Страница 10 из 16
По делу были установлены два подозреваемых, которые проживали на другой стороне Волги в г. Камышине. Один из них тридцатилетний Анатолий, по кличке «Шнур», дважды судимый, не имел постоянного места жительства. Второй Слава Пекарский по кличке «Король», семнадцатилетний парень, который жил с матерью, однако милиция никак не могла его взять. Даже в четыре часа ночи в квартире его не оказывалось, хотя постель его, говорят, была еще теплой. Он как будто испарялся, или проваливался сквозь землю. Мать заявляла, что не видела его уже месяц.
У меня заканчивался срок следствия по делу, а потому крайне возмущала беспомощность работников уголовного розыска, в том числе и николаевской милиции. На своей прокурорской машине – зеленом «бобике», с шофером и одним работником уголовного розыска я поехал на пароме через Волгу в Камышин с намерением задержать этих подозреваемых. Это была почти не реальная задача за один день в чужом городе найти людей, которых даже местная милиция не могла разыскать.
Для начала мы заехали в милицейский участок к участковому, которого я попросил найти какого-нибудь мальчишку – хулигана или бездомного с камышинского Бродвея. Вскоре он привел вместо одного трех лохматых ребят, которых я начал расспрашивать про Толю Шнура. По приметам один из них догадался о ком идет речь, сказал, что он его иногда видит на улице, но с ним не дружит и не может сказать, где он бывает.
Я подумал, что Шнур не может нигде не жить. Ему обязательно нужен какой-то приют. Мне пришла в голову мысль об одном местном притоне, с которым я познакомился совсем недавно, расследуя дело по смерти Марины Красиной. Тогда участницей по делу была дочь хозяйки этой квартиры Светлана – довольно симпатичная, но немного распущенная девушка двадцати лет. Она была подругой Марины. История этой смерти очень была похожа на убийство, что потребовало полного двухмесячного расследования. Замешаны были брат Светы и возлюбленный Марины Валерий, которые пасли коров в Николаевском районе, и девушки приезжали к ним прямо на пастбище. Там целый день отдыхали с ребятами с распитием спиртного, а к вечеру Марина со своим парнем отлучились в лесопосадку. Вскоре парень вернулся, сказав, что Марина сейчас придет и увидели, что стадо коров зашло на хлебное поле. Все побежали заворачивать стадо, а когда хватились Марины и стали ее искать, то нашли повешенной на собственной косынке на ветке дерева.
Дело было прекращено, так как выяснилось, что Марина покончила жизнь самоубийством, и подозрение от всех участников этого дела отпало. Здесь проявил свою негативную роль тот самый честный, но страшный для влюбленных молодых девушек смысл слов – «Я тебя не люблю». Такие слова даже с позиций морали и нравственности не всегда можно осудить. Но здесь они были сказаны девушке после интимной близости, где бездушность и элементарная подлость Валерия очевидны. Поэтому я сожалел, что нельзя было привлечь парня к уголовной ответственности за доведение девушки до самоубийства, и изнасилование нельзя было доказать.
Так что в квартире Светланы и ее брата мне приходилось бывать, и я знал многое о жизни этой семьи.
Не ютится ли Толя-Шнур там? – подумал я.
Оставив своих работников в участке, я пешком отправился в этот притон на разведку. Квартира Светланы и ее одноглазой матери Лены была на соседней улице. Хозяйка любила выпить, а потому принимала у себя на квартире разную неустроенную молодежь, представители которой часто приносили с собой спиртное. Квартира находилась на третьем этаже пятиэтажного дома. Придя туда, я сразу понял, что не ошибся. Толя был там. Я сразу узнал его по приметам. Он был раздет по пояс и гладил на столе рубашку. Это был коренастый спортивного телосложения парень. Казалось, он даже не обратил на меня внимания, хотя я был в прокурорской форме, которую он не мог не знать. Здесь же в комнате на диване и стульях сидело еще несколько молодых людей. Я сделал вид, что зашел к Светлане по каким-то делам. Ее матери дома не было. Светлана приняла меня радушно. Мы прошли с ней в другую комнату, и я заговорил о разных мелочах, спросив, между прочим, не жених ли это ее гладит рубашку.
– Да нет, – тихо, чтобы не слышали в зале, отвечала она, – это Толик. Он часто заходит, чтобы привести себя в порядок. Иногда просит постирать.
– Что же он не стирает у себя дома? – спросил я.
– Да у него нет дома. Он только год как освободился, а мать у него где-то в деревне.
Брать Толю в квартире в присутствии народа я посчитал неудобным, распрощался со Светланой и вышел, зная, что он обязательно спросит у девушки, кто приходил, и будет срочно уходить. Спустившись вниз по лестнице до первого этажа, стал ждать. Ждать пришлось не долго. На лестнице послышалась дробь быстро спускающегося человека. Когда Толя поравнялся со мной у самого выхода из подъезда, я взял его за руку, словно хотел поздороваться с другом, заговорив как со старым знакомым:
– Здравствуй, Толя. Ты, конечно, догадался кто я. Где ты постоянно бываешь? Милиция сбилась с ног, ищет тебя. Но бог с ней, с милицией. Ты нужен мне. Хочу поговорить с тобой по одному куриному делу, которое и выеденного яйца не стоит. Пойдем до кабинета участкового.
Толя, казалось, был шокирован моим монологом, молчал, и сопротивления не оказал. Он лихорадочно соображал, как ему поступить в такой ситуации. Пауза продолжалась с минуту. Видимо он оценивал соотношение сил, и какая роль ему определена в курином деле. Потом резким движением оттолкнул меня от себя, вырвал свою руку и побежал к выходу из подъезда. Я догнал его в дверях и, сделав подножку, сбил с ног, пытаясь завернуть его левую руку ему за спину, заметив при этом, что его правая рука опустилась в карман его брюк, где возможно был нож. Прижав его к полу подъезда так, что он свою правую руку из кармана вынуть не мог, я вновь начал с ним говорить.
– Не надо, Толя, если тебя будет задерживать милиция, тебе придется тогда хуже. Я же не сказал, что арестовываю тебя. У меня и ордера на твой арест нет. Мне нужно только с тобой поговорить. Этим сопротивлением ты только доказываешь, что виновен в курином деле.
– Я не хочу к участковому. Можно поговорить и здесь, – наконец заговорил он уже почти мирным тоном.
– Ты же прекрасно знаешь, что нельзя. Давай не портить отношения.
– Ладно, пойду, все равно не отстанете, – мрачно сказал он. – С ментами я не хочу иметь дел. Они уже совсем меня затравили, как волка на охоте. Везде красные флажки наставили, просто жить стало невозможно.
– Вот и хорошо. Только покажи что у тебя в кармане, и я тебя отпущу.
– Как же я покажу, если без рук?
– Вынимай, вынимай правую руку. Думаю, тебе не нужна дополнительная статья, которая нечета куриному делу.
Он медленно, с каким-то невероятным усилием вынул из кармана руку, в которой был складной нож «лисичка» с кнопочным откидным лезвием. Этот нож в то время только появился в продаже в магазинах и был популярен, особенно у ребят-малолеток.
Я забрал у него нож, помог подняться и мы пошли. Так как наручников при мне не было, я всю дорогу держал его за руку повыше кисти. Мы шли по городу, держась за руки, как два закадычных друга почти одного возраста. Он не попытался больше сопротивляться, лишь что-то говорил о своей неудачной судьбе, даже вспомнил о матери где-то в деревне, что так и не успел побывать у нее за последний месяц.
Я спросил про «короля», кто он и где обитает.
– О каком короле речь? – спросил Толя, и прежде чем я что-то сказал, вдруг вспомнил, – может Вы о Пекарском, так какой он король, так обыкновенный слюнтяй. Я уже не дружу с ним, давно не видел и где он не знаю. Скажу лишь, что это обыкновенный трус, мамин сынок, от матери оторваться не может. А я подумал, что это он меня сдал. Светка тоже не могла, она настоящий друг. Может, скажете, как вы на меня вышли.
Я отвечал, что разговор будет потом. Мы дошли до участкового. Отправив задержанного с оперативником через паром в Николаевку, я со своим шофером вновь поехал к Светлане, рассудив, если она знает Шнура, то не может не знать Пекарского.