Калигула

— Это долгий путь, — проговорил он и попытался объяснить: — Наша река, Йер-о, — величайшая из всех, текущих в изведанном мире. Вы, греки написали без всякой причины, что она называется Нейлос, а римляне скопировали и зовут его Нилус...

— Диодор с острова Агирион также написал, — вдруг вмешался робкий Залевк, произнеся первые слова с тех пор, как он ступил на эту землю, — что вашего древнейшего царя звали Нейлеус и что поэтому ваша река...

— Что ты понимаешь под выражением «древнейшего»? — улыбнулся жрец. — Четыре тысячи лет мы высекаем на камнях имена наших фар-хаоуи, и я никогда не встречал имени Нейлеус.

Он задумался, ища образ, который отразил бы размеры реки, потом указал на воду, лениво текущую у ступеней храма и лоснящуюся зеленью, как заросли папируса на берегах; она казалась густой и тёплой, пахла влажной травой.

— Эта вода, прежде чем прийти сюда, текла более семи лун. Докуда ты хочешь добраться? Когда встретишь первый большой порог, знай, что Йер-о, наша река, не прошла ещё и половины пути. Там начинается царство мероитов, чёрных владык, и река пересекает всю эту страну. А сколько их ещё за ней, до Лунных гор, не знает никто.

— Мне нужно крытое судно, построенное здесь и приспособленное к реке, с хорошими гребцами и парусами, — решил Германик, уже в совершенном нетерпении.

Он удержался от вопроса, где закончила свой путь та грандиозная navis cubiculata, ладья с каютами, золочёными парусами и гребцами-нубийцами, на которой вместе с юной Клеопатрой поднимался вверх по реке Юлий Цезарь и на которую много лет спустя с тридцатидевятилетней Клеопатрой взошёл Марк Антоний для славных и отчаянных кутежей в последние недели своей жизни.

Жрец заметил, что греческое произношение иноземца стало твёрдым, и вспомнил голоса трибунов Августа, хваставшихся на александрийском молу, потом взглянул на затаившего дыхание Гая и подумал, что — при разрушенных библиотеках и опустошённых храмах — память может вверить себя только выжившим.

— Если ты действительно хочешь этого, — решился он, — я провожу тебя, докуда сможем добраться.

В маленьком кодексе — одной из тех удобных тетрадей, придуманных Юлием Цезарем, героем династии, о котором в семье говорили, что эта идея пришла ему в голову во время сурового зимнего перехода по Галлии, в Бибракте, где он начал писать свои семь книг «De bello Gallico», «Записок о галльской войне», — Гай записывал одно за другим названия городов и храмов, выходящих на великую реку. И как многие путешественники после него, пытался изобразить увиденное под сердитым взором кроткого Залевка, который теперь говорил совсем редко и только когда его спрашивали.

«Юнит-Тентор», — вывел Гай египетские слова латинскими буквами, а по-гречески написал: «Дендера». А проплывая мимо острова далеко на юге, написал: «Фи-лак», «Филы».

ИСИДА, ЧЬЁ ИМЯ КАК ДУНОВЕНИЕ ВЕТРА

Только в конце поездки — возвращение по течению было много проще и быстрее, — там, где великая река, приближаясь к устью, растекалась на бесчисленные каналы дельты, когда жрец сказал, что дальше на севере возвышается Александрия, Германик спросил его:

— Ты можешь сказать мне, кто же в действительности та богиня, чьё имя, по словам моего сына, подобно дуновению ветра?

— Люди придумали для этого божества множество имён, — ответил жрец. — Великая Мать во Фригии, Паллада в Аттике, Афродита на Кипре, Прозерпина на Сицилии, Диана на Крите, Церера в Элевсине, Юнона, Беллона, Геката... Мы никому не запрещаем делать это. Если ты повстречал какое-либо проявление этого божества и дал ему имя любви, зачем же мне отказывать тебе в этом? Глупо идти на нас войной лишь потому, что мы говорим на другом языке.

Но что означает имя, «подобное дуновению ветра», произнесённое им в первый день и лишь один раз, он не сказал.

Германика это раздосадовало, и жрец ответил с подозрительным смирением:

— Наши храмы пусты. Великий ритуал не повторяется уже много лет. Его может выполнять только фар-хаоуи, или фараон, как вы говорите, но Те-не-си, Любимая Земля, больше не имеет фараона. Для этого ритуала фар-хаоуи Скорпион, правивший ещё до всех династий, надевал магический головной убор в виде усечённого конуса, облегавшего лоб. Он отлит из Электра, сплава серебра и золота, который позволяет тебе постичь вечность. Этим сплавом покрыт и шпиль обелиска, как вы его называете. Но жрец, знающий его формулу, умер.

— Что это за ритуал? — вмешался Гай.

Даже теперь, в конце путешествия, жрец выдавал лишь крохи знаний посреди океана неведения. К старости он утратил всё, что было для него важно, и его мужественная ненависть очаровывала. Старик указал на воду реки, которая с каждым часом становилась всё выше и стремительнее:

— Ночь великого ритуала приходит, когда священное озеро наполняется водой.

— Откуда берётся вода среди этих песков? — спросил Гай, уже имевший представление о грозном, холодном течении Рейна.

— Не от небесных дождей, как в твоих странах. Она вытекает из-под земли по краям озера, ночью, очень медленно. И в нужное утро ты видишь, что песок там, в глубине, потемнел. Жрец спускается туда и щупает его — он мокрый. Это означает, что всё в порядке: подъём реки, божественный водяной дар, близится. На следующую ночь вода просачивается и разливается. И ты видишь огромную лужу, которая блестит на солнце. Птицы тоже видят её, начинают кричать и опускаются на землю вокруг вновь возрождающегося озера. Иноземцы изумляются этим нашим священным озёрам, наполняющимся без единой капли воды с неба, среди песчаной пустыни. Они не видят, откуда берётся вода, не видят, откуда она исходит...

Жрец на мгновение замолк, словно задумавшись, потом проговорил:

— Чтобы объяснить тебе великий ритуал, нужно сначала рассказать о могиле, где спит родоначальник первой династии, великий Аха, проникший в двери магии. Вокруг него захоронены двадцать четыре священные ладьи длиной больше тридцати шагов, из плотно пригнанных кедровых досок, сшитых верёвками, со скамьями для тридцати гребцов.

— Ты их видел? — спросил Гай.

— Их никто никогда не видел, — улыбнулся жрец.

Ему представилось, как его ответ запечатлеется в будущем.

— Они похоронены под горой песка. Я читал надписи. Эти корабли не плавали по морям. Они представляют собой путешествие человека с берега Материи на берег Духа. Потому что, слушай внимательно, в тебе заключены три силы. Первая — это энергия, что движет твоё тело, пока ты жив, — ба. Вторая — энергия твоего ума, ка, которая проникает повсюду, как солнечные лучи. А третья — анх, неуловимый и неуязвимый дух.

Германик со своим сыном уже привыкли к этой архаичной, торжественной, почерпнутой из книг греческой речи, усеянной редкими словами, пришедшими из глубины веков. И пока взмахи вёсел гнали лодку по течению к устью, жрец сказал:

— Ты спросил меня, как проходит великий ритуал. А я тебе отвечу, что он никогда не проходит. Великий ритуал — это символ того, чего не видят телесные глаза, того, что иногда может открыть только анх, дух. На закате процессия выходит из храма и спускается в озеро. Все одеты в чистые белые льняные одежды. У мужчин выбриты головы — символ размышления. Девушки усыпают им путь цветами, несут колосья и благовония, потому что Исида — это обновляющаяся природа, цветение, и ей посвящён сикомор, не подверженное гниению дерево. Женщины идут в лёгких покрывалах на голове, в позолоченных сандалиях и ожерельях, потому что Исида — это разум, открывающий все искусства. Хоры юношей, кимвалы, серпообразные арфы, бронзовые, серебряные и золотые систры добавляют гармонию своих звуков и смешиваются с мощным действием священных благовоний. Потому что Исида — это золотая Владычица музыки, как говорят надписи в Юнит-Тенторе. И нужно знать, что среди сорока четырёх книг Знания две посвящены мелодиям великого ритуала. Наконец верховный жрец выносит золотой ковчег, и ты видишь свернувшуюся на крышке золотую кобру, потому что Исида — это знание, подавляющее хитрость. Но ковчег пуст, потому что содержит идею божества, не имеющего ни формы, ни лица, ни пределов. Процессия со светильниками и факелами подходит к кораблям. На Ме-се-кет поднимаются последователи культа; а на Ма-не-джет, священный золотой корабль, не имеющий ни вёсел, ни паруса, а только огромный руль, поднимаются фар-хаоуи и жрецы. Фар-хаоуи берётся за руль и направляет нос судна к полной луне, что появляется из пустыни. Потому что Исида — это жизнь, возрождающаяся из смерти, она несёт на голове диск в виде луны, которая каждый месяц возвращается. И он открывает Золотые Ворота невидимого мира, где отдыхают умершие, которых ты так любил.