Страница 13 из 13
— Людям хочется, чтобы в их панельных квартирах, полученных бесплатно от профкома, было так же богато и роскошно, как у разбогатевшего на торговле колониальным товаром из Индии купца из Замоскворечья, — усмехнулся Максим.
Официант на маленьком подносе принес две наполненные напитками рюмки. Они не мешкая выпили и сразу заказали еще.
— Я давно хотел тебе сказать, — замялся Михаил. — Вряд ли тебе это будет приятно... – он в нерешительности мешал ложечкой принесенные официантом сливки. — Ты мне очень помог, а я не люблю врать... Не надо тебе рисовать.
— Почему?
— Если ты не при государственной кормушке, то будешь голодать. Если ты с детства не мечтал стать Тицианом или Пикассо – лучше иди обратно в прокуратуру. Очень редко бывает, когда человек пробивается за счет своего таланта. Чаще по блату. Имя художнику создают критики и журналисты по приказу сверху. Поэтому настоящее доброе искусство возможно только в кочегарке, а не в больших выставочных залах и музеях, куда и ходят, чтобы себя показать.
— А тебе никогда самому не хотелось стать художником? — спросил Максим.
— Чтобы стать художником... настоящим... надо дойти до края. Твердо осознать, что вот это все и дальше только бездна. И, несмотря на это, разбежаться и прыгнуть, — Миша поднял глаза от стола и часто моргая своими длинным ресницами смотрел прямо на Максима. — Большинство этого не понимает. Они мечтают об аплодисментах, наградах, толпах почитателей. А находят лишь пугающую пустоту, одиночество и разочарование. Поэтому даже те, кто все‑таки доходит до края, заглянув в низ, чаще всего сдают назад. А я всегда был слабаком. Вот Герман не сдал...
— Я кажется знаю, кто его убил, — тихо сказал Максим, разглядывая стройную блондинку, которая прошла мимо них.
— Откуда? — вскрикнул Михаил. — Не может быть. Почему же молчишь? Рассказывай.
Максим, проследив за понравившейся девушкой до самого выхода, повернулся к Мише и спросил:
— Помнишь того парня в пивной, которому ты так не понравился?
— Конечно. Пьяный гопник с безумным взглядом.
— Ну да, но не это главное. Помнишь, он кричал: «У нас в Копейске таких без лишних разговоров бьют!»
— Да, да, — наклонился над столом Миша. — Я еще подумал, что парень приехал поступать в институт, провалился и теперь злится на весь мир.
— Ну, не знаю, зачем он приехал... Только... — Максим достал из кармана бумажку, написанную Снежаной. — Посмотри место рождения.
— Копейск? — удивленно прочитал Михаил. — Ты хочешь сказать, что они земляки?
— Это первое, — кивнул Максим. — Помнишь, бабушка в квартире Германа говорила, что кто‑то ночью приходил и у него шапочка с белым помпоном? Так вот, этот парень как раз в такой шапке и был.
— Да, вспоминаю.
— Ну и третье. Снежана говорила, что они поссорились, и она ушла к подруге. А у убийцы оказался ключ, которым он тихо открыл дверь.
— Неужели так все просто? Но зачем ей это?
— Потому что если она жена и здесь прописана, то комната в центре Москвы и картины Германа – очень хороший приз.
— Неужели из-за этого можно убить человека? — опешил Михаил. — Но их же найдут.
— Поверь мне, преступники далеко не самые умные люди. И парадокс в том, что сами понять это они не способны, — Максим забрал у Михаила из рук Снежанин листок, который тот машинально комкал в руках. — Поэтому им кажется, что эти все их планы совершенны и безупречны. И даже когда их ловят, то они уверены, что это произошло случайно.
— Если все так очевидно, то почему их до сих пор не раскрыли?
— Раскроют, — Максим вспомнил о разговоре с Николаем. — Раскроют, если больше никто в этом деле не замешан. Ну а вообще, я только предположил и все может быть и не так просто.
— Ты о чем?
— Плохо, что из-за жадности и глупости погиб талантливый художник, — не стал объяснять Максим. — Страшно, что может прийти время, когда будут побеждать такие вот Снежаны.
— И что же делать? — обреченно спросил Михаил.
— Делать свое дело, а там...
В этот момент к ним подошел официант и извиняющимся голосом попросил:
— Кафе закрывается. Так что, пожалуйста, заканчивайте.
— Почему так рано? — возмутился Михаил.
— Брежнев умер, — коротко ответил официант и перешел к другому столику.
— Конец целой эпохи, — еще не веря в случившееся, задумчиво произнес Максим, когда они растерянные вышли на улицу. — Кончилась эра Брежнева.
— Мне кажется, — печально сказал Михаил, — это был максимум, на что способно человеческое общество на пути к милосердию и равенству.
— Почему ты так плохо о людях думаешь? — улыбнулся Максим.
— Мы очередной раз не выполнили договор.
— Ты о чем?
— Любое общество основано на договоре. Раньше это называли Завет.
— Ты про договор с богом?
— Это только формально с богом, а на самом деле между людьми. Мы даем клятву выполнять заповеди, а бог обещает нас за это наградить. На самом деле бог нам не нужен. Если люди будут выполнять заповеди, то все и так будет хорошо. Здесь... На Земле. А ведь и нужно‑то всего лишь жить по совести. Только чтобы всем... — Михаил так разволновался, что Максим забеспокоившись, что он заплачет, положил руку ему на плечо. — Семьдесят лет назад опять попробовали и опять не смогли... — горько добавил Миша, глядя на Максима своими печальными глазами. — Получается, что все жертвы были зря. Теперь люди как всегда будут искать себе оправдание. А ведь и требовалось только жить по совести... — повторил он.
— Значит, не приспособлен человек к такой жизни и, чтобы мы не поубивали друг друга, нужно что‑то другое, — попытался успокоить его Максим.
— Опять страх и кнут? — тихо спросил Михаил и так посмотрел на Максима, будто тот должен знать точный ответ.
— Может быть. Но теперь, наверное, будут перемены и для многих откроются новые возможности.
— Но не для большинства. Ведь количество пряников не увеличится, просто изменится способ их дележа.
У Казанского вокзала Максим с трудом нашел пустую телефонную кабину. В кармане оказалась лишь одна двухкопеечная монета. Он достал записную книжку и нашел рабочий телефон Даши. Потом задумался. Перелистнул несколько страниц до номера Лены. В этот момент в стекло кабинки постучал какой‑то опаздывающий человек и показал на часы.
— Сейчас, сейчас, — кивнул Максим, перевернул еще одну страницу и набрал номер. — Коля, привет. Ты говорил, что у тебя для меня есть работа в вашей конторе...