Олдорандо

   Уложит Фреир на дроги

   И кинет нас ему в ноги.

   Это воспоминание неожиданно взбудоражило душу Юли. Сгинувшее в веках прошлое было временем чудес -- и ему страстно хотелось жить тогда, а не теперь, когда жизнь была тяжела и не обещала ничего хорошего. То же, как день переходил в сумерки, служило Юли приметами, по которым он судил о погоде. Скоро порывистый восточный ветер вновь принесет на своём дыхании снег и весь завтрашний день они проведут в этих вонючих шкурах...

   Как бы в ответ на изменившийся свет по всей массе йелков пробежал озноб и они остановились. Ревя и стеная, они укладывались на вытоптанный снег, поджимая под себя ноги. Наземь улеглись и гуннаду. Для огромных бийелков подобная поза была недоступна и они засыпали стоя, прикрыв глаза ушами. Фагоры перед сном стали собираться в группы, но некоторые просто бросались на снег и засыпали, положив голову на круп ближайшего йелка.

   Всё живое море уснуло. Отец и сын на выступе скалы натянули теплые шкуры на головы, и, уткнув лица в предплечья согнутых рук, погрузились в сновидения. В сновидения погрузилась вся равнина. Спали все, кроме ненасытного, шевелящегося, кусающего и сосущего облака насекомых.

   Всё, что могло видеть сны, продиралось сквозь тягучие кошмары, которые приносил с собой сумеречный день. Из этих дремотных кошмаров было трудно вырваться зрящим свои сновидения. В целом вся картина, где не было четкой границы между светом и тенью и где, казалось, всё вопило от боли, больше походила на первобытный хаос, чем на стройное мироздание. Высоко в прояснившемся небе, на фоне тусклых звезд, едва светящихся, подобно уголькам угасающего костра, мерцал дымчато-зеленый свет полярного сияния, предвещавший появление челдримов.

   Всеобщая неподвижность едва нарушалась медленным развертыванием утренней зари. Со стороны моря показался одинокий челдрим, который беззвучно проплыл всего в нескольких метрах над распростертой во сне массой живых существ. С виду он казался лишь огромным крылом зыбкого, зеленовато-синего свечения. Когда он проходил над йелками, они вздрагивали и вскакивали во сне. Челдрим медленно пролетел над скалой, на которой лежали две человеческих фигурки, и Юли и его отец также вздрагивали во сне, мучимые странными сновидениями. Затем привидение исчезло, продолжая свой одинокий путь на юг, в сторону гор, оставляя за собой шлейф зеленоватых сполохов и искры звезд, которые постепенно гасли одна за другой в сиянии рассвета.

   Вскоре животные проснулись и стали подниматься на ноги. С их ушей, искусанных за ночь бесчисленными насекомыми, текла кровь. Некоторые из животных, которые умерли там, где легли спать, за ночь примерзли к земле и превратились в глыбы льда.

   Всё вновь пришло в движение. Отец и сын проснулись и молча провожали взглядом бесконечные ряды живых существ.

   На протяжении всего наступившего дня великое перемещение продолжалось. Приметы не обманули Юли и вновь разгулявшийся буран покрыл животных сплошной коркой снега. Но к вечеру, когда восточный ветер погнал по небу разодранные облака, а мороз стал уже почти невыносимым, Юли наконец увидел замыкающие ряды животных.

   Строй замыкающих рядов не был так плотен, как передние шеренги стада. Отставшие животные в хвосте великого кочевья растянулись на несколько миль. Многие из них хромали и жалобно чихали. Больные йелки были совершенно измучены. Большинство их двигалось с трудом и было в плачевном состоянии. Их шкуры, покрытые грязью, навозом и кровью, свисали клочками в тех местах, где рога соседей прошлись по их телу. Эти кровавые раны были результатами ссор и драк со своими собратьями. Сзади и по краям стада быстроного сновали длинные пушистые существа, почти касаясь животом земли и выжидая момент, чтобы перекусить у отставшего йелка жилу возле копыта, после чего тот, рухнув на землю, становился совершенно беспомощным.

   Мимо выступа скалы, где скрывались охотники, проходили последние фагоры. Опасаясь то ли заразы, то ли хищников с отвисшими животами, они не обращали внимания на отставших животных, не подгоняли их поближе к стаду. Было видно, что им не терпится побыстрее миновать эту вытоптанную и загаженную пустошь.

   По краям движущейся массы сновали другие фагоры, высматривая охотников, затаившихся в укромных местах, но пронзительный ветер, поднявшийся, как и прежде, с покрытых снегом вершин Перевала, лишил их существенной доли энтузиазма. Пара засыпанных снегом людей оставалась неподвижной и смогла избежать их внимания. Наконец, последние фагоры скрылись. Алехо поднялся, подав знак сыну сделать то же самое. Они стояли, крепко держа в руках свои копья, а затем, осмотревшись, быстро соскользнули на ровную землю.

   -- Ну вот, -- сказал Алехо. -- Дождались.

   Снег был усеян трупами животных, особенно много их было по берегам Варка. Полынья была забита огромными тушами. Ураганный ветер сдул с реки снег и отец указал сыну на то место, где подо льдом едва заметно двигались темные удлиненные тени. За ними в мутном льду, который они как-то пробуривали, оставались темные следы. Напрягая все силы, живущие в ледяной воде рыбы упорно пробивались к тому месту, где лежали замерзшие животные, чтобы устроить себе кровавый пир.

   По воздуху уже прибывали другие хищники. С востока и с угрюмого севера прилетели большие белые птицы, тяжело взмахивая крыльями и размахивая массивными клювами, с помощью которых они рвали шкуры, чтобы достать ещё не замерзшее под ними мясо. Пожирая свою добычу, они посматривали на охотника и его сына глазами, полными птичьей расчетливости.

   Но Алехо не стал отвлекаться на птиц. Он не хотел терять времени. Приказав Юли следовать за собой, он пошел к тому месту, где стадо наткнулось на поваленные бурей деревья, криками и копьём отпугивая нетерпеливо круживших вокруг пушистых хищников. Здесь спотыкались и падали, переламывая себе ноги, многие и многие животные. В этом месте легко можно было подступиться к мертвым йелкам. Хотя они были истоптаны копытами своих собратьев и превратились просто в смешенное с землей месиво, одна часть тела оставалась в неприкосновенности. Череп.

   Лезвием ножа Алехо разомкнул мертвые челюсти и ловко отсек толстый язык. По его кистям на снег потекла кровь. Тем временем Юли ползал по стволам упавших деревьев, ломая сухие ветки. Ему пришлось ногой отгрести снег от поваленного ствола, чтобы устроить защищенное от ветра место для небольшого костра. Затем Юли заострил ножом палку и особым образом обмотал её тетивой. Взявшись за оба конца тетивы, он, встав на колени, принялся тянуть её взад и вперед, раскручивая палку то в одну, то в другую сторону. Её заостренный конец со скрипом терся о кусок сухого дерева, превращая его в пыль. Кучка трута скоро начала тлеть, разогретая беспрестанным трением.