Страница 18 из 53
Но я должна.
Я снимаю трубку.
— Алло?
— Итак, — голос Бекки холоден, как лёд. Холодный, как никогда раньше. Никогда. — Ты влюблена в моего парня. Ты была влюблена в моего парня много лет. И ты мне ничего не сказала. Что же ты за друг такой?
— Бекка, это не то, что ты думаешь, — говорю я. — Действительно. Я была влюблена в Квинна какое-то время? Ответ «да». Я когда-нибудь вела себя так, как неуместно твоему лучшему другу? Ответ «нет». Никогда в жизни, никогда. Я бы не стала этого делать.
— Если бы это было такое невинное увлечение, ты бы сказала мне, — обвиняет Бекка, и в её голосе звучит... упрёк. И я злюсь. И мне нечем защититься.
— Я знаю, — признаюсь я. — Это правда. Я была влюблена в него целую вечность. Но я не хотела тебе говорить, потому что, как я могла такое сказать? Я никогда не намеревалась действовать или допустить, чтобы кто-то об этом узнал когда-либо. Если бы ты не прочла мой дневник, ты бы тоже ничего не знала.
— Перестань мне указывать, — огрызается она, я буквально чувствую лёд в её голосе. — Я случайно наткнулась на твой дневник. Должна ли я была его прочитать? Нет. Но я не ожидала, что прочту нечто такое. Никогда. Ты всегда была единственным человеком в моей жизни, на которого я могла рассчитывать. И я думаю, что это больнее всего. Теперь я знаю, что не могу тебе доверять. Я никому не могу доверять.
Она начинает плакать, и это разбивает мне сердце.
— Бекка, пожалуйста, не плачь. Я не хотела причинить тебе боль. Клянусь. Я лучше умру, чем сделаю больно тебе. Ты — моя лучшая подруга, вот почему я не сказала тебе об этом. Это потому, что я не хочу обидеть тебя. Клянусь, мне больше не нравится Квинн, так что тебе не о чем беспокоиться. Я встретила здесь кое-кого, и он потрясающий. И тебе не придётся беспокоиться обо мне и Квинне. Обещаю.
— Твои обещания ничего не значат, — обрывает она. — И мне не за чем беспокоиться о тебе и Квинне. Нет никаких тебя и Квинна. Так же, как нет тебя и меня. Больше нет.
Я хочу ответить, но понимаю, что она отключилась. Впервые за всю историю наших отношений Бекка бросила трубку. Думаю, она меня ненавидит. И я с трудом могу это вынести.
— Ты в порядке? — спрашивает Мия с беспокойством.
Густая чёрная подводка Мии для глаз расплывается на жаре, и я понимаю, что она всё это время стояла рядом. Я так увлеклась своим драматичным телефонным звонком, что даже не поняла этого. Так же, как я не заметила, что Элена и её подружки остановились и уставились на меня. И подслушивали мой разговор. Изумрудно-зелёные глаза Элены опасно сверкают, когда встречаются с моими, и я знаю, что она слышала каждое слово.
— Итак, — холодно говорит Элена, перекидывая свои идеальные волосы через своё идеальное плечо. — С кем же ты познакомилась здесь, в Кабрере, Риз? Я знаю, что ты говорила не о Данте. Потому что иначе я с радостью выцарапаю твои жалкие провинциальные глазки прежде, чем ты даже начнёшь мечтать о Данте. Ты меня поняла? Данте — мой. Он всегда будет моим. У тебя нет шансов, деревенская девчонка.
Я молча киваю, потому что не знаю, что ещё делать. Потому что у меня нет сил спорить или бороться. Мой лучший друг только что выпотрошила меня через мой мобильник.
— Я рада, что мы поняли друг друга, — говорит Элена, затем поворачивается на своих идеальных высоких каблуках и уходит.
Полная. И абсолютная. Сучка.
Глава 10
— Пойдём, — говорит мне Мия, дергая меня за руку, и тащит за собой. Я безвольно следую за ней. Мне все равно, куда мы пойдём. Моё сердце разбито.
Она приводит меня к маленькому продавцу кофе на тротуаре, где что-то скоро говорит на Кабрерианском, и темноволосый бариста (так они их здесь называют?) быстро делает две чашки чего-то тёмного и пенящегося. Он протягивает мне одну, и, пока Мия расплачивается, я нюхаю её. Пахнет чем-то крепким.
— Выпей, — предлагает Мия. — Тебе это нужно.
— Здесь есть алкоголь? — с подозрением спрашиваю я, потому что Мия как раз находится в разгаре полномасштабного мятежа против своих родителей. И не исключено, что она предлагает мне кофе-тини на завтрак (Прим. пер.: имеется в виду смесь кофе и Мартини). Она смеётся и качает головой.
— Нет, но тебе бы не помешало. Тебе это нужно.
Я пью горячий напиток, и он обжигает мне губу. Но он очень вкусный.
— Что это?
— Это наша версия Итальянского Эспрессо, — говорит она, закрывая глаза и делая большой глоток. — Наша версия рая.
Она оглядывается по сторонам.
— Тебе нужно ещё кое-что, — размышляет она. — Следуй за мной.
Она приводит меня к другому продавцу — как же их тут много, с этими милыми маленькими складными тележками — и на этот раз она покупает конфеты у пожилой беловолосой дамы с мутными, страшными глазами. На старушке ярко-красный шелковый шарф, обернутый вокруг её головы, и хотя она выглядит как слепая, она всё ещё смотрит людям прямо в глаза. Это нервирует.
— У тебя всё получится, юная леди, — говорит она мне, глядя на меня своими жуткими глазами. Её скрюченные пальцы хватают меня за руку. Она чувствует мою ладонь и скользит своими морщинистыми пальцами вверх к моему запястью, где они прижимаются к точке пульса.
— Ты сильная, — произносит она, закрывая глаза. — Достаточно сильная.
Мы с Мией смотрим друг на друга широко раскрытыми глазами и как можно вежливее убираем руки. Я всё ещё могу чувствовать, где именно пальцы этой старой женщины, подобные когтям, держали меня, и я вытираю руку.
— Достаточно сильная для чего? — неуверенно спрашиваю я, когда Мия передаёт мне шоколад, который она только что купила у старухи.
Старушка кивает головой.
— Достаточно сильная, чтобы защитить своё сердце.
Она закрывает свои глаза и начинает напевать, не обращая внимания на нас.
Мия смотрит на меня и крутит пальцем у виска.
«Куку», — произносит она одними губами.
Я киваю. Это единственное, что имеет смысл. Эта старушка потеряла рассудок. Если он вообще у неё был, что весьма, весьма спорно.
Мы сидим на соседней скамейке под деревом с плачущими ветвями, и я решаю, что сейчас это идеальное место для меня. Поэтически идеально, потому что мне тоже хочется плакать.
— Подними подбородок, — требует Мия. — Я серьезно. Ты облажалась со своей подругой? Возможно. Но можешь ли ты что-нибудь сделать с этим, находясь за тысячи миль от неё? Нет. Ты должна жить здесь и сейчас. Ты всё исправишь, когда сможешь. Ты хороший человек. Ты никому не причинила вреда намеренно. Твоя подруга просто тупица.
Я пристально смотрю на неё.
— Это должно было быть подбадривающей речью?
Мия смеётся.
— Я не очень-то сильна в таких речах, — признается она, пожимая плечами. — Я больше похожа на человека, бегущего от проблем. Я не зацикливаюсь на вещах. Особенно на том, что я не могу изменить.
— Я не обманывала Бекку, — говорю ей я. — Я была влюблена в её парня. Что я могу с этим поделать? Я никогда не пыталась действовать. Я никогда не рассказывала ему о своих чувствах. И я больше не влюблена в него. Это что-то значит, верно?
Мия кивает в знак согласия, откусывая кусочек от своей маленькой шоколадной горы. Я точно не уверена, что это за конфеты, но они выглядят, как крошечные вулканы.
— Нет. Ты ничего не можешь с этим поделать. И насколько я могу судить, ты не сделала ничего плохого. Вы, американцы, такие тревоженные, — замечает она. — Вы накладываете в штаны из-за малейшей неприятности.
— Ты бы не злилась, если бы твоя лучшая подруга запала на твоего парня? — с сомнением спрашиваю я. Потому что я в это не верю. Кто угодно будет злиться, американцы, британцы, Кабрерианцы...
Она снова пожимает плечами.
— Не знаю. У меня нет парня или лучшей подруги. Поэтому я не могу точно ответить.
Я смотрю на неё, пока кусочек шоколадного вулкана, посланного с небес, словно лава тает у меня на языке.
— У тебя нет лучшей подруги? — ещё раз спрашиваю я с сомнением. У всех есть лучшие друзья.