Одиночка

У старика как-то странно одрябли щеки, а выражение лица стало бессмысленным. Это продолжалось какое-то мгновение, но он быстро взял себя в руки. Его глаза впились в Павла, брови сошлись на переносице, предвещая угрозу, а лицо стало недружелюбным и злым, будто с него упала маска напускной учтивости, обнажив его истинную сущность. Теперь он был страшен. Заносчиво выпятив нижнюю губу, он хотел что-то сказать, но передумал и устремился от Павла прочь. Судя по всему, отношения со стариком складывались не самые теплые.

К Павлу подошел его бывший сослуживец по ассоциации, составитель гороскопов и толкователь снов Фуников, и стал поглядывать на него с таким загадочным и торжествующим видом, что Павел не знал, что об этом подумать. У Фуникова были волосы цвета ушной серы, сальными прядями, похожими на мышиные хвостики, свисавшие на лоб, черные, как изюм глазки в бледном тесте пухленьких щек и всегда мокрый рот с ярко-красными губами. Он был ниже среднего роста и его умственные способности соответствовали росту, да и остальные человеческие качества представляли собой меньше, чем ничтожную величину. Павел про себя так и называл Фуникова «меньше, чем ничто», ‒ отрицательная величина.

Фуников был жаден до алчности, а в своей неряшливости, доходил до карикатуры, все вокруг себя, превращая в хлев. Чтобы сделать себе рекламу среди падких до сплетен обывателей, Фуников распускал о себе слухи, будто он транссексуал, исповедующий культ сатаны. За отдельную плату он показывал желающим у себя на голове следы от родовспомогательных щипцов. Утверждая, что благодаря этим самым щипцам, у него развились его феноменальные возможности, но он едва не погубил свое будущее, проглотив булавку. Рекомендуя Фуникова знакомым, Зябкина сообщала им, что в детстве его случайно положили в стиральную машину, в результате этого он приобрел свой дар предсказывать будущее.

У Фуникова было какое-то подобострастно патологическое искривление позвоночника, в профиль он напоминал собой запятую, поскольку постоянно держался в согнутом положении, как будто кланялся. При общении с Поганевичем, он не мог устоять на месте и поминутно угодливо изгибался, делая пресмыкательные телодвижения. Выслушивая премудрые рассуждения Поганевича, Фуников изображал свою признательность звуками похожими на скулеж.

Сейчас же, он напыжился и, стараясь казаться выше и значительнее, с важным видом, то задирал подбородок, то вытягивал шею. Будь Фуников так же сообразителен, как пронырлив, лицо Павла открыло бы ему, что тот не собирается обращать на него внимания. Потоптавшись на месте, как горячий конь, он все-таки об этом догадался (не перевелись еще на свете проницательные люди), но это его не остановило. Придвинувшись к Павлу и привстал на цыпочки, Фуников зашептал ему на ухо:

– А знаете ли вы?.. ‒ с таинственным видом прошипел, как пробитая камера Фуников, обдавая Павла зловонным дыханием. ‒ Известно ли вам, что этот старик ужасно опасен? Будьте осторожны! По поручению Поганевича его давно разыскивали по всей Украине, а он об этом знал и отсиживался в Донецке, набивал себе цену. Говорят, он у них там самый главный после Рахметова, а живет он в угольной шахте, глубоко под землей, уголь в ней уже не добывают, и там темно, как в подвале, то есть, как в погребе…

Фуников трещал без остановок, не оставляя промежутков между словами, глотая их окончания, к тому же он был чрезмерно многоречив, сто слов там, где можно обойтись одним. Как известно, болтливость ‒ признак нечистой совести.

‒ Вы его раздражаете! А сами даже представить себе не можете, насколько это опасно! ‒ Фуников скроил испуганную мину и выжидающе посмотрел на Павла. Его беспокойные глазки метались быстрее обычного.

Заметив, что сказанное не произвело на Павла впечатления, Фуников, словно удерживая, ухватил Павла за плечо выше локтя и, поспешно продолжил:

‒ Он совершенно беспощаден, ни во что не ставит человеческую жизнь, он может с вами расправиться проще, чем повар с курицей. Он способен на все, хоть выворотить наизнанку, хоть в ступе истолочь, причем, без всякого предупреждения. Он причастен ко многим чудовищным преступлениям, он способен на такое… Я даже подумать об этом боюсь! Поганевич пообещал ему за вас что-то такое, что стоит дороже всяких денег… ‒ Фуников перевел дыхание, из носа у него свесилась поблескивающая капля, хрюкнув, он втянул ее обратно.

Павел не выносил физические прикосновения, тем более извращенца сатаниста. Сбросив с себя руку Фуникова и машинально отряхнув то место на пиджаке, которого тот коснулся он, нахмурившись, слушал Фуникова с тем сосредоточенным вниманием, которое в тягость говорившему. Фуников стушевался и умолк.

Фуников представлял собой эдакое студенистое существо, наподобие медузы. Он понятия не имел что такое порядочность, никогда не сдерживал обещаний и вообще не отвечал ни за свои слова, ни за поступки. Зато он знал, как вывернуться из самых запутанных, невозможных ситуаций, куда по своей глупости не раз попадал. Павел не встречал еще более изворотливой бестии, способной без мыла пролезть в любую щель. Зябкина говорила, что если бы у него так не воняло изо рта, с его изворотливостью, он легко мог бы стать народным депутатом, а то и президентом.

Кроме прочих своих достоинств, Фуников был чрезвычайно говорлив, чтобы первым рассказать свежую сплетню, он был готов на все, получая от этого неописуемое удовольствие. Ни одному его слову верить было нельзя. Зябкина утверждала, что он начал врать раньше, чем научился говорить, и врал он даже если в этом не было необходимости, просто из любви ко лжи. Но случалось, он довирался до правды, поскольку говорил быстрее, чем думал и правда случайно проскальзывала во время его болтовни. Как говорится, алмаз алмазом режется, а плут плутом губится.

Поэтому Павел слушал его, не перебивая, борясь с желанием изгнать его, аки беса. Он давно подметил, что если Фуников говорит правду, то смотрит прямо, а когда лжет, его юркие глазки начинают метаться по сторонам. Фуников выжидающе смотрел на Павла, не отводя от него округлившихся изюмин глаз. Похоже, сегодня это «меньше, чем ничто» не обманывало. Фуников всегда раскручивался с двух концов на средину, ‒ к тому, от кого можно было получить выгоду, тому и сливал последнюю сплетню. Собравшись с духом, Фуников снова подался к Павлу и зачастил трагическим шепотом:

– Вы что-то сказали?.. Нет?! Тогда я вам скажу, это какое-то мифическое существо!

Фуников растянул мокрые губы в торжествующей ухмылке, обнажив гнилые зубы сладкоежки, похожие на пеньки в сгоревшем лесу. Он попробовал выдержать эффектную паузу, но не смог, от нетерпения он засеменил ножками, заюлил вокруг Павла и затараторил дальше.

– Его мало кто видел, потому что он везде и нигде. Время от времени он появляется среди людей, ‒ у Фуникова изо рта исходил смрадный гнилостный запах, то ли у него были проблемы с кишечником, то ли он гнил на корню. ‒ После встречи с ним люди заболевают беспричинным страхом, а то и вообще исчезают. Иметь с ним дело, все равно, что иметь дело со смертью! Он ужасно жесток и подвержен приступам бесчеловечной ярости, никогда не знаешь, чего от него ожидать. На днях он до смерти забил дворничиху лопатой только за то, что она под его окном громко сгребала снег, ‒ изюмные глаза Фуникова хитровато блеснули.

«Его задача меня напугать, ‒ пришел к выводу Павел, ‒ Теперь понятно, почему он так распинается». Павел никогда раньше не слышал об этом старике, но схема подавления была стандартная: «Напугать, подчинить и уничтожить». Что касается лопаты и дворничихи, то Павлу и самому не раз хотел сделать нечто подобное, особенно ранним утром.

‒ Никто не знает, откуда он взялся, говорят, его специально вызвали для того, чтобы он здесь сеял хаос. Он наделен сверхъестественными возможностями и может превращать людей в послушные куклы. Те, кто с ним сталкивался вообще считают, что это сам Антихр!.. ‒ увидев, что на него смотрит старик, Фуников поперхнулся на полуслове.

Никто, кроме Павла, не заметил, как у Фуникова холодцом затряслись губы, а выпученные глаза вылезли из орбит. У него сделалось лицо, как будто ему к горлу подступили кишечные газы, он громко икнул и исчез, словно сгинул. Предупрежден, значит вооружен, подумал Павел. Конечно, можно уйти, и в самый раз так было бы и сделать. Уйти, скрыться, уехать отсюда подальше, пересидеть судьбу в безопасном месте. Но Павел знал, что для него таких мест нет. Он носил свою судьбу не за плечами, а в себе самом, и самою большую опасность для себя представлял он сам.