Страница 27 из 59
В тот же миг показались офицеры милицейской гильдии, неся в руках дымящиеся головни факелов. Вместе с ними равнодушно шагали фагоры на кожаных поводках. Они безмолвно окружили раму и тоже замерли, повернувшись к осужденному. Головни высоко взметнулись над их головами и едкий дым ленивыми струями поплыл вверх, причудливо свиваясь в столбе света.
Внимание всех собравшихся обратилось на кардинала. Он с трудом поднялся с кресла. Не сгибающееся, сухое тело старика наклонилось вперед под тяжестью торжественного одеяния и золотой митры. Скрипнули старые суставы -- кардинал трижды ударил резным посохом о камень и вдруг пронзительно закричал на церковно-олонецком языке:
-- О, великий Акха, наш воинственный бог! Предстань перед нами!
Зазвенел колокол, невыносимо отдаваясь в гулком подземелье. Тьму пронзил ещё один столб света, отчего темнота не рассеялась, а стала ещё гуще, плотнее. Позади осужденного, позади милицейских и фагоров вверх взметнулся огромный лик Акха, казалось, воспаривший в световом луче. Толпа удивленно зашелестела, зашепталась в изумленном почтении, потом замерла в ожидании. Огромная, нечеловеческая голова бога, казалось, нависла над собравшимися, подобно грозовой туче. Невидящие миндалевидные глаза ощупывали каждого и всех, собравшихся в пещере. Под ними зиял зловеще распахнутый рот, казалось, готовый поглотить нечестивца.
-- Возьми эту презренную душу, о, Великий Акха, и сокруши её так, как мы сокрушаем нечестивое тело! -- визгливо провозгласил кардинал.
Получив приказ свыше, палачи в черных капюшонах, ранее стоявшие во мраке, быстро двинулись вперед. Они начали вращать ручки, вделанные в бока пыточной рамы. Заскрипели деревянные шестерни и рама начала сгибаться.
Заключенный вновь негромко вскрикнул, когда его тело изогнулось и начало отклоняться назад вместе с ней. Кожаные петли, которыми он был привязан к раме, натянулись, выламывая назад ноги и плечи. Распятый человек забился, но по мере того как на раме обнажались медные шарниры, его тело неестественно выгибалось назад. Юли явственно услышал, как захрустели позвонки. Адская машина медленно переламывала осужденному хребет, делая его совершенно беспомощным.
Загрохотал барабан. Ударил гонг. Под своды пещеры вознеслась резкая мелодия врахи, заглушая страшный крик Нааба. Вверх взвилась пронзительная трель флуччеля, затем непереносимый крик оборвался -- казнимый потерял сознание от чудовищной боли. Его тут же облили ледяной водой, чтобы привести в себя, и Нааб жалко застонал. Он уже не мог двигаться и беспомощно повис в проеме рамы. Юли с ужасом и состраданием смотрел на согнутое почти пополам тело еретика с запрокинутой головой и загнутыми к затылку ногами. В столбе света беспомощно белела судорожно вздымавшаяся нагая грудь.
Два палача шагнули вперед, ведя за собой фагора за двойной поводок, прикрепленный к ошейнику. Затупленные рога чудовища украшали наконечники из серебра. Фагор стоял в своей обычной неловкой позе, нагнув вперед тупую бычью морду, алчно глядя на беспомощную жертву.
-- Пожри его, о, Великий Акха! -- завопил кардинал. -- Пожри то, что не пожрала мерзкая тварь Вутры! Искорени этот подлый дух, как мы искореняем плоть!
Вопль кардинала послужил сигналом. Фагор шагнул вперед и резко склонился над растянутым в раме телом. Его пасть раскрылась и два ряда острых зубов впились в беззащитное горло. Челюсти рвали плоть осужденного, фагор помогал им резкими движениями всего своего могучего тела, но Нааб уже не кричал, только его тело судорожно подергивалось. Когда фагор рывком поднял голову, из пасти у него торчал кусок вырванной трахеи. Он шагнул назад, на своё прежнее место, встал между двумя невозмутимыми палачами и с безразличным видом зажевал. По его белой волосатой груди потекла струйка крови. Из дыры в горле Нааба торчали обрывки артерий. Дымящаяся кровь ручейками стекала с них и разливалась лужей на полу. Столб света, в котором парил Акха, погас, и лицо бога исчезло во тьме. Затем погасла и вторая колонна света, погрузив труп в милосердную тьму. Многие послушники упали в обморок, не выдержав чудовищного действа.
<p>
* * *</p>
Когда они, проталкиваясь через потрясенную толпу, выходили из зала, возмущенный зрелищем Юли спросил:
-- Нааб, несомненно, заслужил казнь. Он безумец. Но зачем здесь нужны эти проклятые фагоры, святой отец? Признаюсь, меня страшит, что они попадаются тут на каждом шагу. Вдруг они поднимут мятеж... Они же смертельные враги всего рода человеческого. Их всех нужно истребить -- до последнего и без раздумий.
-- Да, -- согласился отец Сифанс. -- Они -- создания Вутры. Это видно даже по цвету их волос. Но, если бы мы не держали их рядом с собой, кто напоминал бы нам о нашем главном враге, их создателе? И потом то, что ты предлагаешь -- нереально, сын мой. Врага надо не уничтожать, а заставлять служить победителю, иначе война не приносит выгоды. Война должна приносить прибыль -- а какая прибыль может быть от трупов?
-- А какая тогда прибыль от тела Нааба? -- мрачно спросил Юли.
-- Не беспокойся, его труп принесет нам пользу. Возможно, его отдадут гончарам, им ведь всегда не хватает жира в их печах. Может, отдадут фермерам Прейна, как корм для свиней -- им тоже всегда не хватает еды. Честно говоря, я не знаю. Мне это не интересно. Я предпочитаю не заниматься хозяйственными делами. Для этого у нас есть администрация и нам лучше держаться подальше от её распоряжений.
Юли не посмел больше задавать вопросы, услышав недовольство в голосе отца Сифанса. Но про себя он всё время повторял: "Грязные животные! Грязные животные! Акха не должен иметь с ними ничего общего".
С тех пор постоянно присутствующие в местной жизни фагоры не давали ему покоя. Он каждый раз убеждался, что они грязные и кровожадные звери. Да как же это Акха вообще терпит такое рядом со Своим престолом? Да что там Бог! Разве любой уважающий свой род человек может иметь что-либо общее с такими мерзкими тварями?..
Естественно, никому не было дела до безмолвных протестов Юли. Святилище было переполнено фагорами. Они вышагивали на поводках рядом с милицейскими, терпеливо дожидаясь своего часа, и их глаза, зрячие в темноте, пристально и недобро смотрели по сторонам из-под косматых бровей.