Тающее отражение

— Ага! — шмыгнула она носом, проглотив, наконец, прожеванный кусок бутерброда.

— Ну а Сергею будет дополнительный стимул для скорейшего написания книги. Вот увидишь, как всё получится, если чудесным образом, по вдохновению, да по благословению. Всё, хватит пиво дуть и давай, в Париж собирайся. Заодно город посмотришь и приоденешься. Да, обязательно купи Сергею черную кожаную куртку. Ты хоть раз видела великого писателя без черной куртки?

— Нет, не видела. Писателя. Ни одного, кроме Сергея.

— Видишь! Так что вперед. Всё, счастливого пути!

На третий день позвонил Сергей и сообщил, что переехал в мастерскую Романа, пока тот занимается выставкой.

— Понимаешь, Платон, — пояснил Сергей, жуя традиционный бутерброд, — во-первых у отца Алексия я получил…

— Пинок, пендель, по лбу?..

— Получил творческий импульс, — невозмутимо продолжил жевать мой визави. — А во-вторых, здесь у Романа, такой аромат…

— Дешевых масляных красок, испорченного скипидара, немытых ног и давно нечищеного унитаза?..

— Аромат творчества, свободы! Я как сюда приехал, сразу сел писать. Понимаешь!

— Это хорошо, — сказал я, — а эти импресарио Романа — Дживс и Вустер — к тебе еще не приставали?

— Какие еще Джустеры? — Он глянул на потолок, вспоминая. — А, те самые, которые из комедийного сериала?

— Те самые, которые Романа обворовывают! Да ты видел, у них по диагонали на лицах написано: «Вор».

— Да? — Сергей почесал затылок. — Они сейчас на выставке, Роману помогают. А один, тот самый который похож на камердинера Дживса, он меня встретил на выходе из храма и предложил довести на своей «девятке».

— Он тебе что-нибудь предлагал? — поинтересовался я.

— Конечно, — кивнул начинающий писатель, — помощь в издании книг.

— Кто бы сомневался, — проворчал я. — Я отправил Маришку в Париж.

— В Париж? Зачем?

— За курткой кожаной. Ты видел современного писателя без куртки?

— Видел, в зеркале.

— Так то был еще не писатель, а так, подписок, — пояснил я. — А во-вторых, Маришка поехала договариваться с издателем. Помнишь, одно из ее прозвищ — Пиявка? А что, весьма полезное животное! В медицине используется. Имей в виду, она с того издателя такой договор стребует, что он тебя классиком сделает.

— Ну что же, пусть проветрится, а то она уже в мою холку, как вампир нацелилась, видимо, артерию посочней выбирала.

— С соседкой своей я как-нибудь разберусь. Не зря же она ко мне жаловаться на тебя приезжала. А вот с Дживсом будь осторожней. От этой парочки такие гнусные волны исходят! Эти вампиры еще покажут нам всем, как у творческих джентльменов кровь высасывать, до донышка.

Пока Сергей выписывал вторую часть книги, пока Маришка названивала из Парижа, сообщая успехи в комплектации писателя курткой и издателем, а я снабжал голодного творца питанием, всё было хорошо. Но вот однажды, Романа привезли в мастерскую на носилках, положили на диван и сообщили нам: инсульт, отнялась правая сторона тела.

— Почему не домой, к жене, а сюда? — спросил я у Романа.

— А что толку от бестолковых баб? Там дома одни истерики, — с трудом произнес больной перекошенным ртом. — Я, может быть, всю жизнь мечтал «пасть стрелой пронзенный». Чтобы лежать среди своих настоящих друзей. — Он здоровой рукой показал на альков, где хранились оставшиеся в живых картины. — И замысливать нечто великое.

— Слушай, Роман, — произнесли мы с Сергеем хором. — Давай, мы тебя в Дивеево свозим! Там и не таких излечивали. Там уже миллионы исцелились.

— Даже не подумаю, — проворчал больной. — Вы что, ничего не поняли? Мне пострадать напоследок — очень нужно. А теперь, господа, прошу на выход. Покоя хочу!

Следующие две недели мы с Сергеем, несмотря на ворчание больного, навещали его. Причем ожидать под дверью после звонка приходилось подолгу, пока он слезет с дивана, пока доползет до входной двери, пока справится с замком. Наконец, мы входили, Сергей усаживал его на унитаз, я готовил диетическое питание, варил протертые супы, жарил рыбку без костей, варил картошку, пропускал через блендер огурцы с помидорами. Роман же требовал мяса и хлебного вина, на что Сергей скручивал композицию из пальцев и подносил к лицу больного.

Дважды мы с Сергеем сталкивались в дверях с «Дживсом и Вустером». После их прихода по средам и пятницам — постным дням — Сергей прятал в тумбочку водку и мясные деликатесы. Я взял у Романа телефоны обоих деятелей, позвонил и попросил не травить больного спиртным и мясом — для тех, кто перенес инсульт это вредно, на что в ответ выслушал длинную тираду, мол, вы устроили Ромке тюрьму, а он свободная творческая личность и любые ограничения для него смерти подобны.

Еще несколько раз звонил в мастерскую, чтобы поговорить с Ромой о главном. Подумал, разговор тет-на-тет получится более доверительным. Сказал, что иконы, которые он писал ради заработка, вряд ли на Суде будут приняты в качестве оправдания, а жирные обнаженные тетки на фоне церквей и берез — то, что требовали заграничные заказчики — вообще полный провал. Умолял Романа прекратить забастовку, съездить в Дивеево, излечиться и приступить к написанию картин, зовущих в рай, в Царство небесное. На что он ответил:

— Нам «сие неведомо», из рая никто не возвращался, каково там — никто не знает.

— Да я там был! И могу в качестве свидетеле привести тебе еще троих.

— Ой, прекрати, пожалуйста, — смеялся он, звеня бутылкой «хлебного вина» о стакан. — Что вам приглючилось с похмелья — это ты другому впаривай, а я вырос из этих штанишек.

— Ладно, говоришь, «сие неведомо», — возмущался я, — а сколько в Евангелии, в Апостоле, Откровении, в писаниях святых отцов свидетельств! Это что, тоже «глюки»? Да вот, в сумке у меня всегда лежат пара-тройка книг, в дороге почитать — там лежит книга Ефрема Сирина «О рае». Могу привезти.

— Ладно, — нехотя протянул больной, не желающий исцеляться. — Привези, занятно будет полистать.

…Не успел! Утром позвонила жена Романа — она по телефонной книжке мужа обзванивала всех, чьи номера записаны. Спокойным голосом, даже слишком спокойным, она сообщила:

— Вот, заехала перед работой в мастерскую и нашла Романа лежащим на полпути от дивана к обеденному столу, заставленному бутылками с «хлебным вином», тарелками с ветчиной, колбасой и бужениной.

Перед тем, как положить трубку, она так же спокойно, как рефрен, произносила:

— Ну что, добились своего, убили моего Ромку…

Первое, что я сделал, позвонил «Дживсу и Вустеру» — они вместе сидели в пивном баре, «отмокали после вчерашнего». Я только спросил:

— Вы вчера с Романом выпивали?

— Да, а что нельзя!

— Он умер. Ночью. Когда полз на кухню, чтобы добавить.

— А мы тут причем! Мы свободные люди — хотим пьем, хотим — завязываем!

— Ладно, встретимся в суде, думаю, за непредумышленное убийство с отягчающими лет на десять успокоитесь. Пока, убийцы!

Потом было отпевание в церкви. Священник, произнося проповедь, сказал, что покойный был несомненным праведником. А у меня в душе наблюдалось такое смятение, что даже плакать не мог. Подошла дочь Романа, тронула меня за локоть и прошептала:

— Прошу вас, не надо никому мстить. Обещайте!..

— Обещаю… А ты молодец, настоящая христианка. Помоги тебе Господь.

Девушка, всхлипнула и быстрым шагом отошла к окаменевшей матери. Почему девочка подошла именно ко мне?..

В отличие от меня, деревянного по пояс, Сергей себя в проявлении эмоций не ограничивал. Он стоял в изголовье деревянного ящика со смешными оборками по краю, рыдал во весь голос, орошая слезами пожелтевшее отёчное лицо друга. Наконец тягучее прощание подошло к концу, стали собираться на кладбище, Сергей умоляюще глянул на меня и прохрипел: