Страница 5 из 13
— Ну а совесть? А свобода творчества? Была одна команда, рисовали БАМ и Магнитку. Теперь помойки рисовать? — заинтересовавшись мыслями девушки, спросил Максим.
— Без денег свободы не бывает. А благодарности от нищих не дождешься. Поэтому надо уметь видеть вперед и понимать тенденции. Сейчас явная задача – чем больше грязи, тем больше денег, — она потушила сигарету и встала. — И не надо бояться. Вышлют за границу, так там будешь нарасхват, — засмеялась Лена. Потом нагнулась, поцеловала его дежурным поцелуем и довольная собой, не стесняясь наготы, ушла в ванную.
— Всю жизнь мечтала в Париж попасть! — крикнула она оттуда. — Смотрел «Высокий блондин в черном ботинке»?.. Ведь живут всякие придурки в раю и не осознают, — добавила она и закрыла дверь.
Глава 7
Когда Лена скрылась в ванной, Максим вспомнил про Мишу. Он увидел на столе телефон, набрал его номер и они договорились встретиться через полчаса у дома, где жил Герман.
— Спасибо, что приехал, — приветствовал его Миша у знакомого подъезда, даже не намекнув на то, что Максим так сильно задержался.
— Прости, что я так долго, — извинился Максим, — по дороге дела появились...
Они поднялись на пятый этаж и нажали на нужный звонок. Где‑то за дверью в глубине квартиры прозвучала бодрая мелодия, потом наступила тишина, и не слышно было никаких звуков.
— Я же ей только что перезвонил и предупредил, что мы сейчас подъедем.
Михаил занервничал и нажал на кнопку звонка еще раз. Ничего не изменилось. Дребезжащая трель и потом снова тишина. Тогда он нажал на соседний звонок и через некоторое мгновение они услышали шаркающие шаги и входная дверь открылась. За ней стояла старушка в байковом халате и вопросительно разглядывала гостей.
— Здравствуйте. Извините, пожалуйста. Мы друзья Германа, — начал объяснять Михаил, — договорились встретиться со Снежаной, а она не открывает.
— И ты, внучек, решил, что раз ее нет, то и я подойду? — с иронией спросила бабушка.
Максим сразу обратил внимание на ее взгляд. Несмотря на то, что бабушке‑соседке было не меньше восьмидесяти лет, и она пыталась изобразить доброжелательную улыбку, в ее взгляде из‑под седых густых бровей была хорошо заметна пугающая суровость и даже жестокость.
— Мы просто думали, что, может быть, она не слышит... — продолжал оправдываться Миша.
Вдруг взгляд у старушки неожиданно изменился, и в ее блеклых, когда‑то голубых глазах проскользнули веселые искорки.
— Да ты так трезвонишь, что не дай бог архангелы услышат и за мной пошлют кого‑нибудь, — голос у соседки уже смягчился. — Скажут: засиделась бабка – пора забирать ее оттуда... Да ты проходи, внучек. Сам посмотри, дома твоя мадам или нет.
Миша с Максимом прошли по длинному коридору коммунальной квартиры к двери в комнату, в которой совсем недавно они были в гостях и в которой несколько дней назад лежал на полу труп Германа. Постучали в дверь, но никто не откликнулся.
— Проходите на кухню, — гостеприимно предложила пожилая соседка, так и стоявшая у двери, — подождете, может она сейчас и придет, а я вас чаем напою.
Михаил вопросительно посмотрел на Максима.
— Может в магазин вышла? — предположил он растерянно. — У тебя еще есть время?
— Раз приехали, надо подождать.
Соседка-старушка провела их на большую кухню коммунальной квартиры.
— Да вы не робейте, — успокаивала их бабуля, зажигая газ под темно‑зеленым эмалированным чайником. — Мне все равно делать нечего. Когда еще ко мне такие гости пожалуют? На этом свете точно уж не дождусь.
— А вы давно здесь живете? — вежливо поинтересовался Миша.
Бабушка повернулась от плиты и в ее глазах опять промелькнула какая‑то пронизывающая холодком непримиримость.
— Да как родилась в одна тысяча девятисотом, так и живу... Когда царя батюшку скинули, я уже в Елизаветинской гимназии училась. Здесь недалеко, в Казенном переулке... Какой демон его теперь Гайдаровским обозвал?.. На всех Гайдаров переулков не наберешь, — бабушка говорила медленно, делая паузы, чтобы передохнуть. — Только один большой перерыв у меня был...
— Уезжали куда-то?
— Уезжала, внучек, — тяжело вздохнула хозяйка и открыла маленький шкафчик с посудой. — Вот такой же чернявенький красавчик как в двадцать восьмом году меня отсюда под Воркуту отправил, так только в пятьдесят восьмом вернулась, — она поставила на стол две красивые чашки с блюдцами, и устало положила на него ладони. — Сначала я на втором этаже жила с родителями. И квартира у нас своя была. С отдельным входом.
— За что же вас так? Если не секрет, — взволнованно спросил Миша.
— За квартиру, внучек... За что еще?
— Как так?
— Да как... Приглянулась наша квартира следователю. Вот он нас всех по лагерям и определил. Я выжила. А папа мой, профессор, и мама там навсегда остались. На кладбище в вечной мерзлоте.
— А что с этим следователем дальше было? — заинтересованно спросил Максим. — Занял он квартиру?
— Может сначала и занял, не зря же он мне пальцы ломал, — кивнула бабушка. — Только через семь лет я его в Воркуте встретила, когда санитаркой в лагерном изоляторе работала. Он мне как родной матери обрадовался. А я ведь тогда мечтала выжить, только чтобы вернуться и убить его, мерзавца. А как увидела... весь трясется... поняла, что не жилец. Там с одного взгляда видно было, кто выживет, а кто нет. Но выходила я его.
— А потом? После лагеря вы его не встречали?
— Как не встречала? Нас в одном году реабилитировали. И меня и его одним указом. Он сейчас в соседней комнате живет. Больной совсем. Не выходит. Ношу ему покушать и кормлю с ложечки.
К чаю бабушка открыла сверхдифицитную коробку шоколадных конфет «Золотая нива». Они посидели еще почти час, расспрашивая хозяйку о ее жизни. Но Снежана так и не появилась.
Когда они уходили, гостеприимная старушка остановила Максима и, обращаясь почему‑то именно к нему, сказала:
— Приходил к нему, к художнику вашему, кто‑то ночью. Дверь своим ключом открыл. Почти сразу и ушел, — она говорила, глядя снизу вверх Максиму в глаза. — Тому милиционеру, что приходил, я говорить не стала, но он и не спрашивал. Но ты ведь тоже... — бабушка понимающе улыбнулась. — Тридцать лет лагерей, внучек... Тридцать лет. Вся жизнь... Шапочка у него дурацкая... Я уж в окно потом посмотрела... С белым помпоном.
Глава 8
— Я что-то не понял, про какую шапку она говорила? — спросил Миша, когда они шли по бульвару вдоль пруда к метро.
— Помнишь, к нам в пивной подходил какой‑то парень, которому ты чем‑то не понравился? — напомнил Максим, остановившись, чтобы достать зонт из сумки.
— Ну да.
— А шапочку его спортивную помнишь? Такая синяя с полоской... с помпоном наверху... Вот про такую, наверное. У него, кстати, тоже помпончик был белый, — вспомнил Максим.
Две симпатичные девушки, проходившие рядом с ними, тоже пытались раскрыть зонт, но он упорно их не слушался. Наконец, защемив палец, одна из них не выдержала и попросила:
— Молодые люди, не поможете? Это не зонт, а конструктор «сделай сам».
Михаил немедленно пришел на помощь. После нескольких попыток у него получилось. Счастливый, как юноша на первом свидании, держа зонт, как букет цветов, он протянул его девушкам. Но в этот момент резкий порыв ветра вырвал его из Мишиных рук, и через мгновение зонт плыл по водной глади пруда. Он бросился его догонять, но поскользнувшись на крутом берегу, сам оказался по колено в воде.
Девушки сначала простодушно засмеялись, но быстро опомнились и сделали вид, что переживают за здоровье незадачливого помощника и за зонт, плывущий к соседнему берегу.
Максим тут же обошел пруд, ловко поймал приплывший зонтик и вернул его девушкам. А Миша уселся на скамейку, снял ботинки и стал выжимать свои носки. О том, чтобы идти смотреть картины, не было и речи. Ему нужно было идти домой.
— Как же стыдно, — пробормотал он, когда девушки ушли. — Я теперь месяц буду вспоминать этот позор.