Ружичка

- Тогда не успеем.

- Успеем, там в начале всегда какие-то буквы показывают.

Я вздохнул.

Напротив здания школы охранял покой граждан милиционер в чёрных сапогах. Если бы он размахивал полосатым жезлом или прохаживался, заложив руки за спину, никто бы не удивился. Однако этот представитель правопорядка стоял, хотя и по стойке «вольно», но совершенно неподвижно, словно обдолбанный, вперив свой взор куда-то в пространство. Реакция на внешние раздражители у него отсутствовала.

На траверзе школы, прямо за спиной милиционера высились большие грязно-зелёные ворота, за неприкрытыми створками которых виднелись тёмно-серые, давно не штукатуреные корпуса большого и шумного промышленного предприятия.

По фасаду самого высокого корпуса шла размашистая, выполненная огромными белыми буквами надпись из гнутых неоновых трубок: «Адлерский винный завод». При вечерней подсветке надпись должна была хорошо смотреться на фоне чёрного южного неба.

Полагаю, что тёмной ночью моряки местного каботажного флота использовали её в качестве маяка, поскольку своего навигационного сооружения подобного типа Адлер не имел. Впрочем, безусловным ориентиром она являлась для всех страждущих, а не только для тех, кто в море. Если загоралась, конечно.

В Ленинграде Мартира-страший работал на ликёрке, поэтому у Тамарки на даче всегда стояли закупоренные промышленным способом пивные бутылки с благородными напитками. Основу всех этих напитков составлял этиловый спирт, разбавленный до 40° путём добавления в него лимонада, ситро, крем-соды, тоника, крюшона, дюшеса и прочих изысков.

Пока Тамарка за стенкой крутила l'amour с Анатолием Эриховичем, мы крутили пластинки и потребляли контрабандный алкоголь. Сорокину нравился спирт, разбавленный прохладительным напитком «Тархун» густого зелёного цвета. Я называл это «Сhartreuse».

На дачной веранде царил большой круглый стол со съемной, как оказалось, крышкой. В один из дней, перебрав «Сhartreuse», Сорокин обиделся на весь мир, вскочил с места и, зарыдав, кинулся вон, чтобы поймать такси и умчаться на нём в сторону Финского залива.

Пробегая вокруг стола, он, дабы не потерять равновесия, был вынужден опереться рукой о край столешницы. Как в замедленной съёмке двухметровая столешница плавно поднялась боком вверх, встала вертикально на ребро, потом миновала критическую точку и прихлопнула Сорокина, как муху.

Когда я подошёл к нему, чтобы помочь, Сорокин лежал на полу веранды и крепко спал, умиротворённо сложив руки на укрывшей его по грудь дубовой столешнице, как на одеяле.

- Далеко не ушёл, - сказал Анатолий Эрихович и отрыл бутылку шампанского. Тамарка завела «Lady Mado

Я ещё раз глянул на винзавод, подивился столь тесному соседству трудовых резервов с производством и свернул в школьный двор. Мной двигала слабая надежда, что именно в этой школе на улице Гастелло и состоится митинг, на котором будет выступать Куличихин. Иначе, чего бы там маячить милиционеру?

Во дворе школы собралось много народу. Отдельной когортой выделялись родители, в основном, мамы и бабушки. О том, что это школа, а не что-нибудь ещё, свидетельствовала висевшая у входа тёмно-красная фасадная табличка, размером метр на полтора с красивыми золотыми буквами по всему полю. Большая буква «Ш» делала её похожей на таблицу Сивцева.

Всех мальчиков поголовно их мамы обрядили в белые рубашки. Некоторые девочки позволили себе блузки в цветочек, но, в основном, тоже были в белом. На почётном месте стоял стол, покрытый красной скатертью. К этому столу из радиорубки через весь двор тянулись провода радиотрансляции. Я внимательно оглядел присутствующих, но не нашёл никого, кто мог бы своим обликом походить на начальника адлерской милиции.

Я присел в сторонке на просохшую после дождя скамейку. Рядом сидел загорелый молодой человек, по виду ученик пятого или шестого класса, который с тоской взирал на происходящее.

- Извините, не подскажете, сколько в Адлере школ?

Молодой человек посмотрел на меня и, не задумываясь, ответил:

- Около шестидесяти.

Видимо, у меня был довольно изумлённый вид, так как молодой человек счёл нужным пояснить: - Мне известна школа под № 59. Но, - тут же добавил он, - есть ли у нас школа под № 60, я не знаю.

Я подивился стройному ходу рассуждений молодого человека, но всё же не поверил ему на слово, сочтя, что тот добросовестно заблуждается. Шестьдесят школьных зданий для Адлера – явный перебор, никакой исполком не выдержит.

Скорее всего, нумерация школ имела какое-то иное объяснение, как его имеет, например, нумерация автобусных маршрутов. Впрочем, речь могла идти о школах с 7- и 8-летними сроками обучения, входящих в единую систему для Сочи и Адлера (при действующем нормативе 75 школьных мест на 100 детей).

Несмотря на столь убийственную критику, которой подверглись выводы юного перипатетика, надежда встретиться с Куличихиным именно в этой школе у меня пропала.

В это время на скамейку, где мы сидели, наткнулась классная дама с высоким бюстом. В жизни я всего раз встречал настоящие женские груди 5 размера. Естественно, они принадлежали учительнице. Учительнице английской литературы по прозвищу Пузырёк.

Как и положено, при её появлении все вставали. После «Good morning, be seated!» девочки садились, а мальчики нет. Пока преподавательница шла к своему столу, Нечит успевал громким шёпотом восхищённо отчеканить: - Боже, какой бюст! Только после этого мы с шумом падали на свои стулья.

Пузырёк делала вид, что ничего не замечает. Наверное, не знала, как реагировать. А, может, ей нравилось. Однако больше трояка Нечит у неё никогда не получал.

Константин рассказывал, что грудастые девки побеждают в конкуренции, потому, что их можно ******* ещё и в сиськи. Со временем я убедился, что он прав. В этих делах Константин разбирался. Он садился рядом с понравившейся ему девушкой, брал её ладошку и клал себе на бедро. Если девушка отдёргивала руку, Константин терял к ней всякий интерес. Полагаю, что в Союзе ССР детей у него было много. Об абортах вообще молчу. Судя по всему, Сергей Рудольфович был в курсе дела.

Женщины с плохой координацией, близорукие женщины, долговязые, неповоротливые, неловкие женщины всегда казались ему чудовищно привлекательными…

Грудастая дама кинула в мою сторону беглый взгляд и грозно воззрилась на моего собеседника.

- Ты почему здесь, иди к родителям! – сказала она голосом, тонкоторого не предвещал ничего хорошего. Молодой человек, так поразивший меня стройностью своих рассуждений, поёрзал на скамейке, потом, не говоря ни слова, подскочил и быстро ретировался, моментально затерявшись в толпе празднично одетых пионеров и школьников.

Родители Ружаны Анатольевны жили на набережной Тараса Шевченко. Я их ни разу не видел. О матери знаю только то, что однажды она открыла дверь Ионесяну. Слава богу, муж успел её настропалить. Поэтому, услышав слово «Мосгаз», Эстер повернулась к дочери и сказала: - Ruzhen, позови, пожалуйста, папу.

Когда через несколько дней Истен показал ей композиционный портрет человека в ушанке, тесёмки которой были завязаны на затылке, она без труда узнала своего непрошеного гостя.

В тот раз всё кончилось хорошо.

Я встал и устало побрёл прочь. Вслед мне понеслись первые фразы приветственной речи, с которой один из 59 адлерских директоров (как ни странно, дядька средних лет) счёл необходимым обратиться к своей пастве: - Ребята, вы вступаете в новый учебный год, который … и т.д., и т.п., как говорит Анатолий Эрихович. Чем-то голос в школьном динамике напоминал хриплое карканье аэрофлотовского репродуктора.