Тающее отражение

Всю ночь не спал. Возбужденное воображение высвечивало картинки, одну ужасней другой — там всё было в крови и дыму. Я себя чувствовал предателем, убийцей, трусом. Чуть рассвело, побежал в лес, забрался в чащу, с грохочущим сердцем, на подгибающихся ногах, спустился по ступеням в ДОТ, открыл тяжелую дверь, включил свет — и ничего «такого» не обнаружил. На штабном столе покоились навесной замок с ключом, развернутая карта, на ней лежал курвиметр, блокнот с карандашом. Заглянул в третью комнату, посветил фонариком — ни Сёмки, ни его лопаты, ни следов ночного преступления — ничего! Неужели малого так разнесло взрывом на куски, неужели в пламени взрыва сгорел так качественно, что и пепла не осталось? На душе поселилась смертная тоска. Рассказать о происшествии бойцам? Идти на допрос в милицию? Идти с повинной к родителям убиенного малого? Что делать? Вдруг на пике отчаяния прошелестела фраза из телевизионного детектива: «Нет тела — нет дела!» И я трусливо ушел в себя.

Да, в том бою с вооруженными силами соседней школы, благодаря моим «офицерским» вычислениям, мы выиграли — в час «Ч» обошли противника с тыла и раньше на десять минут атаковали молниеносным ударом. Между прочим, я сказал, что перед отъездом в другой город ко мне заглядывал Сёмка, попрощался, да и уехал себе. Никого это сообщение не тронуло — малого недолюбливали, он как-то больше всех раздражал.

Был, правда, еще один эмоциональный всплеск. Писал как-то сочинение ко Дню победы. Включил магнитофон с записями Высоцкого, прослушал военные песни, вроде: «А в ответ — тишина, просто он не вернулся из боя», потом следом прозвучала песня о странном человеке, который всю жизнь выходил из дома через окно. Там были такие слова: «Я вышел в дверь, я вышел в дверь — и после этого в себе я не уверен!..» Так, обе эти фразы сплелись воедино, и я почувствовал себя одновременно тоскующим по тому, кто «не вернулся из боя» и неуверенным в себе. Наверное, с полгода я как бы со стороны наблюдал за собой, но ничего «такого», необычного не заметил. Наоборот, стал гораздо лучше учиться, в военных играх стал заместителем командира Юры, по сути, начальником штаба, за что от него получил похвалу и доверие на всю оставшуюся жизнь.

Со временем таинственное происшествие стало забываться, лишь иногда, нет-нет, да кольнёт сердце тоской, но с каждым месяцем, с каждым годом, всё реже и реже.

— Ну и что? К чему всё это?

— Еще не вечер. Скоро поймешь. А сейчас собирайся на выход.

Он предпринял «Путешествие на Восток»

и не вернулся.

Произошла с ним некая псевдо«метанойя»,

душу русскую он утратил.

В. Пригодич

«Время стоянки пять минут» — пропищало со стороны вокзала. Вышел из вагона, вдохнул свежий воздух с горьковатым привкусом торфа. На платформе ко мне подошел молодой человек субтильного телосложения. С поклоном поприветствовал, подхватил сумку и понес к лестнице. Здесь, на юге, держалась теплая погода, на клумбе весело подмигивали цветы. В автомобиле молчаливый юноша доставил меня до усадьбы, спрятанной в лесной глуши. Вход меня впечатлил — ворота Расёмон, в классическом, так сказать, виде: ярко красные, с летящими крыльями, резными столбами, в золотых иероглифах. У ворот стояла гейша в праздничном кимоно, кланялась в пояс и улыбалась белым личиком... А может, и не улыбалась вовсе — пойди, пойми, что на том нежном личике с узкими щелочками глаз.

— Добро пожаловать, дорогой гость моего хозяина! — произнесла японка на чистом русском языке. — Мой хозяин ждет вас в саду под сакурой. — Показала крошечной ручкой направление движения.

Пока я не прошел сквозь ворота Расёмон, водитель стоял у открытой двери автомобиля, и тоже в глубоком поклоне непрестанно следил за мной, не отводя глаз. На скамейке под японской вишней неподвижно сидел человек в белом европейском костюме, глядя на золотых рыбок, плавающих в крошечном пруду, обложенном камнями. С горки, по плоским камням стекала струйка воды. Приняв правила игры, я также присел на лавочку и уставился на воду. Медленно оглянулся, рассмотрел экзотическую растительность, навалы камней, вычурные деревья, вслушался в задумчивое птичье щебетание. Неслышно подошла гейша, держа в кукольных ручках поднос с чашечкой, я пригубил, ощутив на языке знакомый вкус японской рисовой водки саке.

Наконец ожил хозяин, встал, обнял меня и сказал вместо приветствия:

— Ожидал тебя, друг. Но не только, чтобы с тобой выпить-закусить, а чтобы вместе съездить в город. Кто знает, может, если понравится, я тебе его подарю.

— Вообще-то я за деньгами приехал, — сказал я раздраженно. — Мы же договорились!

— Этот вопрос, считай, решен. На днях привезут всю сумму наличными. Отдашь, когда сможешь, то есть ровно через месяц.

— Спасибо! — выдохнул я облегченно. — Прости, Семен!

— Сем-сан, пожалуйста. Вот почему я хочу, чтобы ты хоть немного отдохнул и впитал в себя этот покой. — Он развел руками. — А то вы там, в городах совсем о душе не заботитесь. А она покоя хочет!

— Это да! — согласился я, со стыдом почувствовав себя суетливым торгашом семечек на колхозном рынке.

— Ну ладно, Платон, давай съездим на полчасика в город, а как вернемся, продолжим.

В автомобиле продолжилось молчание, только тихая музыка с журчащими переливами, да тихим птичьим лепетом продолжила расслабляющее воздействие. И это мне нравилось.

Город оказался весьма уютным, зеленым, изнеженным. Здешние южные люди отличались ленивым спокойствием. Они даже ходили как-то по-особому плавно, не размахивая руками, и говорили, как пели, растягивая слова. Едва качнув рукой, Семен остановил автомобиль, опустил стекло и жестом руки подозвал парня, лет двадцати. Тот нехотя оторвался от друзей и вразвалку подошел к нашему автомобилю.

— Передай своим, — полушепотом произнес Семен. — Даю время до двадцати двух уехать из города на расстояние не менее трехсот километров. Кто не выполнит мое указание, с полуночи будет подвергнут уничтожению. Всё, иди!

— Да кто ты такой, дядя! — лениво протянул местный бандит.

— Хозяин этого города, — произнес Семен, поднимая стекло.

Повторил почти незаметный жест рукой, автомобиль тронулся.

— Нравится тебе город? — спросил Семен. — На мой вкус, весьма симпатичный. Конечно, кое-что нужно еще подработать, но уже сейчас тут можно и работать, и отдыхать. — Он сверкнул глазами и спросил, как продавец в магазине джинсов: — Ну, что, берешь?

— Думаю, преждевременно, — сказал я ошеломленно. — Да и ты здесь еще не хозяин. По-моему, ты еще не избавился от прежних. Думаешь, они вот так запросто покинут хлебное место?

— Не сомневаюсь. — Он показал на ворота Расёмон. — А теперь предлагаю на время забыть о делах и предаться созерцанию красоты.

Прежде чем войти внутрь, мы переобулись в деревянные шлепанцы. Внутреннее убранство также выполнено в японском стиле: бумажные перегородки, маты-татами, низкий столик с вазочками и бутылочками, цветы в больших вазах. Звучала тихая музыка, похожая на шелест травы с журчанием воды и пением птиц. Гейша по имени Эрико усадила меня на татами, протянула чашечку саке, подвинула ко мне вазочки с лапшой, овощами, рыбой. Семен откинулся на подушки, хлебнул саке и зажмурил глаза.

— Ты даже не пытался узнать, что со мной произошло? — спросил он тихо.

— Что ты имеешь в виду?

— Куда я делся после взрыва в третьей комнате ДОТа.