Олдорандо

   От прежних времен, от дней его отрочества, у Юли сохранился острый костяной нож. Когда он задал этот вопрос отцу Сифансу, его ладонь скользнула под сутану и стиснула рукоять этого ножа. Этот нож был всем, что осталось у него от прошлой жизни. Когда Онесса ещё была в добром здравии, она украсила рукоятку своего ножа искусной резьбой и подарила сыну. Раньше он принадлежал её отцу-вождю, деду Юли, и он был преисполнен мрачной решимости пустить его в дело, если потребуется. Ему уже доводилось убивать людей, и он не сомневался, что сумеет сделать это вновь.

   Святой отец хмыкнул, заметив его зловещее движение.

   -- Я собираюсь сделать худшую глупость, большую, чем ты можешь представить. Я посоветую тебе, какой лучше всего избрать путь, чтобы покинуть нашу темную страну... -- он замолчал, подмаргивая подслеповатыми глазами. Юли внимательно смотрел на него.

   -- Я вижу, что ты уже выбрал свой путь, -- печально и тихо продолжил святой отец. -- Увы, твоя душа не создана для веры и потому ни Хранителем, ни даже просто священником Панновала тебе уже не бывать. Ты вернешься, откуда пришел, и твой путь замкнется в кольцо, Юли. Но ты вернешься не таким, каким пришел сюда. Возможно, в этом есть какой-то смысл. Неисповедимы пути Акха и нам не дано увидеть всех его ликов... Быть может, тебе предначертано принести наш свет диким племенам и изменить историю. Кто знает... Впрочем, кто я, чтобы решать за тебя? Делай то, к чему зовет тебя твоя душа и будь счастлив. А брать с собой этого человека я тебе не советую. Он всё равно не выдержит дороги. Оставь его здесь, я позабочусь о нем. Он умрет легко и быстро.

   -- Нет, отец, этот человек крепкого закала и хорошей породы, -- возмутился Юли. -- Он скоро поправится и непременно отправится со мной, если мысль о свободе дойдет до его упрямого сознания. Он много пережил и передумал. Как только он поймет, что на самом деле будет свободен, он выдержит любую дорогу. Он готов бежать. Не так ли, Усилк?

   Заключенный пристально смотрел на них. Его раздувшаяся почерневшая щека закрыла один глаз и Юли никак не мог понять выражения его лица.

   -- Ты изуродовал его лицо, сын мой, -- тихо ответил отец Сифанс. -- Заставил навеки стыдиться собственного обличья, а что ещё может быть ужаснее? Такого люди не прощают никогда и никому. Отныне он твой враг, Юли, и он всегда останется врагом, что бы ты ни сделал для него. Бойся его. Он принесет тебе зло. Он убьет тебя при первой же возможности. Брось его. Лучше оставь его здесь, мне. Он не успеет выдать тебя.

   -- Я сам виноват, что он стал моим врагом, -- горячо возразил Юли. -- Я хочу искупить свою вину перед ним. Я постараюсь загладить её. Когда мы окажемся на свободе и будем в безопасности, он простит меня.

   Отец Сифанс мрачно поджал губы и ответил холодно и сухо.

   -- Некоторые -- не прощают.

   Пока они стояли неподвижно, глядя друг на друга, Усилк, мучительно отталкиваясь руками от пола, неуклюже пытался подняться на ноги. Наконец, ему это удалось. Он привалился плечом к стене и замер, тяжело дыша. Юли же смотрел на старого наставника. Его сердце стеснилось от внезапно нахлынувших чувств. До этого самого мига -- до мига, в который им предстояло расстаться навеки, -- он не представлял, насколько полюбил этого старика.

   -- Святой отец, вряд ли я могу тебя об этом просить, я даже не знаю, есть ли у меня право говорить с тобой об этом... В общем... Однажды ты признался мне, что ты и есть один из Хранителей. Хочешь ли ты вместе с нами уйти в открытый внешний мир? Чтобы у нас были и знания, и свобода?

   Глаза старого священника вдруг быстро замигали. Юли показалось, что святой отец старается скрыть слезы...

   -- В своё время, ещё до моего посвящения в духовный сан, в юности, я тоже почувствовал, что не рожден для жизни в затхлых подземельях, не призван служить Акха, -- вдруг тихо признался старик. -- И тогда я попытался покинуть Панновал. Мне даже удалось выбраться из нашего святого города. Но меня быстро поймали, потому что я был рохлей, наивным городским растяпой, а не жестоким дикарем, как ты!

   Юли нахмурился.

   -- Вы никогда не забываете моего происхождения, святой отец, -- холодно заметил он.

   Отец Сифанс снова отмахнулся от него.

   -- Потому, что я всегда завидовал дикарям, -- отрывисто признался он. Это признание неожиданно удивило Юли. -- Даже сейчас, когда это уже не имеет для меня никакого значения, я им завидую. Если бы я был дикарем, всё было бы в порядке! Мой побег не удался. Я потерпел поражение. Меня подвела моя природа. Моя слабость. Меня поймали и стали обрабатывать. Ну, насчет того, как меня обрабатывали, ты и сам можешь догадаться, ты сам делаешь подобное каждый день. Когда меня поймали, надо мной поработали как следует. Я был очень упрямым молодым дураком. Я не хочу вспоминать, что делали со мной. Но ты и сам должен уже знать, что есть вещи более ужасные, чем пытки, безмерно более унизительные. Я же только скажу, что я тоже человек, но человек из тех, кто не прощает, который не может простить, хотя всё это было уже очень давно... Наконец, я сделал выбор, который должен был. С тех пор я верен Панновалу -- а Панновал верен мне. Я сделал отличную карьеру -- для растяпы. Мне тоже понравилась работа следователя, Юли. С тех пор я пошел на повышение... и чего я достиг? Посмотри вокруг -- чего? Сны о свободе до сих пор не оставили меня...

   -- Но вы пойдете с нами, святой отец? -- Юли не хотел тратить время на сетования.

   -- Я уже слишком стар для свободы, сын мой. Моя единственная мечта -- завершить свои дни достойно, в покое и мире. Думаю, я заслужил хотя бы это... Впрочем, мои чувства тут ничего не значат, -- отец Сифанс задрал полу сутаны, продемонстрировав здоровенный синяк на тощей голени. -- Как видишь, я не могу никуда идти. Мне надо заняться моей раненой ногой, ведь с ней я не дойду сейчас даже до Рынка. Знаешь ли, Юли, у труса всегда есть отговорка... Так или иначе, Акха избавил тебя от беспомощного старика. Но мне не хочется отпускать тебя, хоть ты и решил порвать с Панновалом. Ты принес мне надежду и я хочу отблагодарить тебя. Хочешь, я покажу тебе лестницу, лестницу вниз, лестницу в шесть тысяч ступеней -- туда, на дно пропасти под нами? Там жили Архитекторы -- те, кого мы считали богами, жили ещё тогда, когда на месте нашего города смыкались первозданные скалы. Их потомки и поныне живут там, их род гораздо древнее и могущественнее нашего. Время ничего не значит для них. Они обитают в надежно укрытом городе в пещере, в самом сердце горы. От них ты узнаешь изначальную тайну земного существования. Это гибельное знание, но если ты выйдешь живым и в своём уме из-под их сводов, никто больше не будет иметь над тобой власти. Ты станешь... о, кем ты станешь! Если ты выйдешь из их подземелья той дорогой, по которой вошел в него, все вожди земли станут твоими слугами. Но ты не осмелишься. Не осмелишься!