Страница 5 из 16
Должен сказать, что уже совсем скоро я убедился не только в сложности работы следователя, но и в ее неблагодарности. Особенно это ощущалось когда приезжал в Сталинград с докладами по особо важным уголовным делам в областную прокуратуру, в отдел по контролю за следствием. Моим зональным куратором была грозная пожилая женщина советник юстиции Надежда Ефремовна Волкова, совершенно соответствующая своей фамилии. Она грубо разговаривала со мной, придираясь к каждому документу в уголовном деле. Удивительно, но я почему-то не боялся ее, понимая, что она так ведет себя исключительно из долга своей службы для общей пользы дела. И все же однажды не выдержал и сказал:
– Извините, Надежда Ефремовна, Вы забываете, что я следователь, а не преступник. Я даже с убийцами так не разговариваю, как Вы со мной.
Она с удивлением посмотрела на меня, как будто впервые увидела перед собой человека, и, не зная, видимо, как ей поступить и что ответить на эту мою реплику, сказала:
– Я, товарищ следователь, с Вами чай на брудершафт не пила.
Это меня не столько обидело, сколько рассмешило. Я набрался смелости и ответил в полушутливом тоне:
– Я думаю, Надежда Ефремовна, ничего бы не случилось, если бы мы с Вами за компанию выпили чаю. Но не на брудершафт, конечно, я считаю, что это глупая традиция.
– Давайте лучше думать о деле, – пробурчала она, уткнувшись в бумаги, и чаю не предложила.
Я только тут обратил внимание, что в это время все три других зональных прокурора, находившиеся здесь же в большом кабинете за своими столами, пили чай, и подумал, что мои слова могли показаться откровенным нескромным намеком на приглашение.
Эта сцена с общим чаепитием не менялась во все мои приезды, так что могло показаться, что чаепитие – основное занятие зональных прокуроров.
Однако на этом наш конфликт с моим надзорным прокурором закончился. В последующем Надежда Ефремовна была со мной гораздо вежливее, и стала отмечать даже некоторые мои хорошие стороны. Правда, я иногда продолжал вступать с ней в спор, но исключительно в интересах дела. Например, она потребовала, чтобы я в протоколах допроса, называя преступника на Вы, писал это с маленькой буквы, так как преступники не заслуживают большой буквы, выражающей особое уважение к человеку. Я отвечал, что мне не позволяют с ней согласиться правила русского языка, который не различает людей по их достоинству.
– Для всех существуют одни правила при обращении, – сказал я. – Могу, конечно, обращаться к подозреваемому и обвиняемому на «ты», но это будет мешать в установлении с ними психологического контакта во время допроса.
– Да называйте Вы их как угодно, только не пишите с большой буквы, как будто это господа какие-то, – сердито возразила прокурор.
Я спорить больше не стал, но с прокурором не согласился, хотя и признавал, что какая-то логика в ее доводах есть. Мы остались каждый при своем мнении.
Месяца через три я считал себя уже опытным следователем, и начал вникать в жизнь города. Это началось со знакомства с райкомом комсомола, где быстро подружился со вторым секретарем Николаем Родиным, о котором уже шла речь выше. Это было начало нашего знакомства и нашей с ним дружбы. Он первым позвонил мне и пригласил в литературную студию, после того, как прочел мои стихи в Сталинградской молодежной газете. В последующем, узнав, что я, будучи студентом в Саратове, участвовал в массовках спектаклей театра оперы и балета, уговорил сыграть главную роль бригадира строительной бригады Иртышова в спектакле с громким названием «Огонь на себя» в доме культуры города. Я согласился на эту роль не ради какой-то дешевой славы, и даже не ради интереса, так как сценарий был примитивным, мне необходимо было, как можно больше узнать молодежь города, а для этого нужно было, как говорится, пойти в народ.
Особенный интерес вызывали комсомольские диспуты, организовываемые райкомом комсомола. Например, комсомольцы больше часа могли с жаром обсуждать тему: «Что такое счастье», хотя определение счастья умещается в трех словах: «хорошее состояние души», а бывает это состояние от чего угодно. Или диспут на тему воспитания – «Что взять с собой, что бросить по дороге». Это, конечно, настраивало молодежь на добро в отличие от сегодняшних настроений молодых людей, брошенных государством на произвол судьбы, захваченных от безделья наркотиками и идеями появившегося при слабости законов экстремизма с недовольством любой политикой, любыми идеями и просто желанием себя проявить и показать. Для них власть плоха, так как не оказывает бездельникам материальную помощь. Даже то, что они бездельники, виноват не кто иной, как власть.
В принципе они правы. Это социальное явление появилось в России после того, как власть запретила привлекать детей к какой угодно работе и, образно говоря, «пороть» их, когда они умещаются еще «поперек лавки».
В конце шестидесятых стали появляться стихи-песни Владимира Высоцкого. Хотя кассеты с его песнями распространялись нелегально, и их трудно было достать, Высоцкий звучал повсюду. Как ни странно, впервые полную кассету я прослушал в кабинете прокурора. После рабочего дня он попросил меня зайти к нему и включил магнитофон с кассетой Высоцкого. Мы слушали в течение почти часа.
– Ах! Как дает! – восхищенно произнес прокурор, потом спросил:
– Ты знаешь кто это?
– Знаю, конечно, – отвечал я таким тоном, как будто знал этого человека давно, хотя слышал имя Высоцкого где-то только один или два раза. В те шестидесятые годы было только начало его известности и популярности.
В отличие от зонального прокурора с районным прокурором у меня была полная гармония. Я запомнил его слова, которые он сказал мне в первый день знакомства: – «Я ценю следователей, которые не только умеют хорошо расследовать преступления, но умеют прекращать их так, что никто не подкопается». Это его наставление меня удивило, но, однако, я взял его на вооружение и вскоре преуспел в этом, прекратив упомянутое выше уголовное дело по почти доказанному убийству матерью новорожденного ребенка во время преждевременных родов. В свою очередь это крайне удивило прокурора.
– Как прекратил?! – воскликнул он, сделав большие глаза, когда я положил дело ему на стол, – Это же вполне доказанное умышленное убийство. Я велел тебе арестовать девочку, как только она выйдет из больницы, – гремел он, искренне удивившись моему решению.
– Извините, Михаил Петрович, это долго объяснять, в постановлении все изложено, – сказал я. – Если Вы не согласитесь, можете отменить постановление, но таково мое решение.
Не буду описывать детали этого неприятного дела, скажу лишь, что у меня просто не поднялась рука на арест этой девочки при большом количестве смягчающих обстоятельств. Обвинение основывалось, казалось бы, на железных доказательствах: на заключении судебно-медицинского эксперта, который, вместо слов: «ребенок погиб от асфиксии», написал: «задушен руками». Другим доказательством было признание самой матери ребенка. Когда мы с работником уголовного розыска допрашивали ее в реанимационном отделении, где она находилась в тяжелом состоянии, оперативник, прорвавшись к ней вперед меня, наклонившись к лежащей под простынями больной, задал прямой вопрос, убила ли она ребенка, больная ответила:
– Да, убила. Пишите, убила.
Судебно-медицинского эксперта я допросил только по одному вопросу:
– Могла ли мать убить ребенка по неосторожности при условии, что роды проходили сложно, она неопытна, и при родах ей никто не помогал?
Эксперт ответил: «да, могла», и он обосновал свой ответ.
Этого для прекращения уголовного дела мне было достаточно. Суть в том, что причинение смерти при родах по неосторожности самой матерью не содержит состава преступления. Наказуемым является только умышленное убийство, что, естественно, требует доказательств.
Надо заметить, что сегодня в уголовном кодексе существует специальная статья (106) об ответственности матерей-детоубийц с максимальным наказанием лишь до пяти лет лишения свободы. В прошлом кодексе специальной статьи не было, и детоубийство квалифицировалось по общей ст. 103 УК РСФСР, предусматривавшей наказание до 10 лет лишения свободы. Но и тогда это преступление не наказывалось судами больше пяти лет. Учитывалось тяжелое психическое состояние женщины в момент родов и сразу же после них. Однако это далеко не всегда является обоснованным и справедливым.