Страница 10 из 16
— Защиты? От кого?
— Какие-то грузины угрожали ее мужу.
— И там тоже? — воскликнул прокурор. — Они всегда там, где деньги. За сто процентов прибыли спекулянт готов душу продать, а за триста и мать родную. Это еще Ленин говорил, — произнес Андрей Алексеевич, показывая на портрет Владимира Ильича на стене.
— Маркс, — поправил Максим. — Маркс это говорил.
— Ну, не важно. А вот с матерью мужа Таи, с Галиной Сергеевной Никольской, тебе поговорить надо обязательно. Все понимаю, Максим, но она у нас последний свидетель.
— Есть еще кое-что... — Максим на секунду задумался, стоит ли говорить это Андрею, — наверное, ты должен знать. В тот день, когда мы обедали с тобой в ресторане днем сразу после пожара, этот Шота там внизу в кафе обедал с твоей Леной. Так что получается, что к этому времени он уже вернулся из Грузии сюда.
— Как с Леной? С моей Леной? — Андрей Алексеевич вскочил из‑за стола и подбежал к Максиму. — Еще здесь грузин нам не хватало! Они же все в Москву хотят переехать. Засрут мозги глупой девочке и вот уже муж. Придется прописывать. Только этого не хватало. Теща и зять грузин со своей родней. А ты куда смотрел?
Максим улыбался и молчал. Его развеселила реакция Андрея, у которого отцовские чувства сразу затмили все остальные.
«А с матерью мужа Таи надо встретиться обязательно. Дети, скорее всего, у нее», — подумал Максим.
Глава 11
Галина Сергеевна жила в центре города, совсем недалеко от прокуратуры. Она без лишних вопросов согласилась встретиться с Максимом, но не на работе, а у нее дома в девять вечера.
Хозяйка сама открыла дверь, и Максим оказался в обычной квартире, очень похожей на ту, в которой жил сам. Даже обои в прихожей были почти такие же. Ничего особенного, что говорило бы о том, что здесь живет директор Торга, не было.
Галина Сергеевна пригласила его в комнату, где тоже все было скромно и стандартно.
— Сама только приехала. Ездила заявление писать. На пенсию просилась, — устало сказала она Максиму. — Няня только что ушла.
Она еще не успела переодеться, и ее строгий серый костюм нелепо смотрелся с розовыми стоптанными тапочками.
— Водки выпьешь? — спросила она и, не дожидаясь ответа, достала из одного из многочисленных шкафчиков в полированной стенке бутылку «Столичной» и две рюмки на высоких ножках. — Помянем. Я до похорон держалась: заботы... А как похоронила... теперь плачу целыми днями. Не плакала, даже когда муж меня приезжую с годовалым сыном одну оставил без кола без двора и без денег, — Галина Сергеевна наполнила две рюмки и, не обращая внимания на Максима, быстро выпила, даже не вспомнив о закуске.
Максим тоже молча выпил и оглядел комнату.
— Высматриваешь, где у меня богатства лежат? — усмехнулась хозяйка.
— Да уж... Думал, вы живете побогаче, — честно признался Максим.
— Все вы так думаете: раз директор Торга, значит, целыми днями черную икру золотыми ложками заглатывает из серебряных ведерок.
— Икру, не икру, но...
— Деньги для меня никогда ничего не значили, — перебила Максима Галина Сергеевна. — Хотела, чтобы мать с отцом за меня могли порадоваться на том свете.
Она еще раз сама наполнила рюмки и только сейчас внимательно осмотрела Максима.
— Я всю жизнь хотела доказать, что смогу сама, без блата, без знакомств всего добиться.
— Кому доказать? — спросил Максим, не отводя глаз.
— Себе, прежде всего. Кому еще нужно доказывать? Подругам что ли завистливым? Так нет у меня подруг. От меня и муж убежал: красивой жизни ему захотелось.
Хозяйка, так и не присев, опять выпила, высоко подняв подбородок.
— Это со стороны кажется, что Торг – это дефицит, спекулянты и гнилые яблоки. У меня двадцать семь магазинов по району и две базы. Почти тысяча человек работает. И поверь мне, не самых покладистых. Ты попробуй пятью бабами покомандовать – через неделю завоешь...
Наконец она устало опустилась в кресло.
— Хочешь, пельмени отварю? — спросила она, прикрыв глаза от усталости. — Там суп оставался, няня готовила.
— Спасибо, Галина Сергеевна, я не голоден, — ответил Максим, хотя за весь день съел лишь два бутерброда. — Я к вам по делу. Вы можете мне ответить на пару вопросов?
Она открыла глаза и, наклонив голову в его сторону, ответила:
— Давно бы мне с тобой поговорить надо было. Может и не случилось бы ничего.
— Галина Сергеевна, вы же слышали про председателя Райпотребсоюза?
— Про Рашида Петровича? Да‑а, хороший был мужик, — вздохнула хозяйка. — Когда его сожгли, я поняла, что скоро моя очередь...
— В каком смысле «ваша»? Вы думаете, это одни и те же люди оба поджога организовали?
— И поджоги, и художника того в Кратово пару лет назад... Все это сделали одни и те же люди.
— Галина Сергеевна, понятно, что у вас и у Рашида Петровича может быть что‑то общее, но художник... Даже тело не найдено.
Галина Сергеевна встала. Опять открыла один из шкафчиков в стенке, достала красивую коробку конфет и положила на стол.
— Люблю я сладкое. В детстве не хватало, наверное, — она открыла коробку и опять села в кресло, не взяв конфет. — Художник тот решил бриллианты за границу вывезти, а они и здесь важным людям еще пригодятся... — она ненадолго замолчала, о чем‑то задумавшись. — Я слышала, что вы по делу Рашида какого‑то грузина задержали? Наверное, и про моего сына все знаете? Что он с грузинами дела вел... — Галина Сергеевна говорила сухо, как о чем-то постороннем, бесстрастно глядя перед собой. — Только грузины эти здесь ни при чем. К поджогам они никого отношения не имеют.
— Почему вы думаете, что ни при чем? Галина Сергеевна, вы наверное не знаете, но накануне пожара Тая приезжала ко мне на работу в прокуратуру. Она была сильно напугана. Именно тем, что какие‑то грузины угрожают ей... — Максим запнулся, — её семье, вашему сыну.
— Ну что же ты не защитил? — устало посмотрела на него женщина. — Коришь, наверное, себя? Тая твоя глупенькая. Не надо бояться тех врагов, которые открыто угрожают, кричат и руками машут, а надо тех, которые за твоей спиной прячутся.
Она наклонилась к столику и взяла конфету из коробки.
— Теперь я понимаю, почему она тебя бросила. Валенок ты, хотя и следователь. Она надеялась, мой посильнее окажется, а он такой же, как ты. Вот она и металась между вами. А подожгли те, кто хотел остальным показать, что будет с теми, кто им деньги платить не будет.
— Вы о ком, Галина Сергеевна?
— Ты думаешь, самые опасные преступники мандаринами на рынке торгуют или из‑под прилавка сапогами итальянскими? Это лишь пылесосы – деньги с людей высасывают, чтобы потом эти денежки собрать в кучку и отнести куда надо...
— А куда надо?
Галина Сергеевна посмотрела на него с удивлением. Потом повернулась к другому столику и взяла с него газету. На первой полосе была большая фотография Генерального секретаря ЦК КПСС зачитывающего с трибуны какой‑то доклад.
— Вот кому, — она бросила газету Максиму на колени. — Может им, может их детишкам, может тем, кто у них за спиной стоит, и их место занять готовится. Мне не докладывают.
Она с усилием встала с глубокого кресла и подошла к двери в смежную комнату.
— Ты бы у начальника своего спросил. У Андрея Алексеевича, — добавила она. — Он‑то уж все знает. Удивительно, что он тебе не объяснил.
Галина Сергеевна повернулась к Максиму и поманила его рукой. Он подошел к полуоткрытой двери и заглянул внутрь. В полумраке он увидел две детских кровати.
— Младшенький твой, — указала она головой на спящего за высоким бортиком ребенка. — Я это сразу почувствовала, что кровь не моя, — Галина Сергеевна прикрыла дверь и посмотрела на Максима. — Женька ничего не знал. И узнал бы, не поверил. Обоих одинаково любил. Так что теперь они оба мои. Но ты знать должен. Если что со мной случится, обещай мне, что не бросишь...
Глава 12
«Почему Галина Сергеевна сказала, что Андрей должен знать что‑то очень важное об этом деле? — думал Максим, заходя в здание прокуратуры. — Ерунда какая‑то. Он давно бы мне сказал. Наверное, после того, как на нее свалилось несчастье, у нее начались какие‑то проблемы со здоровьем. То, что она делится деньгами со своим начальством, сомнений нет. Но при чем здесь ЦК КПСС? Похоже, она заговаривается из‑за пережитого».