Одиночка

Глухо, как из бочки, продекламировал ему на ухо, незаметно подступивший к нему старик и захихикал язвительным смешком. Это было похоже на вызов. Разглядывающие Павла глаза стали похожи на две суживающиеся в перспективе дыры, в глубине их угадывалось какое-то шевеление, какая-то зловещая сущность копошилась в них. Не только Павел, но и все, кто стоял рядом ощутили, что в старике произошла какая-то перемена, все почувствовали исходящую от него опасность и безрассудство. Атмосфера вокруг них изменилась, будто сюда проникло нечто чуждое человеческой природе, источающее непонятную опасность. Тут бы Павлу и промолчать, выйти из конфликта, но его уже «повело и потащило».

– Неужто, тот самый хитрый демон? – благодушно осведомился Павел, процитировав в ответ четверостишие из той же «Сказки для детей».

‒ Вы меня распотешили, ‒ высокомерно произнес старик, глядя на Павла в упор долгим презрительным взглядом, исполненным уверенностью в своем могуществе.

‒ Сил не щадил, стараясь вам угодить, ‒ с полупоклоном любезно ответил Павел и похоже этим основательного его задел.

Старик изменился в лице, глаза его люто сверкнули, нос хищно заострился, мышцы вокруг рта сжались и вислые щеки подтянулись, от чудовищно зверской, нечеловеческой злобы, даже ноздри побелели. Никогда еще на Павла не смотрели такие ненавидящие глаза. Он никогда еще не встречал более вспыльчивого человека и даже не предполагал, что можно так злобствовать. «Кто слишком сильно злится, сам захлебнется своей злобой», ‒ подумал Павел. Но старик на удивление быстро справился с приступом неистовой ярости. Стремительные перепады его настроения наталкивали на мысль о серьезной психической патологии.

‒ А не выпить ли нам, что-нибудь покрепче воды? ‒ обольстительно улыбаясь, словами Зябкиной предложил старик.

‒ Нет. Благодарю вас, ‒ вежливо отказался Павел.

‒ Отчего же?

– Вероятно, от того, что непропитая голова думает, а для «некоторых…», это опасно, ‒ прозрачно намекнул Павел.

– Не надо так плохо думать о людях, – вкрадчиво возразил старик.

– Почему? – осведомился Павел.

Взгляды их скрестились, они стояли и в упор буравили друг на друга глазами.

– О них вообще не надо думать, – вразумительно объяснил старик, ‒ Как мне известно, вы без людей жить наметились…

Они еще долго перебрасывались фразами в таком тоне. Все с напряженным вниманием наблюдали за их пикировкой. Старик говорил громко и напористо, применяя повелевающие психотропные жесты, воинственно хмуря брови, раздувая ноздри, нервно, то сжимая, то разжимая кулак. Но его, подавляющие волю манипуляции, на Павла не действовали.

Павел олицетворял собой образец терпеливой учтивости и спокойствия, едва заметное его движение либо оттенок голоса были весомее, чем властная речь и подавляющие жесты его оппонента. Со стороны их разговор напоминал спор практика с теоретиком. Один из них, был многое повидавший знаток жизни, человек неразборчивый в средствах, привыкший действовать быстро, идущий напролом к намеченной цели. Другой, был его противоположностью, он производил впечатление человека менее искушенного, скорее тонкого наблюдателя жизни, который подобно господу богу, не испытав ничего, знает все.

Наступила минута, когда Павел захотел посмотреть старику в глаза и, ‒ не смог! Старик тяжелым неотступным взглядом, молча, вперился ему в переносицу. Предательский пот выступил у Павла на лбу. Он понял, что пришла пора уносить ноги! Но уйти он не мог, он не мог даже пошевелиться. Он полностью попал под власть гнетущих чар старика.

Павел явственно ощущал, как от старика неслышными волнами исходит некий инфразвук необыкновенного напора и мощи, давящий на барабанные перепонки, противостоять которому было невозможно. Неожиданно Павел поймал себя на том, что перестал дышать… Но, расправив плечи, он глубоко вдохнул полной грудью. «Так, выходец из мусорного бака! А не пора ли вам отправиться в крематорий? Такое впечатление, что вас там заждались», – подумал Павел, и ему показалось, что старик прочел его мысли.

Судорога, исказившая лицо старика, была лишь слабым отражением бури, бушевавшей у него внутри. Он сдерживался, но видно было, что он весь клокочет, как вулкан перед извержением. Бешенство горело в его глазах. Павел не отвел глаз, и какое-то время они испепеляли друг друга взглядами. Павел чувствовал, как мощный поток энергии побежал по его нервным стволам. Наконец, старик с вызовом спросил:

– И, что это значит?.. ‒ его тон не оставлял сомнений в переполнявшем его бешенстве.

– Скажите, какое слово вы не поняли, и я разъясню вам его значение, – с безукоризненно вежливой иронией ответил Павел.

– Ах, вот как! – зловеще проговорил старик, сведя брови к переносице. Его расширенные во весь глаз зрачки полыхали черным огнем.

Эта неприкрытая угроза оцарапала слух Павла, как будто это были не простые слова, а некие роковые письмена, загоревшиеся на пиру Валтасара. Все вокруг них сделалось недвижимым, словно время, ускоряющее до этого свой темп, ударилось о невидимую стену и остановилось. Стало тихо, как в средине торнадо, там, где рождается ураган, сметающий все на своем пути.

Драматизм момента нарушила громкая отрыжка стоящего рядом мужчины, который недавно расправлялся со свинячьим боком. Лицо пожирателя свиней лоснилось кожным салом, а устрашающих размеров, испачканные жиром лапы мяли большую, как простыня салфетку. Не исключено, что это была та самая скатерть, которой не хватало на фуршетном столе. Он громко чмокнул, извлекая застрявшие в зубах остатки свиньи, и задумчиво посмотрел сквозь Павла, полностью отдаваясь процессу пищеварения. Павла умиляли подобные цельные натуры во множестве населявшие территорию Украины.

К ним подошла Зябкина. Было заметно, что настроение ее основательно подпортилось. Извинившись, она отвела Павла в сторону.

– Что случилось? – озабочено спросила она, непроизвольно отступив от него, чтобы избежать случайного прикосновения.

– Если в двух словах, то ничего не поймешь, а если рассказать подробно, то я и сам не знаю. Мне кажется, я столкнулся с чем-то таким, чего не существует, – серьезно ответил Павел.

– Ты про этого старика? – спросила она и, не дожидаясь ответа, сама себе ответила, – Мне тоже так показалось. Он представился отцом Эльвиры, помнишь ее? Она выдает себя за повелительницу Снов. А Эльвира мне только что звонила, извинялась, что не смогла прийти и сказала, что ее отец давно умер…

Павел слышал в ее словах недосказанность и с горечью отвернулся. Краем глаза он заметил, как Зябкина обменялась взглядом со стоящим неподалеку стариком. Взгляд может быть очень красноречив. Она лгала. Зачем? Она была единственной, с кем он поддерживал отношения в стане людей, тонкая нить, связывающая его с внешним миром. Он посмотрел ей в глаза, она тут же их потупила. Очередной обман в цепи обмана.

– Знаешь, давай все забудем. Сделаем вид, как будто ничего не произошло, – упирая на каждое слово, предложила Зябкина. – Паша́, сделай это для меня, пожалуйста! Я тебя очень прошу… – плаксивым голосом попросила она и тяжело вздохнула. Из груди у нее при этом послышался тонкий писк, как будто там поселилась мышь.

Павел с безразличием пожал плечами и согласно кивнул. Облегченно вздохнув, Зябкина вопросительно посмотрела на старика. Тот просто источал обаяние, отвесив в сторону хозяйки преисполненный любезности церемонный поклон. Казалось, конфликт удалось уладить. Окружавшие их гости, полные угрюмой решимости продолжать веселье дальше, оживленно загомонили, и поощрительно заулыбались.