Изобретая чудеса

***

Лара не была святой, но она была сострадательной, ей нравилась теория бумеранга: делай добро другим и оно еще не раз к тебе вернется. В то поразительно солнечное октябрьское утро, она проснулась от запаха еды. Запаха еды в этом доме еще не бывало, поэтому Лара пошла проверить, что же стряслось. В первую очередь стряслась пыль со стола в столовой. Откуда-то появилась посуда и скромный завтрак, содержащий горячую кашу.

— Доброе утро! — Вбежала в комнату Аня. — Я вас разбудила? Простите пожалуйста!

— Это откуда? И где Максимка? — Поразилась Лара.

— Мы были в доме одни… — Растерялась гостья. — Прошу простить мое невежество, я не спросила вашего имени.

— Это… Лариса Константиновна, можно Лара… — Она уселась на стул и заметила, прислоненного к стене Максимку. — Ах вот ты где! — Лара не поленилась встать и посадить картину за стол. — Ты садись, завтракай, раз уж накрыла, не стесняйся.

Лара подтянула ногу к груди и умостилась поудобнее. Аня осторожно села на край стула, у нее не было никаких проблем с держание ровной спинки.

— Ну, Аня, рассказывай, как ты в столице очутилась? — Лара отхлебнула молока.

— О, я в семье самая старшая, — начала Аня, — мы из Смоленской губернии, около года назад батюшки не стало, да и до этого дела шли не очень. Маменька собрала мне последнее и отправила в Петербург, меня должна была встретить тетушка, но не встретила. Но я не растерялась, отправилась по ее адресу, но там сказали, что она уехала, вот тогда я растерялась, бродила по городу, и у меня вытащили все деньги, мне было некуда идти и…

— И ты решила влезть в мой дом. — Подытожила Лара.

— Лариса Константиновна, не сочтите за дерзость, но это точно ваш дом? — Она виновато потупила взгляд.

— Чей еще это может быть дом? — Скептично приподняла бровь Лара.

— Мне права очень неловко! — Затараторила Аня.

— Забей. — Прервала Лара.

— Что простите? — Не поняла Аня.

— Не забивай головку, в этом нет твоей вины и обиды на тебя я не затаила, проще говоря — забей. — Улыбнулась Лара. — Неделю назад вернулась из Американских Штатов, давно не была в России. Прабабка оставила мне этот дом, теперь думаю, что с ним делать.

— Так вы бывали за океаном? — Поразилась Аня.

— Было занятно, — подтвердила Лара. — Но суть не в этом, какими навыками обладаешь? — Она внимательно посмотрела на девчонку, которая при свете дня выглядела совсем ребенком.

— Я?

— Могу с уверенностью заявить, что о своих способностях я прекрасно осведомлена. — Съязвила Лара.

— Я немного умею готовить, вести домашнее хозяйство, рукодельничаю, говорю по-французски, обучена танцам… — Начала перечисление Аня.

— Платья шить умеешь? — Перебила Лара.

— Немного да, но никогда не мастерила туалеты для людей.

— Только для кроликов? — Фыркнула Лара.

— Почему для кроликов? Для кукол!

— Отлично! Будем считать, что человек — та же кукла. Грамоте обучена?

— Конечно, пишу на русском и французском…

— Чудненько! Я так понимаю, ты из разорившихся дворян? — Все еще серьезно допрашивала Лара.

— Да, но это не дает вам права потешаться надо мной! — Вскинулась Аня.

— Помилуйте, над кем я насмехаюсь? Мне нужен кто-то вроде тебя, кто-то, кто шарит за все эти бабские штучки и этикет. Потому что, как ты могла заметить, на дворянку я, пока что, едва ли тяну.

Повисла пауза.

— А вы дворянка? — ляпнула Аня.

— Я понять не могу, что за уровень недоверия ко мне? Для человека, у которого стащили все деньги, ты слишком подозрительная.

— Простите, Христа ради! — Окончательно смутилась Аня.

— Тебе лет-то сколько?

— Полных шестнадцать! — Отрапортовала Аня.

— Короче, если тебе идти некуда, предлагаю работу. Предупреждаю сразу, работать будешь тяжело и пока я не поправлю свои дела — бесплатно, но гарантирую еду и крышу, а если все сложится — жениха богатого. Я тебя здесь не держу, поэтому сможешь уйти, если найдешь что-то надежнее или мужика.

— А в чем подвох? — Засомневалась Аня.

— Ну, тебе придется жить со странной женщиной. — Пожала плечами Лара.

— С какой?

— Со мной.

========== Это вы меня позвали ==========

Когда-то кто-то, скорее всего прабабка по папиной линии, сказал Ларе, что иногда нужно меньше слов и больше дела. Наверное по этой причине тем вечером все ее новые знакомцы замерли в ожидании выстрела: Лара целилась в голову Евгению Петровичу. Не очень часто, но бывали моменты в ее жизни, когда Лара, все же, задумывалась над смыслом того, что она делает. Сейчас Лара вообще ни о чем не думала, она выпендривалась.

Началось все утром, когда случилось невероятное и Кондратий Федорович соизволил пригласить ее к себе на чтение стихов. Лара не была уверена в хорошем отношении мужчин к женщинам в XIX веке, но подозревала, что дела обстояли не лучшим образом. К такому выводу она пришла после того, как целый вечер пыталась вспомнить, кого из знаменитых русских писательниц она знает, потом задумалась о том, что и с образованием здесь была какая-то беда: она не была уверена наверняка, но из курса Истории России помнила, что ходить на пары в универ им разрешили где-то в 60-е годы XIX века. Запомнила она это лишь потому, что позавидовала их прежнему положению — ей на пары ходить нужно было обязательно.

Можно было много говорить про положение женщины, но Лара обожала лекции по литературе и точно знала, что образ Татьяны Лариной являлся типичным для женщин того времени: возвышенная, печальная и падающая в обмороки. Из этого списка Лара умела только падать в обмороки. Итак, все началось с Ани:

— Лариса Константиновна, — нерешительно обратилась та.

Лариса Константиновна что-то пробубнила, но предпочла не просыпаться.

— Лариса Константиновна, — обратилась Аня уже громче, — принесли письмо вашему брату, просили срочно передать.

— Какому брату? — Удивилась Лара и даже проснулась. Разумеется она имела брата, но явно не в этом столетии, и явно не родного. Да и вообще, парень тот был неприятным и получить его письмо в утро девятнадцатого столетия было не только странно, но и не желательно.

Она приоткрыла глаза, сквозь плотные шторы пробивался утренний свет. Нельзя сказать наверняка утро это или день. На Петербург опустился ноябрь, холодный и промозглый, период, когда ждешь включения центрального отопления. Ларе захотелось в свою родную ванну с теплым полом, на котором так приятно лежать в обнимку с котом, когда нельзя сказать наверняка, утро это или день.

— Максиму Константиновичу… — Неуверенно протянула Аня. — Но я думаю, что у них недостоверный адрес, Максим Константинович же здесь не появляются…

— Максима Константиновича не существует. — Зевнула Лара: — одно лишь имя.

Аня ахнула и прикрыла лицо руками:

— Лариса Константиновна, простите великодушно! Я и не думала… Горе-то какое… А ваша картина… Это все, что от него осталось… А я все гадала, почему вы часами смотрите на нее… Примите мои соболезнования! — Тараторила Аня, Лара, тем временем, выхватила письмо и быстро вскрыла. Почерку у Рылеева был красивый, но тяжело читаемый.

— Максимка — это просто картина, мне нравится проговаривать мысли вслух и не люблю, когда мне отвечают на вопросы, ответы к которым я знаю и сама. Я никого не теряла, просто я очень странная. — Протянула Лара, пытаясь осмыслить суть написанного.

— Но кто же тогда Максим Константинович? — Растерялась Аня.

— Автор прогрессивных стихов, которые, судя по всему, будут опубликованы в одном альманахе с Пушкиным. — Лара усмехнулась.

— Вы что, мужчина? — Снова ахнула Аня.

— Ты в своем уме? — Лара подняла взгляд на девушку. — Я писатель! Ты же сама мои работы начисто пишешь.

Лара тяжело вздохнула: она не любила плохо думать о женском поле, ненавидела гендерные стереотипы, но единственное, как она могла охарактеризовать Аню — блондинка. Впрочем, не мозги она ценила в девчонке. Журналистикой Лара занималась уже месяц и успела опубликовать один забавный фельетон про цены в Петербурге, где за 2500 можно было жить в отличной квартире рядом с Зимним дворцом целый год, но у портного девушка оставляла четыреста рублей. Работа вышла такой злободневной, что никто даже не заподозрил в Ларе автора. За текст ей заплатили десять рублей и попросили осведомиться, нет ли других работ у Максима Константиновича. Теперь за авторством Лариной картины числился рассказ, статья и два фельетона, к тому же, Рылеев, наконец, ответил, что возьмет не всю ее работу, но два стиха в альманах.