Олдорандо

   Наконец он с отвращением отвернулся от этого образа и пошел прочь между одинокими каспиарнами. Таща за собой копьё отца, Юли вдруг подумал, что не заслужил такой участи -- его предки были великими людьми, а он влачил жизнь раба при собственном отце. Который жалко бежал, даже не пытаясь защитить его. А ведь вдвоем они смогли бы отбиться от фагоров!.. Но ему не оставалось ничего другого, как повернуть назад, к дому своей матери -- если только он вообще сможет его найти среди скрывшего все следы снега.

   Затем он подумал, что даже если отыщет дорогу домой, вся его жизнь будет потрачена на бесконечное бегство от голодной смерти в этом негостеприимном краю, населенном чужаками. Всё, что ждет его там -- это надоевшие упреки вечно голодной сестры и насмешки дядей, презирающих его глупого и жестокого отца. Нет уж, туда он не вернется!..

   Но тогда куда ему идти? Их семья осталась здесь последней из жителей Перевала -- все остальные погибли в жестоких стычках с местными или ушли дальше на запад в призрачных поисках лучшей доли. От жителей же Равнины не стоило ждать помощи -- они прикончат его, едва он посмеет обратиться к ним. О возвращении на родной Перевал нелепо было даже думать. Там не осталось ничего, кроме пепла и смерти.

   Юли шел и шел, и с каждым шагом в нем разгоралась незнакомая ему прежде угрюмая злоба. Весь мир обернулся против него. Что же дальше?..

   Неожиданно его пронзила ясная и пугающая мысль: если он хочет не только выжить, но и обрести судьбу, достойную его предков, то остается лишь одна надежда -- искать дорогу в далекий Панновал, где ещё сохранилось волшебство и величие прежних дней.

   Юли замер, осматриваясь, словно проснувшись. Он чувствовал, что с ним только что произошло нечто необычное. Казалось, в его душе что-то умерло. Внутри стало пусто и как-то непривычно легко. Впервые в своей жизни он был свободен и мог поступать по собственному выбору. Это было восхитительное чувство.

   Он покрутил головой, словно не понимая, как попал сюда. Зачем он вообще пошел за отцом, так глупо рискуя угодить в лапы к фагорам?.. Ведь отец предал его, теперь Юли понял это совершенно ясно.

   На какой-то миг его охватили сомнения -- он вспомнил свою больную сестру и свою клятву во что бы то ни стало вернуться к ней. Но что ему теперь до сестры? Наверняка, она тоже умрет, как умерла его мать. А он сделал для неё уже всё, что мог, довольно!..

   Ещё какое-то время он стоял, затаптывая в душе последние искры совести. Затем, решившись, Юли быстро зашагал сквозь пелену клубящихся снежных хлопьев вниз по склону. Копьё отца он по дороге зашвырнул в кустарник, не зная, что начинает цепь событий, которые навсегда изменят историю всей его планеты.

<p>

* * *</p>

   Несмотря на охватившую его решимость, идти было очень тяжело. Ноги Юли вязли в глубоком снегу, тело ныло, голова гудела после падения с трубы. Он чувствовал себя совершенно разбитым и даже бросил свой мешок с тяжеленным котлом, вспомнив, что отец всё время заставлял таскать его. Но голод был сильнее усталости и гнал Юли вперед, пока он не добрался до берега Варка. Но его надежды были тут же разбиты. Их припасы, как он и боялся, исчезли. Все йелки были съедены. Хищники, хлынувшие со всех сторон, сожрали всё без остатка. Возле реки остались лишь скелеты и груды костей. Юли завопил от отчаяния и ярости. Однако, она же не дала ему сдаться так легко.

   Река вновь замерзла и снег занес глыбы неровного льда. Юли расшвырял его ногой. Во льду виднелись туши вмерзших бийелков. Голова одного свесилась вниз, в мутный поток. Большие рыбы клевали её глаза.

   Яростно орудуя копьём, Юли пробил отверстие во льду, расширил его и стал ждать рыб, глотавших пузырьки воздуха, держа копьё наготове. Наконец, в воде мелькнули плавники. Он нанес удар. Когда он потянул копьё наверх, на его острие затрепетала рыба в голубых пятнах, разинувшая рот от удивления. Она была размером в три его ладони. Юли пожалел, что бросил свой котел. К счастью, соль всегда была в кожаном мешочке при нем и поджаренная на маленьком огне рыба показалась удивительно вкусной. Он насытился до удовлетворения, затем, завернувшись в шкуры их полога, проспал целый час.

   Поев и отдохнув, он уверенно направился на запад, по памяти отыскивая ведущую в Панновал торговую тропу, почти затоптанную копытами мигрирующего стада.

   Фреир и Баталикс сменяли на небе друг друга, а он всё шел и шел -- единственное живое существо, которое двигалось в этой снежной пустыне.

<p>

* * *</p>

   -- Мать! -- крикнул старый Хаселе жене, ещё не дойдя до своего дома. -- Мать, взгляни, что я нашел возле Трех Исполинов!

   Его сморщенная от старости жена Лорел, хромая с детства, проковыляла к двери, высунула нос на улицу, где морозный воздух обжигал всё живое, и проворчала:

   -- Плевать на то, что ты там нашел. К тебе из Панновала приехали важные люди. По делу.

   Хаселе усмехнулся.

   -- Из Панновала? Вот они удивятся, когда увидят, что я нашел у Трех Исполинов. Иди, помоги мне, здесь не так уж и холодно. Не всю же жизнь тебе сидеть в этой хибаре!

   Дом старого Хаселе был чрезвычайно примитивен. Он состоял из кругового нагромождения валунов, которое было едва выше человеческого роста, с проложенными между них досками и бревнами, разделяющими его на несколько комнат. Все зазоры и отверстия между валунами были забиты торчащими во все стороны волокнами мха, смешанного с застывшей липкой грязью, а сверху всё это покрывали натянутые на перегородки шкуры, прикрытые для тепла кусками дерна. Чтобы ураганные ветры не сносили его, Хаселе навалил на дерн собранные на берегу доски и бревна, так что вблизи всё сооружение напоминало дикобраза, отошедшего в мир иной. К этому круглому подобию каменной юрты позднее были добавлены пристройки, выполненные в том же духе импровизации, который подсказал и первоначальный вариант. Тем не менее, из отверстий, прорезанных в этой примитивной крыше, в хмурое небо поднималось сразу несколько роскошных бронзовых труб, мирно попыхивая дымком. Они говорили, что тут не становище дикаря, а первый оплот цивилизации. Этот бесхитростный, но здоровенный дом служил хозяевам не только для обитания. В некоторых комнатах сушились меха и шкуры, в других они продавались, а часть служила для хранения товара. В юности Хаселе был нищим бродячим траппером, который владел только женой и упряжкой в три собаки. Однако встреча с торговцами из Панновала перевернула его жизнь. Он обладал острым умом и быстро понял, что нет смысла бегать по снегу за зверем, если есть дураки, готовые делать это за него. Хаселе тоже стал торговцем и зарабатывал достаточно, чтобы к старости обзавестись не только внушительным жильем, но и собственной торговой лавкой. Сейчас ему самому уже с трудом верилось, что некогда он был жалким изгоем, выброшенным из племени за кобелиные проделки с чужими женами.