Страница 4 из 13
Пока он шел от станции к ее дому, запоздалое бабье лето закончилось. Солнце спряталось. Поднявшийся холодный ветер принес мелкий косой дождь. Зонта не было и оставалось только ускорить шаг.
В подъезде от дождя пряталась компания ребят, которые слушали что‑то рок‑н‑рольно дребезжащее из кассетного магнитофона.
— Дяденька, сигареткой не угостите? — спросила веселая глазастая вертихвостка лет семнадцати.
— Не курю, и тебе не советую, — ответил Максим и хотел пройти мимо, но потом остановился на ступеньках, оглянулся и спросил: — Уже дяденька?
— Не уже, а пока еще, — насмешливо ответила девушка. — Но время летит. Поэтому ничего не откладывайте на завтра.
Максим поднялся выше и позвонил в дверь.
— Привет, — буркнула Даша, открыв дверь, и сразу повернувшись ушла в комнату.
«Если ты сегодня оправдываешься, что не ночевал дома, то завтра просишь разрешение сходить с друзьями на футбол, — подумал Максим. — Но лишать женщину возможности провести это маленькое представление все равно нельзя».
Он прошел за Дашей и, поцеловав в щеку, сразу покаялся:
— В квартире, где я был в гостях, не было телефона, а до телеграфа идти было поздно.
Даша, понимая, что сильно закручивать гайки время еще не пришло, охотно приняла извинения, но и сдаваться так быстро ей не хотелось.
— Голодный? — спросила она. — Садись, я сейчас погрею и принесу.
За ужином Максим рассказал о произошедших событиях. Даша слушала, думая о своем.
— Ты говоришь, этот художник был гений? — наконец спросила она.
— Я не знаю, гений или нет, но таких картин я никогда не видел. И дело не в том, что они необычные. Каждая из них цепляет, заставляет думать...
— Это хорошо, но что он получил взамен? Деньги? Славу? Ничего!
— Ты это к чему?
Даша стояла у окна, по которому текли капли дождя, и думала, что впереди долгая осень, потом холодная зима... От таких перспектив было грустно и хотелось плакать.
— Максим, мы не дети и можем говорить честно. Я понимаю твое желание найти себя, но может быть это просто кризис среднего возраста?
— Что это значит – кризис среднего возраста?
— Ну, это когда человек уже может увидеть, какое будущее его ждет, но это будущее ему не нравится.
— И тогда он хочет его изменить? — улыбнувшись спросил Максим.
— Кто-то хочет изменить, а кто‑то спрятать голову в песок.
— Думаешь, что лучше прятать голову?
— Я не знаю. Все зависит от того, что ты ждешь от этого будущего... Славы? Денег? Покоя и уверенности?.. Но ведь все имеет обратную сторону.
— Какая обратная сторона у славы?
— Завистники. Ты думаешь, что тебя будут окружать молодые поклонницы, а на деле даже друзья в тайне станут тебя ненавидеть. Потому что ты рискнул и у тебя получилось. А они спрятали голову.
— А если я рискну и у меня не получится?
— Тогда вместо зависти будут насмешки и презрение.
— Невеселые перспективы. Так значит нужно выбрать покой?
— Покой? Это не всем дано. Думаю, что в твоем случае это невозможно.
— Ну, а на свободу-то я хотя бы могу рассчитывать? Какая обратная сторона у свободы?
— Может потому, что я женщина, но мне кажется, что все эти люди, на словах выбравшие свободу, всего лишь испугавшиеся жизни ленивые ущербные неудачники, которые нашли себе причину ни за что не отвечать. Какая обратная сторона у свободы? Одиночество. Точнее, невостребованность. В конце концов ты становишься таким свободным, что тебе никто не нужен и ты сам не нужен никому, — Даша подошла к Максиму и села на диван рядом с ним, положив голову ему на плечо.
— Мне кажется, люди так устроены, что им необходимо за кого‑то отвечать, — сказала она тихо.
— И что же мне делать?
— Это решать тебе самому. Но я была обязана сказать то, что я об этом думаю. И еще у тебя есть дочка...
Максим понимал, что Даша права, но убрать из своего будущего все загадки и отказаться от всех ожиданий было страшно.
«Желтый дождь стучит по крышам. По асфальту и по листьям...» Вспомнил он какую‑то старую песню.
Глава 6
Даша уехала на работу рано утром, и Максим завтракал один, вспоминая вчерашний разговор.
«Кризис среднего возраста, кризис пожилого возраста, старческий кризис – все это заложено в человеке. И если ты хотя бы иногда задумываешься над своей жизнью и своим будущим, то эти кризисы неизбежны. Справиться с этим можно только двумя способами: или быть уверенным в том, что ты все делаешь правильно, или водка...» — Максим вздохнул.
Последнее время ее было очень много, а вот уверенности не было совсем. Он хотел подумать о том, что это, наверное, как‑то взаимосвязано, но его отвлек телефон. По частым звонкам он понял, что это междугородний.
— Привет. Это Миша. Не ожидал?
Максим действительно не помнил, чтобы давал ему номер телефона, но спрашивать об этом было неудобно. Он поздоровался, попытавшись скрыть удивление.
— Ты же юрист, — быстро затараторил Михаил. — Мне сейчас Снежана позвонила. Простит с ней встретиться. А мы на ножах. Не можешь пойти со мной? Буду очень признателен.
Максим растерялся. Он прекрасно понимал, что не стоит лезть в чужие разборки, так как ничего хорошего от этого не дождешься. Миша это почувствовал и сразу сделал заманчивое предложение:
— А потом заедем в одно интересное место, где я храню остальные картины Германа и не только его.
— Хорошо, — согласился Максим. — Я позвоню, когда буду подъезжать.
Он быстро собрался и пошел на электричку. Еще спускаясь с пешеходного моста, он увидел Лену в белом коротком пальто. Она была так рада встрече и приветствовала его так эмоционально, что Максим сразу забыл о прошлых неурядицах. Лена рассказала, что снимает квартиру поближе к институту, а приезжала навестить родителей.
Всю дорогу до Москвы она восхищалась его решением изменить жизнь, о котором ей рассказал отец. Это естественно льстило Максиму, особенно после разговора с Дашей.
— Как я тебе завидую! — восторженно говорила она. — Вот так взять и начать все сначала. Новая жизнь. А я каждый день хожу в этот институт. Политэкономия, высшая математика, история КПСС... Зачем мне все это?
Максим обратил внимание, что Лена чуть поправилась. И скорее всего, через несколько лет станет веселой шустрой толстушкой. Но сейчас она еще была очень привлекательна. Когда Лена что‑то улыбаясь рассказывала, на щеках появлялись милые ямочки, пухленькие губки складывались в заманчивую улыбку, а из прищуренных веселых глаз по всему вагону электрички летели сексапильные искорки.
— А ты очень спешишь? — неожиданно спросила она. — Мне в квартире надо шкаф передвинуть. Отцу все некогда. Может заедем на пару минут? Поможешь? А я тебя чаем напою.
Максим согласился, не успев подумать. Через полчаса они были у нее. А через час Максим пришел в себя на широкой кровати рядом с Леной после сумасшедшего секса.
Он не мог понять, как это случилось, а Лена уже опять болтала, как будто бы ничего необычного не произошло.
— Только если решил рисовать, то надо определиться с кем ты, — она закурила длинную тонкую коричневую сигарету, и комната заполнилась табачным дымом, смешанным с ментолом. — Сейчас самое время рискнуть. Я прямо чувствую скорые перемены. Рисовать трудолюбивых рабочих и колхозников уже не модно и за это плохо платят. Нужно больше настоящего реализма. Посмотри вокруг... Востребовано все, что бросает тень на социализм. Значит, кто‑то за это хорошо платит. Если раньше главным героем в искусстве должен быть великий советский народ‑освободитель, то сейчас нужны другие персонажи. А народ надо рисовать таким, как он есть: ленивым, скучным и вечно пьяным...
— За такие вещи по головке не погладят, — ответил Максим, думая совсем о другом.
— Да ладно! — воскликнула Лена. — Во‑первых, кто не рискует, тот не пьет шампанского. А во‑вторых, что тебе сделают? Сейчас в Сибирь не ссылают. Вон, этого писателя... как его... Солженицына. Выслали в наказание за границу. Да у нас полстраны мечтает, чтобы их так наказали. Значит, кто‑то дает знак, что все можно. Надо уметь видеть такие моменты и не прозевать свой шанс.