Страница 4 из 16
Николай видимо считал, что и я сожалею о несостоявшемся коммунизме, и выразил большое желание меня приобщить к своей газете.
– Как жаль, что ты не живешь здесь, – говорил он, – мы бы такие дела с тобой закрутили.
Я не спрашивал, о каких делах он говорит, но догадывался, что он видел во мне старого соратника-коммуниста. Николай попросил для начала прислать ему мои стихи, чтобы сделать газету более веселой и близкой к молодежи. Я выразил сомнение, сказав, что сегодня не те времена, когда молодежь слушала и читала стихи, но все же, позже послал ему почтой свою первую книжку стихов, где была напечатана поэма «Суд идет». Это резко антисоветское произведение, посвященное сталинским репрессиям, видимо дало понять Николаю о моем отношении к коммунистам, и он не ответил. Мне было жаль потерять друга, тем более на какой-то политической почве. Хотя я и сам не мог терпеть наш российский капитализм, формирующийся на основе бандитизма и мошенничества, но и коммунисты меня не привлекали. Я понимал, что государственный уклад не причем, и с ним бесполезно бороться. Все заключается в характере самого общества. Его нельзя переделать. В нем всегда найдутся люди, которые будут грабить его законопослушную часть независимо от любых условий. Совсем как в том фильме, где бедный труженик крестьянин говорит эту историческую фразу: «Белые придут – грабят, красные придут – грабят». Словом, народ грабят при любой власти, а капитализм или социализм – разницы большой нет.
Высшая школа в Уфе, наконец, открылась в начале девяностых. Ее возглавил мой однокашник и друг Николай Анатольевич Катаев, получив звание генерал-майора. Кстати, он на эту должность ушел также из Рязанской высшей школы МВД, где работал начальником кафедры «Государства и права». В Уфе при формировании высшей школы ему нужны были преподаватели.
– Что ты там делаешь? – спросил он, позвонив мне в Хабаровск.
– Прекрасно живу и работаю, – отвечал я. – Если бы ты видел, какие у меня здесь в саду растут абрикосы, прямо как в Алма-Ата. Так что приглашаю в гости. Здесь рядом Владивосток с нашим ведомственным санаторием. Там очень чистый и теплый залив, по сути, океан, и природа изумительная.
Катаев терпеливо выслушал мой восторженный монолог, потом сказал:
– Давай езжай в Уфу, ты же вроде хотел здесь работать, мне люди нужны, а твоя природа меня мало интересует. Видишь, какое время, не до природы сегодня, это баловство не для нашего поколения, дело надо делать.
– Но у вас там вода с фенолом.
– Да вода сейчас везде с фенолом. Думаешь там твой Амур чище. Его китайцы еще как мутят. Когда ты успел так избаловаться, уехав далеко от Рязани? Давай подумай, сутки тебе на размышление. Это пока еще не приказ, а мой тебе дружеский совет, – закончил он шуткой.
При совете с супругой, она сказала:
– Знаешь, я жить в Хабаровске согласна, но умирать здесь вдали от Волгограда не хочу.
Это был убедительный довод.
После моего переезда в г. Уфу моя попытка организации правового воспитания в школах Башкортостана в средине девяностых не была поддержана Министерством народного образования Республики под предлогом отсутствия средств. Учебник «Основы российского права» по просьбе директоров школ я распечатал в коммерческом издательстве за свой счет в количестве полутора тысяч экземпляров, передал по двадцать штук на школы, и даже один год сам вел занятия в седьмых и восьмых классах подшефной институту школы. К сожалению, большего в правовом воспитании молодежи Республики мне достичь не удалось.
Вопреки прогнозам бывшего начальника Управления учебными заведениями МВД генерал-майора Черненко, Катаев наряду с организацией учебного процесса тут же начал строить девятиэтажный дом для работников высшей школы. Это было верное решение, так как школа, это, прежде всего люди. В этом доме – последнем подарке советской власти трудящимся, сегодня живут многие преподаватели школы, ставшей институтом. Когда Николай Анатольевич ушел на заслуженный отдых, оставаясь в институте профессором, благодарные жильцы дома воздвигли на стене дома памятную доску с выражением этой благодарности генерал-майору Н. А. Катаеву. Когда я ему сказал об этом, он искренне удивился, воскликнув:
– Но я же еще живой, зачем мне памятник?!
– Значит, видимо, заслужил при жизни, – отвечал я.
Мы редко встречаемся с генералом, хотя и живем в одном городе. Как-то все нет времени по старой привычке тех трудных лет, хотя оба искренне жалеем об этом, когда поздравляем друг друга по телефону по большим и малым праздникам.
Установка прокурора Каменева
(начало следственной деятельности)
Возвращаясь в застойные советские времена, особенно памятными для меня были первые уголовные дела после окончания Саратовского юридического института в 1964 году. Сталинградская областная прокуратура направила меня в районную прокуратуру города Котельниково в четырехстах километрах от Сталинграда. Жил я там некоторое время на съемной квартире вместе с хозяевами в частном доме у старого казака Федора – бывшего артиллериста. Старик любил рассказывать про войну, о том, как ловко он подбивал немецкие танки из своего орудия прямой наводкой. Особенно если это происходило на ограниченном пространстве, где он старался подбить вначале танк, идущий сзади колонны, чтобы затруднить маневр остальным танкам. Потом подбивал первый. Колона оказывалась зажатой на дороге между двумя горящими танками, останавливалась, и танки становились хорошей мишенью.
Жители городка Котельниково еще хорошо помнили, как в сорок втором здесь стоял немецкий полк, готовясь к наступлению на Сталинград. Была теплая осень. Немцы жили мирно, совсем как у себя дома. По утрам они в одних ночных пижамах, точнее в длинных трусах выходили на улицу и делали физзарядку, лениво потягиваясь и весело лопоча что-то по-своему. Мирных жителей они как бы, не замечали, чувствуя себя уже хозяевами города Котельниково, который они называли – «Котэлково».
Совершенно другая картина была в феврале следующего года, когда некоторые из них пытались бежать через Котельниково уже совсем в другом направлении и в другом виде – обмороженные, в навешанном на себя тряпье, спасаясь от русского февральского мороза и преследующей советской армии, умоляя жителей дать им что-либо поесть. И, говорят, некоторые жители их жалели, давали картошки и даже хлеба, хотя сами бедствовали. Такова природа людей, совсем по-христиански отвечать добром на сотворенное зло.
Прокурором в Котельниково в то время был Михаил Петрович Каменев, которому за отсутствием следователя приходилось выполнять не только свою работу, но и вести следствие по уголовным делам. Поэтому мне он искренне обрадовался, сразу же показал кабинет, в котором я буду работать, потом повел в свой кабинет и достал из сейфа пять уголовных дел.
– Вот принимай, – сказал он, – тут два хозяйственных преступления по растратам, две кражи с участием несовершеннолетних и одно детоубийство, которое сложности не представляет. Как только девочка выйдет из больницы, сразу ее арестовывай, предъявляй обвинение и заканчивай дело. Пока читай эти материалы, потом составишь план расследования. Помни, что здесь жесткие сроки, по некоторым делам надо срочно принимать решение.
Я был в шоке – пять дел! Мне бы и одного хватило с лихвой для начала, – подумал я, но промолчал, взял дела, собираясь идти, но прокурор меня остановил. Он вновь подошел к своему сейфу и достал из нижнего отдела еще одно уголовное дело, обложка которого была порядком потрепана.
– Дам тебе еще одно убийство пятилетней давности, – произнес он, посмотрел на меня, как бы испытывая, потом добавил:
– Если раскроешь, получишь медаль.
При этом прокурор улыбнулся, давая понять, что это обещание символическое. Я и без того догадывался, что ничего кроме выговоров следовательская работа не сулит, с ужасом думал, как я все это смогу расследовать в жесткие сроки, если практически еще ничего не умею. Однако взял и это дело, поблагодарил прокурора за доверие и ушел в свой кабинет.