Страница 3 из 59
Алехо движением косматых бровей указал сыну, куда надо смотреть. Едва Юли отогнал от своих глаз мошкару, его взору предстали два огромных бийелка. Они грузно топали по направлению к ним. Вскоре их покрытые шерстью массивные спины оказались почти вровень с выступом. Юли увидел четырех фагоров, -- они сидели по два на каждом бийелке, вцепившись в их шерсть. Он не понимал, почему не увидел их раньше. Хотя они и слились в одно целое с гигантскими животными, припав вплотную к их спинам, они, тем не менее, имели надменный вид наездников, отличаясь им от тех, кто привык к пешему строю. Они восседали на передних лопатках бийелков, сразу за их могучими плечами, обратив свои задумчивые, увенчанные загнутыми рогами бычьи морды в сторону возвышенности, на которую поднималось стадо. Их багровые глаза злобно мерцали из-под рогов, неповоротливые головы высились на толстых шеях, росших из мощных туловищ, сплошь покрытых длинной белой шерстью. За исключением этих розовато-алых глаз, чужеродных своей агрессивностью, они были совершенно белы и сидели на шагающих бийелках так уверенно, как будто были их частью. За ними крепились сумки из сыромятной кожи, где находились припасы и прочее имущество.
Сейчас, когда он знал, куда смотреть, Юли заметил и других фагоров, шествующих среди огромного стада. Верхом на бийелках ехали только вожди, их жены и знать. Рядовые члены этого кочевого племени шли пешком, приноравливаясь к шагу йелков, сжимая в руках дубинки и прочее оружие.
Осознав опасность, Юли с напряженным вниманием следил за процессией, боясь даже отогнать от глаз наседающую мошкару и привлечь их внимание лишним движением. Вот буквально в нескольких метрах от него прошли четыре фагора, их массивные тела раскачивались во все стороны. Он без труда смог бы сразить их вожака, всадив ему копьё между лопаток, прикажи ему это Алехо. Юли с особым интересом рассматривал проплывающие перед его глазами рога. В тусклом свете равнины они казались гладкими, плавно скругленными, однако юный охотник знал, что внутренний и внешний края каждого рога были остры от основания до самого кончика, превращая их в страшные футовые кинжалы.
Ещё недавно, став охотником, Юли получил прекрасный костяной кинжал, но он до сих пор страстно хотел иметь один из таких рогов. В диких лабиринтах Перевала, бедных кузнецами, рога мертвых фагоров высоко ценились в качестве грозного оружия. Именно за эти рога ученые люди в далеком Панновале, укрытом от бурь и врагов в укромных подземельях в чреве горы, нарекли фагоров анципиталами -- двурогой расой.
Возглавлявшее четверку двурогое бесстрашно двигалось вперед. Походка у него выглядела неестественной из-за шарового строения коленного сустава. Он шагал механически, как шагал уже многие мили. Расстояние не было для него препятствием. Его длинная голова резко выступала вперед по отношению к плечам типичным для фагора образом. Запястья его рук стягивали медные браслеты, к которым крепились рога йелков, обращенные остриями наружу, причем их концы были покрыты свежей кровью. При их помощи фагор мог отогнать любое слишком наседающее на него животное. Другого оружия при нем не было, но на спину идущего за ним в поводу йелка был навьючен большой узел со скарбом. Под ремни вьюка был просунут охотничий гарпун -- страшный костяной крюк с обратным ходом зазубрин -- и копьё, причем заостренный конец копья тускло отблескивал бронзой.
За вожаком, не отставая ни на шаг, шли ещё две особи мужского пола, а затем самка-фагор. Она была меньше ростом. На поясе у неё болтались ножны, в которых скрывался кинжал. Под её длинной белой шерстью раскачивались массивные груди. На её спине сидел малыш, неловко уцепившись за мех на шее матери и склонив свою голову на её. Самка шла механически, закрыв глаза, как будто во сне. Страшно было даже представить, какой путь она проделала за долгие годы своей бесконечной кочевки.
Посреди движущейся массы йелков шагали и другие фагоры. Животные не обращали на них никакого внимания. Они их просто терпели, как терпели мух, потому что не было возможности избавиться от них.
Стаду не было видно конца и края. Топот копыт перемежался тяжелым дыханием, шумным сопением, фырканьем, клокотанием внутренностей, шипением и свистом освобождавшихся газов. Впрочем, возник ещё один звук. Фагор, идущий во главе этой группы, издал нечто вроде жужжания своим вибрирующим языком. Возможно, он хотел подбодрить тех троих, что шли за ним. Этот нечеловеческий звук вселил в Юли необъяснимый ужас. Затем звук пропал и вместе с ним пропал фагор. Но поток животных был нескончаем. Неслись йелки, покачивались оседланные бийелки, мелькали гуннаду -- и вместе с ними бесстрашно вышагивали другие фагоры, их было невозможно сосчитать. Юли и его отцу оставалось лишь ждать, затаившись, того часа, когда орда пройдет и им придется наносить удары копьём, чтобы добыть мяса, в котором их семья так отчаянно нуждалась.
Перед закатом снова подул ветер, поднявшись, как и прежде, с покрытых снегом вершин Перевала. Он дул снова с востока, прямо в морды поднимавшихся по склону животных, сек их своими морозными плетьми. Сопровождавшие стадо фагоры шли, низко наклонив головы и щурили глаза, преодолевая напор ветра. С уголков их ртов срывалась слюна, ложась пенистыми лохмотьями на их косматой груди и мгновенно застывая. Чугунное небо всё ниже нависало над землей.
Фреир показал свой лик сквозь эту темную завесу лишь тогда, когда коснулся горизонта. Ватные одеяла облаков разорвались и показался этот небесный часовой, который пылал в золоте заката. Он уверенно сверкал над снежной пустыней -- небольшой, но ярко светящийся, хотя диск его был в три раза меньше, чем диск его звезды-спутника Баталикса. Тем не менее, красно-золотой свет, исходящий от Фреира, был чище, ярче, резче, сообщая всем предметам удивительную четкость. Вскоре он погрузился в недра земли и исчез. Небо снова затянулось облаками, став свинцовым. Вутра, бог неба, одну за другой убрал свои багряные мантии и его владения покрылись мраком. Пожалуй, он выиграл ещё одну битву.
Наступил сумеречный день, именно такой, какие преобладали осенью и зимой. Золотой Баталикс залил хмурое небо полусветом. Только летом, в день Нового Года, Фреир и Баталикс вместе поднимались и вместе садились. Именно их встреча отличала это время года от более жестоких сезонов. А сейчас светила вели одинокий образ жизни, часто скрываясь за облаками, этим клубящимся дымом войны, которую постоянно вел Вутра.
Юли вспомнился напев, который нередко звучал дома, на земле его предков -- в Старом Олонеце. Этот напев хранил воспоминания о волшебстве давно минувших деяний, о древних развалинах и страшном бедствии, о прекрасных женщинах и могучих мужчинах, о роскошных пиршествах и о канувших в небытие вчерашних днях мира. Под низкими сводами темных пещер на Перевале часто взвивались протяжные слова этого напева:
Вутра в печали
Фреир поднимает ночами
Превыше молчания.