низкорослого плечистого парня. Это потом уже оказалось, что оно плохо непродумано.

Во-первых, парень из меня получался неуклюжий: слишком крупная грудная клетка, ноги - тонкие и короткие. Гном не гном, но персонаж однозначно комический. А это тоже не добавляло мне симпатии однокурсников.

Во-вторых, мы со Степаном в спешке ошиблись не только с пропорциями. Мы не учли веса моего громоздкого спасения. А весило оно изрядно...

Вечерами, когда Степан закрывал на ночь дверь, подпирал своей лавкой (на всякий случай), я могла снять с себя мужскую одежду и «плечи». И вот тогда сил удержаться от мучительного стона, разминая мышцы и крутя головой, не было.

Как же я уставала! Как же была натёрта кожа!

В какой-то момент, когда мои знания в алхимии оказались достаточными, а стенания сердобольного Степана о тяжкой доле переодетых девчонок надоели, я поразмыслила, похимичила и конструкцию доработала.

Первой мыслью было магией уменьшить вес. Но во-первых, магии у меня не было, а тратить накопители было жалко, а во-вторых, мало ли у кого и какие могут возникнуть вопросы, если от меня будет постоянно фонить?

Пришлось попотеть над котелком и горелкой. Но результат оправдал мои ожидания -пенный упругий материал смягчил части, раньше впивавшиеся в тело и немилосердно натиравшие. Заодно все сочленения, которые могли звякнуть, теперь тоже были залиты пеной и не требовали маскировки.

Да, было неудобно маскировать тихое позвякивание. Из-за этого приходилось всё время носить гайки в карманах. Иногда я вынимала их, высыпала на стол и с задумчивым видом перебирала. Выглядело это, вероятно, странно. Но все прочие мои странности с лихвой перекрывали эти гайки и тихий звон, который я издавала, и на это никто уже не обращал внимания.

И всё это было преодолимо: неприязнь одногодок можно пережить, конструкцию на плечах - улучшить, звяканье - замаскировать. Труднее было с привычками Степана. Они легко могли выдать меня с головой.

Он, сколько я себя помню, называл меня «хозяйка». И я к этому привыкла, и он сам. И это казалось обычным и нормальным. Там, дома, где я была барышней, девицей и в самом деле хозяйкой.

В первый же день нашего со Степаном пребывания в Мастерских, когда мы как раз заселялись в общежитие и разбирали вещи, это его «хозяйка», брошенное между делом, как обычно, резануло слух. Я похолодела и резко обернулась. Посреди комнаты стояли короба, сундуки и чемоданы, и обе двери - в переднюю и саму комнату - были распахнуты настежь.

Степан ничего не понял. А я прокралась к выходу. Сердце колотилось, ладони вспотели. Нет ли кого поблизости, не услышал ли кто, не раскрыл ли мою тайну?

Выглянула. Коридор был пуст и тих, затаившихся злопыхателей не наблюдалось. От сердца отлегло.

- Степан, ты понимаешь, так нельзя, - проникновенно проговорила я, прикрывая дверь и поворачиваясь к нему. - Посмотри на меня. Я же не барышня нынче, я мужчина. Называй ну хоть хозяин, хоть господин. Да как угодно! Главное, чтобы было не понятно, что я девица!

Степан кивнул, мол, понял, согласен, будет сделано. Но ровно на второй минуте выдал своё «хозяйка»: куда поставить это, хозяйка? куда положить то, хозяйка? А я раз за разом замирала, холодела и оборачивалась, хоть дверь уже и была закрыта.

- Степан! Последний раз тебя прошу! - едва не со слезами в голосе взмолилась я. - Не называй ты меня так!

Он посмотрел так растеряно и жалобно, что я поняла - не сможет. Слишком уж привык, слишком въелось в него это слово. И хоть проси, хоть умоляй, всё будет попусту.

6. Лиззи Ларчинская

В тот день я до самого вечера запретила ему выходить из комнаты - вдруг где-то опять обронит «хозяйка»? А сама напряжённо размышляла над проблемой. Новое, непривычное место не то, чтобы тревожило... но к размышлениям не располагало.

Потом ещё полночи вертелась на непривычной узкой и жёсткой кровати, прислушиваясь к всхрапыванию Степана за тонкой стенкой, в передней. Решение было где-то недалеко, но, как всегда, ждало того мгновенья, когда сознание хоть слегка погрузится в сон.

Мне привиделся Степан, который открывал рот, чтобы сказать своё «хозяйка», к чему-то прислушивался и рот закрывал. Точно! Магический свисток! Я даже подпрыгнула на тощем тюфячке, вскочила и стала рыться в сундуке с учебными принадлежностями. Где там мой алхимический котелок?

Я сварила зелье памяти - оно было простенькое, мало-мальски образованный человек мог такое сделать. Добавила заклинание свистка, настроив его на слово «хозяйка». Пришлось, правда, потратить один заряженный амулет, но это ничего, для пользы всё-таки.

Останется только утром напоить Степана, и дело готово.

Я улеглась, облегчённо вздохнула и наконец уснула: не всё так плохо, как казалось ещё пару часов назад. Моё новое изобретение должно было отучить моего денщика от ненужного слова. Принцип был прост: на первых звуках свисток издаст сигнал, слышимый только Степану, и тот просто не станет говорить.

Утром я протянуда ему склянку, и уговаривать кузнеца не пришлось, выпил, вытер губы рукавом и взялся за работу. Даже немного похолодела спина - до чего же он мне доверял! Ни единого вопроса не задал, не понюхал, не скривился. Выпил, и всё.

А едва мы вышли из комнаты, я благословила небеса за то, что вечером не могла уснуть. Степан в коридоре, полном студентов, спешивших кто умыться, кто воспользоваться общими удобствами, а кто и на занятия, брякнул своё привычное «Хозяйка!».

И свисток, видимо, сработал.

Потому что мой нянька выговорил только «хозяй», удивлённо округлил глаза и замолк. Обернулся и глянул на меня. Я удивилась не меньше - какое «хозяй»? Откуда? Не так всё должно было быть!

Задумчиво глядя на Степана, я быстро перебрала в голове состав зелья, заклинание и магическую составляющую. С сожалением вздохнула - изменить ничего нельзя. Значит, будет так как есть. Увы.

Степан попробовал ещё раз:

- Хозяй!..

- Степан, это то зелье, что я дала тебе утром, - прошептала, кладя руку ему на плечо и увлекая на лестницу. - Ты помнишь про слово, что ну... не надо говорить? - и я выразительно округлила глаза.

Кузнец улыбнулся и сокрушённо покачал головой. Он всегда так делал, когда я что-нибудь ломала. И я виновато вздохнула, приподняла брови домиком, прости, мол, меня, Степан!

Он только махнул рукой - чепуха. Это да, действительно, мелочь - всего-то одно слово не говрит. Я ведь и не такое отчебучивала.

Как-то люстру уронила. На двадцать восемь свечей, между прочим. Кованную. Из-под потолка. А потолок у нас в приёмной зале был высотой этажа в два . Да... Паркет пришлось менять полностью. Папенька прятался тогда от меня целую неделю - боялся не сдержаться и отругать.

А Степан ничего, только махнул вот так же рукой и принялся за починку.