Когда Герои Восстают

Деннис уставился на него.

— Какой, черт возьми, у меня может быть мотив убивать Джузеппе ди Карло? Я даже не знал этого человека.

— Нет, — согласилась Яра, гладкая и хитрая, как кошка, играющая с мышью. — Но мы нашли статью в Нью-Йорк Таймс от осени, в которой говорится, что вы намеревались использовать это дело, выдвигая свою кандидатуру в Сенат штата.

— Это ничего не значит.

— Это зависит от вашей точки зрения, — возразила я. — Иногда, если вы чего-то сильно хотите, вы пойдете на крайние меры, чтобы добиться этого.

Он уставился на меня, словно пораженный, не то чтобы шокированный, но глубоко обеспокоенный. Он понял, что недооценил меня. Он полагал, что я ненавижу своего отца настолько, чтобы отказаться от криминала в пользу правой стороны закона. Что я никогда не опущусь до той грязи, в которой он сам погряз.

Он не знал, что ради Данте Сальваторе я готова пройти через ад и обратно.

Отвлечь Денниса на стрельбище, чтобы Фрэнки смог снять отпечатки пальцев с одного из пистолетов, которые он оставил на столе, оказалось на удивление легко. Мейсон Мэтлок взял пистолет, из которого Козима убила его дядю, Джузеппе ди Карло, чтобы защитить ее, и признался в этом Данте и Адриано, когда они допрашивали его несколько месяцев назад. Адди, Чен и Яко в течение двух недель обыскивали все камеры хранения в метро в поисках той, в которой Мейсон хранил оружие.

Но мы нашли его.

Остальное было просто.

Фрэнки нанес отпечатки пальцев Денниса на рукоятку пистолета и вернул его в шкафчик. Торе сообщил о наводке детективу Фальконе, потому что у меня в сумочке все еще лежала его визитка, и я знала, что он не сможет удержаться от того, чтобы взять потенциального убийцу.

И вот мы здесь.

Я улыбнулась Деннису, той старой, знакомой ухмылкой, которая застыла на моем лице от силы его ледяного взрыва.

— Проведи тесты, Деннис. Детектив Фальконе наготове и ждет, чтобы арестовать тебя, если они окажутся такими же убедительными, как наши.

— Ты грязная, гребаная сука, — огрызнулся он, делая шаг вперед, будто хотел ударить меня.

Я стояла, нависая над ним на своих пятнадцатисантиметровых каблуках, осмеливаясь действовать.

— Лучше победоносная сука, чем подонок-неудачник. Позвони нам, когда получишь результаты, Деннис. И удачи. Я знаю от Данте, что такие мужчины, как ты, выживают в тюрьме, потому что из них получаются такие хорошие маленькие сучки.

Деннис пыхтел, его ноздри раздувались от горячего, тяжелого дыхания. Я никогда не видела его таким взбешенным, но было легко понять, что в его крови течёт жестокость и жажда греха. Я не сомневалась, что он совершил свои собственные злодеяния, чтобы добраться до вершины правовой пищевой цепочки, и я не испытывала абсолютно никаких угрызений совести, когда хотела сбить его с толку его же грязными выходками.

Не говоря больше ни слова, он повернулся и вышел, уже набирая номер на телефоне, вероятно, чтобы найти своего собственного адвоката.

Мы с Ярой не ушли.

Я села обратно и уставилась на судью Хартфорда.

— Было бы прискорбно потерять поддержку Денниса на выборах мэра, — начала я после долгого молчания, когда мы сидели в напряженной тишине. — Я понимаю, что это было вашей мечтой.

Судья Хартфорд непримиримо уставился на меня.

Яра наклонилась вперед, являя собой образ властной элегантности.

— Он был не единственным вашим другом, Мартин.

Она пошарила рукой в своей сумочке от Гуччи и бросила что-то толстое на его стол. Мы вместе наблюдали, как он пальцем развернул бумажный пакет так, чтобы отверстие оказалось напротив него. Его глаза округлились при виде пачек хрустящих купюр внутри.

— Небольшой взнос на избирательную кампанию, — объяснила я с вежливой улыбкой. — Политика в наши дни стоит так дорого.

— Я не приму это. — его тяжелые брови были насуплены так сильно, что под ними трудно было разглядеть его взгляд. — Я не беру взяток.

— Думаю, мы уже вышли за рамки этого, учитывая, что вы не заставили Денниса взять самоотвод или объявить о неправосудии, когда у вас была такая возможность, — дерзко возразила я, исполненная праведной яростью и спокойствия, которое приходит от обладания всей полнотой власти. — А как насчет небольшой поддержки от губернатора Мортимера Перси? — предложила я, упомянув приемного отца Дэниела Синклера. — Он старый друг семьи, который будет рад помочь опытному судье на его пути к политическому успеху.

Судья Хартфорд уставился на стопку банкнот, высыпавшихся из простого бумажного пакета, краем большого пальца скользя по башне.

Он считал.

Моя кровь была такой горячей, что застыла в венах, сердце билось так сильно, что я думала, что оно может взорваться.

Металлический привкус победы расцвел на кончике языка.

Когда судья Хартфорд поднял голову, его тяжелая челюсть была напряжена от решимости.

— Когда вы сможете нас представить?

Глава 29

Данте

Свободен.

Libero.

Судья Хартфорд вернулся в зал суда с величественным и торжественным видом, как Мидас, выносящий приговор на трибунале в подземном мире. Он знал, что я виновен в преступлениях, доказательств которых у него не было, и ему не хотелось, чтобы я вышел на свободу, но в конце концов его жадность победила. (прим.Мидас — древнегреческий царь)

И он вынес решение об отмене судебного разбирательства.

Елена оказалась в моих объятиях в мгновение ока, одна рука слишком сильно запуталась в ее пышных волосах, другая надавила на поясницу, чтобы ее бедра оказались вровень с моими.

Я целовал ее, как утопающий, потому что после месяца без ее губ на моих, ее аромата в моем носу и этого длинного тела, прижатого к моему, я чувствовал, что умираю.

Я пил из нее, сжимая губы так крепко, что не мог дышать. Но мы не нуждались в воздухе. Все, что мне было нужно, было в этой женщине. В ее благодати и неизменной силе, в ее преданности и неугасающей любви. В ее готовности сделать все, чтобы увидеть меня свободным.

— Sei magnifica, — прошептал я ей в губы, глубоко вдохнув. — Ты чертовски великолепна.

Она засмеялась, ее руки пробирались сквозь мои волосы, поглаживая их почти маниакально, словно она не могла насытиться его ощущениями.

— Я чувствую себя великолепной, потому что ты свободен. Мы свободны от этого.

— Благодаря тебе. — я поцеловал ее снова, достаточно сильно, чтобы появились синяки, втайне надеясь, что это оставит печать моей собственности на ее теле. — Мой герой.

Она вновь засмеялась, откинув голову назад, так что все ее рыжие волосы рассыпались каскадом по моей руке и спине. Я смотрел ей в лицо, моргая от красоты ее радости, которая проникала в меня и смешивалась с моим собственным острым счастьем.

Вокруг нас щелкали затворы, словно сверчки в поле.

— Ti amo, lottatrice mia, — произнес я каждое слово, как клятву. (пер. с итал. «Я люблю тебя, мой боец»)

— Ti amo (пер. с итал. «я люблю тебя»), — мгновенно ответила она, а затем потянула мою голову вниз за уши, целуя. — Chi vuole male a questo amore prima soffre e dopo muore.

Тот, кто против этой любви, страдает, а потом умирает.

Я зарычал, снова смыкая губы, вкушая победу с ее языка.

Мы были так близки к тому счастью, которого заслуживали два влюбленных антигероя.

Два злодея уничтожены — Рокко Абруцци и Деннис О'Мэлли — я остался один.

Я трахнул ее в машине.

Неважно, что Адриано был за рулем и мог ясно слышать, чем мы занимались на заднем сиденье лимузина. Неважно, что окна были затонированы, но любой прохожий мог уловить проблеск сладкой золотой плоти или малиновых сосков.

Я не был внутри своей жены уже месяц.