Ружичка

Я прошёл мимо милиционера, всё ещё стоявшего на своём посту то ли у школы, то ли у винзавода, и направился вверх по улице. Сильно хотелось спать, но думал я не о сне, а о детях.

Во время сиденья в лифте я спросил Тэккера: - Для чего нужна старость?

В ответ он пробубнил: - Старость – это детство с обратным знаком. Если ты знаешь, для чего нужно детство, то сам ответишь на свой вопрос.

Я тогда не знал, для чего человеку детство. Сейчас тоже этого не понимал и о теории стадийного роста в русле антропогенеза не думал.

Свой Великий школьный путь я начал в 14 школе, где на следующий же день подрался с Пашкой из второго класса. Вцепившись друг в друга, мы покатились по длинному широкому коридору, пол которого был натёрт густым слоем паркетной мастики, и остановились, уткнувшись в ноги невесть откуда появившейся Александры Андриановны, моей первой учительницы.

Вдоль одной из стен коридора под репродукциями живописных работ великих русских художников в полном составе стоял первый класс «а», который изо всех сил болел за меня, а вдоль другой – второй класс «б», который, естественно, болел за Пашку. Волею случая, я оказался наверху, поэтому женской рукой был схвачен за шиворот и поставлен на ноги. Пашка поднялся сам и занялся тем, что стал сосредоточенно отряхивать школьные брюки, всем своим видом показывая, что Александра Андриановна лишила его близкой победы. На самом деле, это была ничья, но ничья в мою пользу. Одолеть первоклашку Пашке не удалось.

Надо сказать, что к этому моменту я уже второй день был влюблён в Таньку Окуневскую. Высвободив свой ворот, я посмотрел в её сторону и увидел в глазах девочки нечто, похожее на ответное чувство. Поцеловала она меня в четвёртом классе.

Мне и в голову не приходило, что человек не растение и процветать ему долго нельзя…

Насколько мне удалось заметить, в Адлере школьную форму носили только ученики младших классов, да и то, не все. Мальчики, начиная с 8-го класса, были одеты в цивильные брюки, причём, брюк, купленных на вырост в магазинах готового платья, я не обнаружил. Даже на товарище моего рыжего собеседника красовался индпошив, из которого его владелец успел вырасти за короткое лето, сгоревшее как порох в пороховнице.

Рубашки на всех мальчиках выглядели старательно ушитыми, то есть, приталенными. Особым почётом пользовались расклешённые к низу тёмные брюки с накладными передними карманами. Только на одном ученике, который нёс букет цветов, стыдливо держа его вверх тормашками, я заметил выцветшие штаны американской фирмы «Wrangler».

Правила хорошего тона предписывали черноморским мальчикам относиться ко всему на свете как можно равнодушнее…

Девочки старших классов все сплошь были на высоких каблуках. На мальчиков они не обращали никакого внимания. Их наряды являли собой симбиоз первых серьёзных попыток девчачьего рукоделия и основ портняжного искусства. Русские мордашки среди детских лиц оказалось в большинстве. Меня этот факт приятно удивил.

Размышляя об одежде и её фасонах, я ненароком вспомнил Ружану Анатольевну, которая, вот, уже, сколько времени обещает укоротить свои юбки, но дальше слов дело не идёт, как оно стояло на мёртвой точке, так и стоит.

И когда я целовал платье на ее коленях, а она тихо смеялась сквозь слезы и обнимала мою голову, я смотрел на нее с восторгом безумия, и в тонком звездном свете ее бледное, счастливое и усталое лицо казалось мне лицом бессмертной...

Спасает ситуацию замшевая мини юбка венгерского производства (на кнопках), которая на раз слетала с бёдер, стоило только расстегнуть верхнюю застёжку. Полезная вещица. Мне нравилась. Тем не менее, я опять позавидовал своей Кружечке, которая спала сейчас голышом в тёплой постельке и в ус не дула.

Отогнав от себя это видение, я задумался на тему, доколе мне тут торчать? Неделю? Что-то не похоже. Хорошо бы оказаться в Москве 17 сентября. К этому времени Ружичка уже вернётся из колхоза, если вообще туда поедет. Правда, если её лунный цикл восстановится, то, в аккурат на эти числа, выпадут красные дни календаря, однако не хлебом единым сыт человек. Можно будет походить по свадьбам её многочисленных подружек (сентябрь - время сенокоса) и, если всё будет хорошо, поесть и попить на дармовщину (эх!).

Интересно, что скажет Ружана Истеновна Анатольевна, когда прочтёт эти строки? В своё оправдание я мог сказать лишь то, что уже сильно по ней скучал, да и жрать хотелось.

Так, занятый своими мыслями, я добрался до ОВД на Кирпичной улице. Начальник, как водится, ещё не приехал. Ничего не оставалось делать, как снова усесться на стульчик, что стоял на крыльце, и приступить к разглядыванию морских волн и горизонта. Горизонт был чист. По волнам плыл корабль.

Прекрасные летние дни, спокойное Черное море. Пароход перегружен людьми и кладью, — палуба загромождена от кормы до бака. Плавание долгое, круговое — Крым, Кавказ, Анатолийское побережье, Константинополь…

- Наверное, рыболовецкий, - подумал я и закрыл глаза. Немногопосидел с закрытыми глазами, потом открыл их и посидел с открытыми. По лестнице снизу на меня надвигалась грудастая старуха лет пятидесяти. На безымянный палец правой руки она надела сразу два кольца – обручальное и с камешком. Здоровенные сиськи, обтянутые рифлёной майкой зелёного цвета, грузно колыхались в такт её тяжёлой поступи. Можно было представить, что с ними творится, когда их обладательницу ******* какой-нибудь пузатый дядька. Муж, например. Дама важно прошествовала мимо.

- Видать, руководит тут чем-нибудь, - подумал я и снова закрыл глаза.

Рядом послышался разговор. Беседовали двое. Обладать хриплого голоса начал поругивать Советскую власть вообще и установленные ею порядки в частности. Второй ему нехотя поддакивал. В откровенную контру диалог не перерос, так как раздался комариный писк тормозов, и перед ОВД остановилась серая «Волга» начальника милиции.

Пока я в очередной раз пытался разлепить слипающиеся глаза, Куличихин с лёгкостью серны взбежал вверх по лестнице, и мне удалось разглядеть только его спину. Спина была как спина. В белой форменной рубашке с короткими рукавами.

Я опять закрыл глаза, но через несколько минут всё-таки встал и потянулся. Потом вошёл в холл и посмотрел на часы. С момента приезда подполковника прошло уже минут десять. В это время из дежурной части выглянул лейтенант.

- Молодой человек, - сказал он, - поднимитесь на третий этаж. Константин Степанович Вас ждёт.

На третьем этаже перед кабинетом начальника стояла толпа народа. Я решительно вклинился в этот конгломерат человеческих тел.

- Стойте, стойте! Куда? Тут очередь! – раздалось со всех сторон, когда мои намерения проникнуть в кабинет стали очевидны.

Я остановился у самой двери, повернулся и тяжёлым взглядом обвёл всех присутствующих. Однако опыт, полученный от общения с армянином из камеры хранения, не сработал. Вместо ожидаемого результата произведённое действо привело к обратному эффекту. Очередь расшумелась ещё больше. Пришлось втянуть голову в плечи и поспешно шмыгнуть в дверь.

Кабинет оказался довольно внушительных размеров. В его глубине за большим столом сидел Куличихин.

- Здравствуйте, - сказал он и с интересом посмотрел на меня.

- Садитесь, - предложил Куличихин, - думал, что Вы уже не приедете.