Одиночка

‒ Простите, но мне надо поговорить с вашим мужем наедине, ‒ вежливо, но твердо, Павел выпроводил ее из кабинета.

Пациент чем-то напоминал Павлу один из видов приведений, которые обретают форму только при помощи простыни либо какого-то тряпья. Молодой человек был сродни им, он материализовался с трудом, и только при упоминании о своей сожительнице.

– Я постоянно думаю о том, с каким бы удовольствием отколошматил бы ее железной палкой… – меланхолично повествовал молодой человек, рассеяно поглядывая на Павла из-под устало опущенных белесых ресниц.

‒ Неужели?.. ‒ переспросил Павел с невольной улыбкой. Хоть молодой человек и был ему неприятен, но он унаследовал от деда слабость к чудакам.

‒ Забил бы ее палкой насмерть, как собаку под забором! ‒ безапелляционно ответил молодой человек. ‒ Надеюсь, вы меня понимаете, хотя от рождения я одинок.

У него были светлые брови и ресницы, и на фоне бледной кожи, казалось, что их вообще нет. От этого его, лишенное всякого выражения лицо, производило впечатление небрежно смазанной маски. Но, постепенно он оживлялся, и его апатия сменилась какой-то нездоровой ажитацией.

– А еще, было бы неплохо, посадить в железную кастрюлю крысу и привязать эту кастрюльку ей к животу, – живописал он, с таким видом, словно впервые стал получать удовольствие от жизни. – Я бы скакал вокруг нее и колотил по кастрюле поварешкой, а крыса, металась бы в кастрюле и кусала б ее за живот, а она бы визжала… Визжала! Визжала! Эх, я бы тогда потанцевал… Это был бы мой коронный номер! Мой рок-н-ролл, – мечтательно вздохнул он, – А больше я ничего не хочу, – сказал и умолк, не добавив больше ни слова.

Вот и пойми людей в их сокровенных желаниях, устало раздумывал Павел во время короткой передышки, возникшей в бесконечном потоке посетителей. Никому не дано постичь путаницу жизни, чтобы понять ее смысл. И люди стали какие-то странные, все сошли с ума. Либо пошел такой контингент, либо причина во мне самом, в том, как я начал их воспринимать. В последнее время Павла что-то постоянно подспудно томило. У него часто возникало ощущение, будто он попал в ловушку. Ловушку?..

В кабинет вошла молодая женщина и, улыбнувшись, протянула Павлу ярко-красную розу на длинном стебле с зелеными листьями. Откуда она среди зимы?

– Давно хотела к вам зайти, поблагодарить.

Павел вспомнил, как несколько месяцев назад она была у него на приеме. Муж бросил, осталась одна в чужом городе в съемной комнате с двумя детьми, нищета, на работе деспот начальник, жизнь заела, несколько раз лечилась от депрессии, без результата, полная беспросветность.

‒ Что делать? Как мне жить?

Спросила так: и захочешь, ‒ не забудешь. Помнил он и свой ответ:

– Так! Сядьте прямо. Расправьте плечи. Сосредоточьтесь. Будьте очень внимательны. Смотрите мне прямо в глаза. Сейчас вы получите от меня жизненно важный рецепт. Вот бумага и ручка, записывайте все дословно и ничего не перепутайте. Итак, пишите: «Делайте то, что хотите делать и не делайте того, что не хотите делать. Живите здесь и сейчас, и все у вас получится». В конце поставить точку. Я выписал вам сильно действующее средство, а воспользуетесь вы им или нет, зависит от вас.

В тот же день уволилась, сменила несколько мест, пока не нашла работу по душе, о депрессии забыла. Для Павла то был обычный эпизод, он и вспомнил-то о нем с трудом. Но легкость, с которой он это сделал, говорила о многом. Она хотела на прощанье пожать ему руку, но передумала, и поцеловала в губы, выразив всё, что не смогла сказать.

Дверь закрылась, она ушла, а с ним осталась роза. Тот, кто испытал это сам, знает, как трудно пробиваться в жизни в одиночку. Лишь немногие из одиночек, готовы протянуть руку помощи в трудную минуту. Да, понять человека не просто. Для этого нужно желание. И терпение. Их Павлу стало постоянно не хватать.

Задумавшись, Павел не заметил, когда вошел очередной посетитель. Он мог находиться в его кабинете минуту, а то и все десять. Во всяком случае, Павел вздрогнул от неожиданности, когда тот заговорил.

– Меня зовут Иван Петрович… – нерешительно представился очередной визитер.

У него было землистого цвета лицо с неврастенически сдавленными висками, кривой нос и выдающаяся вперед длинная верхняя губа. Его узкие плечи сгорбилась, как будто под тяжестью осуждающих взглядов: верный признак доказательства вины. Избегая смотреть Павлу в глаза, он как-то странно поглядывал искоса куда-то вниз, хотя смотреть там было совершенно не на что. Павел это заметил, он мало что упускал.

– Да?.. – отозвался Павел с видом человека, понимавшего с полуслова мысленные посылы собеседника.

«Если пациент не смотрит в глаза, с него за это причитается», ‒ с грустной иронией подумал Павел. Над его посетителем сгущалась аура напряженности. Его руки, неподвижно лежащие на коленях, зашевелились, нашли друг друга и сцепили пальцы в замок.

– Вы доказываете себе, что не виноваты, – сказал Павел тем задушевно успокоительным тоном, к которому прибегают те, кто желает вызвать собеседника на откровенность. ‒ Многие усматривают фатальную цепь обстоятельств либо волю свыше в поступках, которые совершили. Суть не в том, что вы это сделали, а в том, что он вас простил.

По какой-то причине Павлу вспомнился его дед, который в рукопашной схватке на войне заколол немца, а потом страдал от этого всю жизнь. Сам себя в себе пожирал, не понимая, что глупо жить воспоминаниями, разве что они будут приятными. Но это легче сказать, чем сделать.

– Вы так считаете? – с надеждой потянулся к нему посетитель.

Он весь подался вперед, напряженно ожидая ответа. Его нижняя губа отвисла. Вблизи стали видны черные волосы, торчащие из его ноздрей и белые комки слизи в углах бесцветных глаз. У Павла была привычка, и даже более, тяготение, к таким дотошным личностным наблюдениям.

– Я в этом убежден, – заверил его Павел, лицо его стало строгим, но без суровости, а тон ‒ твердым, но не жестким.

Надвинув на глаза щетинистые брови, посетитель о чем-то усиленно соображал. На виске у него беспокойно билась жилка. Что-то для себя уяснив, он забеспокоился, провел по лицу длинными узловатыми пальцами, словно смахивая паутину. Удивление на его лице сменилось выражением суеверного ужаса. Он поспешно достал истертый по сгибам до тканевой основы дерматиновый бумажник и принялся лихорадочно в нем что-то искать. Павел, молча, глядел на его суетливые руки в паутине синих набухших вен.

– Вот видите, там нет никаких серебряников, – затвердевшим в гранит голосом, но без злобы, проговорил Павел.

Глаза Павла стали кинжально остры. Он помолчал, но это было не то молчание, которое приглашает высказаться. Не сводя глаз со своего собеседника, Павел начал медленно подниматься и казалось, заполнил собою весь кабинет.

– А теперь, идите, и живите спокойно. Он вас простил! – закончил Павел.

На днях родственники привели на прием к Павлу одного толстяка, увлекшегося новомодной эзотерикой, после посещения им популярного в Киеве тренинга под названием «Родовой канал». Этот ловко раскрученный балаган «позволяет наполнить жизнь миром и гармонией, избавиться от беспокойства и тревожности», ‒ заодно и от лишних денег. Все до примитивности просто: человека вводят в гипнотический транс и он, якобы возвращается в утробу матери, а потом выходит оттуда заново рожденным, лишенный всех своих проблем.

У приведенного родичами любителя поесть, оказалось не в меру яркое воображение. Возвращение в утробу матери прошло гладко, но когда он стал вылезать обратно (оставив там все свои проблемы), ему показалось, что он застрял в родовых путях и стал задыхаться. Он запаниковал и принялся форсировать собственные роды, так тужился, что даже швы после недавней операции по поводу грыжи на животе, разошлись. Пришлось отправлять его в хирургическое отделение, зашивать лопнувшее брюхо. После всего пережитого «новорожденный» захворал меланхолией. Павел избавил его от нее за один сеанс.

Подобные пациенты больше развлекают, чем утомляют. Но, общаясь с сумасшедшими и экзотическими пришельцами неизвестно откуда, легко заразиться их безумием. Одно из самых опасных дерзаний, попытка проникнуть в сокровенные глубины духовного мира человека. В некоторых посетителях Павел ощущал нечто жуткое, это чрезвычайно опасное «нечто» было неотвязно прилипчиво и западало в память навсегда. Встреча с подобным может так тряхнуть, костей не соберешь.