Страница 67 из 84
Я могла прочитать на его лице предвкушение надежды через всю комнату.
Даже те, кто не знал историю отношений между мамой и Торе, смотрели между ними, следя за напряженными линиями, четко выписанными в воздухе.
Сначала казалось, что мама собирается отказать ему в канун Рождества, но потом она посмотрела на меня, и ее взгляд наполнился страхом.
Меня немного испугала мысль о том, что моя пятидесятилетняя мать все еще может бояться своих эмоций. Мужчины, который так явно обожал ее.
Однако, очевидно, я все понимала.
— Coraggio, мама (пер. с итал. «храбрость»), — сказала я под дых, протягивая руку, чтобы сжать ее несмотря на то, что она была покрыта манной мукой. — Coraggio.
— Va bene (пер. с итал. «хорошо»), — сказала она, сделав глубокий вдох. — Входи, Сальваторе, и представь меня bella principessa в твоих руках. (пер. с итал. «красивой принцессе»)
— Это я! — воскликнула Аврора, подняв руку вверх. — Я Рора.
— Сильное имя для сильной девочки, — сказала мама, зная, что сказать.
Рора отпустила руку Торе, полностью забыв о нем, и направилась на кухню. Она потрясла меня, остановившись у меня под боком и забравшись ко мне на колени. Я помогла ей устроиться, немного ошеломленная ее легкой близостью и более чем немного тронутая ею.
— Мне шесть, — сказала она маме, наклонившись вперед, ставя локти на стойку и утыкаясь лицом в ладони.
— Это хороший возраст, — согласилась мама.
— Правда? Я хочу быть восьмилетней. Через дорогу живет мальчик, который сказал, что, когда мне будет восемь, он меня поцелует.
— Рора! — воскликнула Бэмби.
Все засмеялись.
Я прижалась щекой к волосам Роры, пахнущим клубникой, держа ее на коленях, и наблюдала, как почти все, кого я любила, прекрасно общаются друг с другом. Я страстно желала, чтобы Данте присутствовал при слиянии нашей семьи, чтобы увидел, как им великолепно вместе и как нам повезло.
Но хотя мое сердце болело, я знала, что он уже все понял. Данте никогда не принимал ничего в своей жизни как должное, и в первую очередь свою семью.
— Ты в порядке? — спросил Бо, потянувшись через островок, сжимая мою руку. — Ты, должно быть, скучаешь по нему.
— Да, — согласилась я. — Три дня замужем, и его забирают. Но я верю. Мы все уладим.
Он подмигнул мне.
— Знаешь, ты никогда не выглядела так прекрасно, как сейчас, сидя здесь и разговаривая о Данте, с этим милым ребенком на твоих коленях, любящим тебя так, будто это никогда не прекратится. Ты можешь отрицать это сколько угодно, но я знаю, что это все, чего ты когда-либо хотела. Не высокопоставленная работа или шкаф, полный Шанель, хотя, признаться, это тоже замечательно. Данте дал тебе то, чего никогда не было у Дэниела.
— Что? — спросила я, хотя я знала.
Хотя я чувствовала, как это бурлило вокруг меня, когда Адди хрипло смеялся с Себом и Ченом, когда Торе тихо разговаривал с мамой, пока они готовили Тимбало, когда Рора рассеянно брала прядь моих волос и крутила ее в пальцах, пока Яко танцевал со своей сестрой Бэмби по гостиной.
— Семья, — сказал он.
— Да, — согласилась я, задыхаясь от смеха, потому что мои легкие были сжаты от счастья, а слезы жгли от грусти. — Вот такой рождественский подарок, присланный из тюрьмы.
Мы смеялись вместе, но острота этой ночи сохранялась, когда мы вместе готовили и садились за рождественский ужин по итальянской традиции, накануне.
Когда Фрэнки объявил, что у Данте есть подарки для всех, и раздал подарки каждому сидящему за столом, даже Бо, это показалось уместным, а не шокирующим. Я наблюдала, как мама достает бутылки с лимончелло и оливковым маслом Торе, Себ распаковывает подписанный экземпляр DVD Крестного Отца, за который Данте, должно быть, заплатил целое состояние, Бо шарф от Прада, а Адриано новую собачью посуду с золотым тиснением для его любимого пса Торо. Каждому достался подарок, но мне четыре, которые Торе положил передо мной, когда все остальные уже открыли свои.
Я сглотнула, подняв крышку первого из них и обнаружила в рамке копию единственной фотографии со дня нашей свадьбы. Козима сфотографировала нас на свой телефон, ее глаза модели запечатлели поистине прекрасный момент, когда Данте держал одну ладонь у моего горла, а другой обхватывал мои бедра, обе мои руки запутались в его коротких волосах, прижимая его к себе, и мы улыбались друг другу в губы.
Я плакала, но никто не дразнил меня за это, даже Себ или Фрэнки.
Далее лежала длинная, тонкая коробка, которую я открыла только для того, чтобы тут же закрыть снова.
— О Боже! — воскликнула я, но мне было смешно.
Бо, который сидел рядом со мной, мельком взглянул на меня, спросил:
— Это то, о чем я думаю?
Да.
Черный фаллоимитатор в упаковке.
К нему прилагалась записка, которая гласила:
Поиграй с tua bella figa для меня, пока меня не будет (пер. с итал. «твоей прекрасной киской»). Я хочу иметь возможность представить тебя широко раздвинутой и мокрой, наслаждающейся собой, пока ты стонешь мое имя.
Целую,
Твой Капо
Моя кожа горела, когда я подняла глаза от прочитанного, но все засмеялись, даже мама, которая, похоже, посчитала подарок уморительным.
После этого шла великолепная пара нижнего белья фирмы Ла Перла с указаниями надеть его для него, когда он, наконец, вернется домой ко мне.
И четвертой была коробка с черной надписью «Кот».
Внутри, в слое папиросной бумаги, настолько тонкой, что казалось, она распадется под моими пальцами, лежало черно-белое бриллиантовое ожерелье. Три огромных бриллианта были окольцованы ореолом из более мелких черных драгоценных камней, которые сверкали, как ночное небо вокруг звезд.
У меня перехватило дыхание от красоты, внизу прилагалась записка от Данте.
Черное, белое и красное, lottatrice mia.
(пер. с итал. «мой боец»)
Цвета нашей жизни и нашей любви.
Я подняла глаза, наполненные слезами, на обеденный стол, за которым сидели почти все, кого мы с Данте любили, Торе во главе стола, а я, вместо Данте, во главе другого. Мои пальцы дрожали, когда я подняла бокал с вином Монтепульчано (прим. сорт красного технического итальянского винограда) в тосте, который все горячо поддержали.
— За Данте!
— За Данте!
Глава 26
Данте
Имелась одна причина, по которой я попал в тюрьму.
Елена была права, когда предположила, что те друзья в высших кругах могли бы избавить меня крупным штрафом за нарушение залога вместо того, чтобы заплатить за это тюремным заключением.
Но это была слишком хорошая возможность, чтобы упустить ее.
О, я мог бы сделать по-другому.
Нанять кого-нибудь или попросить об услуге.
Но это требовало личного подхода. Моего прикосновения.
В конце концов, это моя жена, над которой он надругался и настроил против себя.
Я должен был по отношению ко всем нам троим совершить это возмездие сам.
Это заняло больше времени, чем я хотел.
Я пропустил Рождество и Новый год с моей новой, прекрасной женой и нашей семьей. Лежать на тонком матрасе на металлической двухъярусной кровати в камере размером два на три метра человеку ростом сто девяносто пять сантимертов было чертовски неудобно. Еда была дерьмовой, компания еще хуже. Моим сокамерником был парень, которому другой заключенный отрезал язык за донос, а группе арийских неонацистов не понравилась моя смуглость, как только они положили на меня глаз.
Внутри тюрьмы находились мафиози, небольшая банда и другие, объединившиеся с другими бандами. Я сказал им не беспокоиться обо мне, я не хотел привлекать к себе внимание. Хотя в тот день я отозвал троих из них в сторону, чтобы сообщить им, что скоро они мне понадобятся.