Страница 19 из 53
— Нет, — она качает головой и, честно говоря, ни чуточки не беспокоится. — Мой отец всегда был очень придирчив к тому, с кем я могу общаться. Он министр обороны по делам отца Данте. Он очень придирчив к имиджу и связям с общественностью, политкорректности и всей этой нелепости. Он не позволяет мне тусоваться с кем попало. И всех людей, которым он позволяет со мной общаться, кроме Данте, он считает придурками. Так что я предпочту побыть одной.
Теперь, смотря на её чёрный как смоль лак для ногтей, я решаю, что её легкий мятежный акт переодевания в гота имеет смысл. Её отец помешан на контроле. Он заслуживает этого.
— Что он думает о том, что ты тусуешься с американкой? — с усмешкой спрашиваю я.
Она улыбается.
— То, чего он не знает, ему не повредит.
— Согласна.
Я улыбаюсь в ответ, чувствуя, что мы сообщники и, как ни странно, не обижаюсь на мысль о том, что быть американцем — это преступление.
— Какие у тебя планы на оставшуюся часть дня? — спрашивает Мия, слизывая шоколадную лаву с пальцев.
Я пожимаю плечами.
— У меня нет планов.
— Ну, вот это уже преступление, — объявляет она. — Настоящее преступление. Оглянись вокруг! Прекрасный день, небо голубое, солнце вышло. Тебе нравится подводное плавание?
Я замираю, ярко представляя кадры из Челюстей в своей голове. В моем сознании, его гигантские челюсти поглощают меня целиком.
Нет, поправка.
Он откусывает от меня половину, и вода вокруг окрашивается в кроваво-красный цвет.
Да, всё так.
Это именно то, что произойдёт, если я хотя бы одной ногой ступлю в океан.
Я умру кровавой смертью, как акулья еда, и моя мама никогда меня больше не увидит. Мия смеется над моим выражением лица.
— Это удивительно, — говорит она мне. — Ты должна попробовать. Мы начнём с плавания с трубкой, потому что ты, вероятно, не будешь здесь достаточно долго для прохождения курса подводного плавания с аквалангом.
— Нет, ни в коем случае, — категорично отвечаю я, качая головой. — Данте рассказал мне о вашей маленькой акульей проблеме. Ты никогда не заставишь меня сделать это.
Тридцать минут спустя я уже была в воде с закреплённой на голове резиновой маской. Ещё раз хочу подчеркнуть, что я далеко не авантюрный человек, если меня, конечно, не заставят.
Мия показывает мне, как убрать воду из трубки, если та просачивается, резко выдув её. Она говорит мне, что самая распространенная проблема — это когда начинающие дайверы волнуются при попадании воды в их трубки. Я должна сохранять спокойствие и просто выдуть воду. Это немного трудно сделать, когда я полностью сосредоточена на наблюдении за акулами.
Мы плаваем, и через несколько минут, больше похожих на полчаса, я начинаю чувствовать себя более непринужденно.
Время от времени Мия хватает меня за руку и тянет в другое место, где мы наблюдаем, как тропические рыбы неторопливо плавают в своих маленьких косяках. Или на морскую черепаху, грациозно скользящую мимо. Или на разноцветные тропические растения, колышущиеся в течении.
Под поверхностью, вода бирюзовая и совершенно спокойная. Нет никакой драмы, нет злых девчонок, лучших друзей и парней, в которых я не должна была влюбляться, но всё равно сделала это.
Мне вроде как это нравится.
Я отталкиваюсь ногами, позволяя воде течь вокруг меня. Здесь я чувствую себя невесомой. Я расслаблена, и мне уже давно не было так комфортно.
И именно в тот момент, когда я думаю о том, как я ошибалась, боясь акул, о том, как это замечательно, и о том, что я ещё никогда в жизни не чувствовала себя так расслаблено, я замечаю боковым зрением что-то, что заставляет меня замереть на месте.
Ко мне медленно приближается серый бугор.
Я выныриваю, чтобы лучше видеть, и понимаю, что Мии нет рядом. Но серый гладкий бугор находится всего в ста метрах от меня и приближается с каждой минутой. Я размахиваю руками и создаю брызги, а затем вспоминаю из Shark Week, которые смотрела по телевизору, что определённо не стоит плескаться.
Святые обезьянки. Что, чёрт возьми, я делаю???
Я зову Мию, но нигде не вижу её. Её съели?
Я отчаянно оглядываюсь, но мы дрейфовали в изолированном месте, и здесь больше никого нет.
Не считая меня и акулы.
И акуле определённо не понадобится много времени, чтобы доплыть до меня.
О, Боже мой.
О, Боже мой.
О. Боже. Мой.
Моя душа уходит в пятки, пока я пытаюсь медленно и спокойно плыть назад, от акулы, к земле, от акулы. К земле. Прочь. От. Этой. Акулы.
Затем появляется плавник. Плавник. И я кричу. И кричу. И забываю о том, что нельзя брызгаться. Я плещусь так много, что каждая акула и морское существо в радиусе ста миль будет знать, что я здесь. И меня это не волнует. Всё, что меня волнует, это как мне пережить нападение акулы. Потому что она собирается напасть на меня. Она преследует меня прямо сейчас, как добычу, которой я и являюсь. И очень скоро вода вокруг меня станет красной, потому что я умру кровавой смертью.
И тут я замечаю, что плавник сделан из рук. Пары рук.
Я замираю.
Какого чёрта?
Из воды появляется Данте, одетый в серые плавки и стряхивающий капли воды с волос, когда он бросается, чтобы схватить меня.
Я снова кричу, потому что всё произошло так быстро, и у моего мозга не было шанса по-настоящему понять, что это Данте, а не акула.
Я не умру.
Я не умру.
Я не умру.
Я не стану завтраком для Челюстей.
Но я собираюсь убить Данте.
Я так зла, что бью его по руке. И бью его снова.
— Данте, какого чёрта? — сердито требую я. — Это не смешно! Совсем не смешно!
Он выглядит смущенным, а затем пораженным, когда понимает, что я действительно зла на него. Сильно и абсолютно зла. И на него за самую глупую и старую шалость в мире, и на саму себя за то, что купилась на неё.
О-Боже-я-такая-идиотка.
Я пытаюсь заставить своё сердце замедлиться, прежде чем стану первым в истории мира семнадцатилетним человеком, который умрёт от сердечного приступа во время ненастоящего нападения акулы. Я определенно не хочу, чтобы это было высечено на моём надгробном камне.
Здесь лежит Риз Эллис: Тупица.
— Прости, — быстро говорит мне Данте и тянется ко мне. Я отталкиваю его, всё ещё пребывая в ярости.
— Мне действительно жаль, — говорит он снова, подплывая ко мне.
Даже насквозь промокший, он великолепен. Может быть, даже больше, чем когда он сухой, если это вообще возможно. Вода стекает по его чётко обозначенным мышцам, солнце ловит блики в его волосах. Его голубые глаза раскаиваются, лицо выражает извинение. Его точёный подбородок, грудь, твердая как камень... Стоп. Я не хочу обращать на это внимание прямо сейчас.
Я в бешенстве, напоминаю я себе. Серьезно зла.
Он протягивает руку к моей, и на этот раз его длинные пальцы обхватывают моё запястье и тянут меня к нему. Он прячет меня в своих объятиях, искренних объятиях, и крепко держит.
И я больше не злюсь.
Тело Данте длинное и стройное, его руки сильные и выпуклые и обернуты вокруг меня прямо сейчас. Он мокрый и скользкий, и я воспламеняюсь внутри себя. Он пахнет мылом, солью, солнцем, и я не могу дышать.
Святые обезьянки.
Мы дрейфуем на воде, и Данте снова говорит мне, как ему жаль. Ему холодно и мне тоже. Губы начинают дрожать, потому что я замерзаю. А ещё я взволнована, потому что самый красивый парень в мире обнимает меня.
Данте смотрит мне в глаза, его руки всё ещё обвиваются вокруг моих плеч, прижимая меня к груди. Я чувствую, как каждый его дюйм прижимается ко мне — каждый дюйм — и я могу умереть. Тяжёлой смертью.
— Я глупец, — говорит он со своим суперсексуальным акцентом. — Риз, я не представлял, как сильно ты боишься акул. Это была глупая шутка, и я заглажу свою вину, хорошо?
Он серьёзно смотрит мне в глаза, его лицо такое милое, красивое и искреннее. Как я могу злиться на него, когда он такой невероятно милый и искренний?
Я не могу.