Тревога

Пифии вспомнилось, каким возбужденным был Шмель при их вчерашней… нет, строго говоря, сегодняшней (после полуночи) встрече. А сколько страсти проявил, когда они оба решили познакомиться поближе… притом, что на днях как раз завершил очередной поиск.

— И последнее, — продолжала Бланка, — тебе не показалось странным, что позывной у Шмеля появился чуть ли не с первых дней пребывания в отряде, а вот никакой способности при этом не появилось… как бы? По крайней мере, мы про нее ничего не знали.

— Показалось, — признала Пифия. — Так что? Ты тоже считаешь, что Шмель унаследовал способность по перекачке жизненной энергии у своего прадеда-поручика? И теперь злоупотребляет ею… потому и скрывает?

— Бери выше, подруга, — было ей ответом, — я почти уверена, что Шмель и есть белогвардейский поручик Волохов. Как и этот, гаупт… как его там? Эсэсовец, короче. Визенталя на него нет, блин! По любому, как жареным сильно запахло, в нейтральные страны свалил. Куда-нибудь в Латинскую Америку. Так что я бы не удивилась, если б ты, продолжив копаться в Сети, нашла бы его снимки, где Шмель в рядах каких-нибудь местных контрас. Да что я тебе объясняю! Сама же говорила, что тебе Орел на правах специалиста пояснил — такое сходство невозможно. Даже среди родственников.

— Но все-таки, — умозаключение Бланки вроде бы напрашивалось само собой, но та кажущаяся легкость и размашистость, с какой оно было сделано, Пифию огорошила, — сколько тогда лет ему должно быть. Не меньше ста, пожалуй. Притом, что выглядит он…

— Блин, Пифия, ну ты как будто в первый раз! — чуть ли не возмутилась ее собеседница. — Или забыла про ту тварь, на которую в мае Змей охотился… он мне рассказывал. Она похищала детей, высасывала из них жизненную силу, что твой Шмель. Только до предела высасывала, старя их самих до состояния мумий. И за счет этого жила… черт знает сколько. Сохраняя облик молодой девушки.

— Так это тварь, — неловко пробовала возражать Пифия, — а Шмель-то человек все-таки.

За последние слова она могла головой ответить. Потому что ближе, чем она, с организмом Шмеля мог познакомиться разве что хирург. Но и он, Пифия была почти уверена, вряд ли бы нашел отличия.

— Я тебя умоляю! — Бланка усмехнулась. — Можно подумать, тварью обязательно нужно родиться. Знаешь, что Гитлер изначально был художником? И рисовал, между прочим, весьма недурственно?

На это Пифия уже не нашла, что ответить. А Бланка продолжала.

— Я уже о том молчу, — были ее слова, — что человеческая сущность тоже не есть что-то неизменное. Было время… не так уж давно по меркам планеты, когда люди были просто одним из видов животного мира. Ничего не производили. Ели то, что удавалось поймать… или вообще подобрать с земли. А гениями среди них считались те, кто догадался приспособить при поиске еды сухие ветки, каменные обломки и тому подобный мусор.

— Э-э-э, ты это к чему? — не поняла Пифия.

— Да к тому, что с тем же успехом наш общий «друг» изначально мог быть простым смертным, — услышала она в ответ. — Раз в таких делах не бывает ничего неизменного. Ну а если продолжаешь считать, будто Шмелю ровно столько лет, насколько он выглядит, вот тебе последний довод.

— Я вся внимание.

— По роду деятельности я часто общаюсь с представителями органов, — начала Бланка, — ну и знакомствами там обзавелась. Так вот, один знакомый из полиции по моей просьбе поделился кое-какой информацией об этом Шмеле, он же Борис Игнатьевич Волохов. Знаешь, в каком году он вернулся на родину? В тысяча девятьсот восемьдесят восьмом. Небось, когда в Армении землетрясение случилось, туда поехал кормиться… но речь не об этом. При получении советского паспорта указал свой возраст, как тридцать три года. И сколько ему тогда должно быть лет теперь?

— Блин! — только и могла сказать Пифия, не всхлипнув, не то пискнув.

Тогда как Бланка продолжила:

— В сорок пять он, конечно, паспорт обновил. Тем более что страна уже по-другому называлась. Но тогда едва ли вызвал какие-то подозрения. Молодо можно и в пятьдесят лет выглядеть. Но вот разменяв седьмой десяток — уже вряд ли.

Затем, немного подумав, добавила:

— Интересно, пенсию ему назначили? А если да, то хватило ли Шмелю совести ее оформить, потом получать?

А Пифия молчала. Переваривая услышанное, пытаясь собраться с мыслями. И подумав, что вскоре ей может понадобиться новая встряска в ночном клубе.

— В общем… поняла, — молвила она затем, — в отряде таким людям не место. Мало того, что пользы людям от этого Шмеля нет. Так вдобавок, если он товарищей по поискам в свои грязные делишки вовлекает, у них ведь могут и способности пропасть… ну, у кого они успели возникнуть.

— Странно, что у самого Волохова она не пропала, — посетовала Бланка.

— Ну, это тоже в принципе объяснимо, — заметила Пифия, — во-первых… насколько я понимаю принцип действия способностей, приобретенных в отряде, у них два назначения. Помогать спасению людей и, извините, оберегать носителя способности. Чтобы он ради спасения не боялся рисковать.

— А учитывая, сколько этот Волохов-Шмель прожил за счет своего умения, — догадалась Бланка, — исчезновенье оного немедля его убьет.

— Что противоречит необходимости оберегать носителя, — подытожила Пифия, — потому исчезнуть эта способность не может, чтобы не нарушить собственных законов.

— Понятно. Ты говорила, есть еще «во-вторых», — напомнила Бланка.

— Ну, тут все просто, — было ей ответом, — Волохов не дурак, мог смекнуть, что к чему. И держать некоторый баланс между эгоизмом и альтруизмом. Для чего, например, делиться добычей с теми же товарищами по поискам, подлечивая их. Чтобы это засчиталось, как «правильное» использование.

— В любом случае, я согласна, — сухо молвила Бланка, — гнать надо из отряда этого Волохова. И побыстрее.

— Да, — сказала Пифия не без грусти, ибо толика симпатии к Шмелю у нее осталась, даже несмотря на все находки и умозаключения, — гнать.

— Это как минимум, — продолжала Бланка, — потому что мало ли где еще он приохотится чужую жизненную силу красть.

— А что еще можно сделать? — не поняла Пифия. — Если в полицию обращаться, то что там предъявить? Разве что жульничество с возрастом. А истинная история Волохова… вряд ли кто-то в нее поверит за пределами отряда.

— В полицию идти не обязательно, — в голосе Бланки зазвучали зловеще-насмешливые нотки, — но вот помощь Ластика… например…

— Ластика?! — вскричала, перебивая ее, Пифия. — Просто стереть и все?

По правде говоря, ей вообще-то претила идея использовать Ластика. Отдававшая, на секундочку, даже не самосудом, а хладнокровным убийством.

И уж тем более не вызывало энтузиазма поступить подобным образом с человеком, накануне доставившим Пифии столько удовольствия. С детства, еще будучи просто Инной, она привыкла считать, что за добро нужно отвечать добром. А, что называется, презлым платить за предобрейшее, и вовсе казалось не просто подлостью, а однозначным свинством. Поступком, человека недостойным.

А потому…

— Давай обойдемся без Ластика, — сказала Пифия осторожно, — я попробую его уговорить… уйти с миром. Пусть свои дела вне отряда проделывает. Если хочет, может опять в какую-нибудь «горячую точку» сунуться… лично мне без разницы.

— У-у-у! Да ты, похоже, к нему неравнодушна! — догадалась Бланка. — Ладно, попробуй. Удачи тебе, подруга.

Но следом добавила:

— Хотя председателю отряда все равно нужно сообщить. И куратору.

Встреча Пифии и Шмеля состоялась уже на следующий вечер. В кафе с отдельными кабинками, музыкой, но при этом — приемлемыми ценами. Пифия любила здесь обедать, да и поужинать была не прочь. Собственно, это кафе в качестве места рандеву она и предложила.

— Удивительное дело! — весело прокомментировал еще Шмель ее инициативу при встрече. — Обычно я сам приглашаю красивых женщин. В кафе, на свидания. Но чтобы дама пригласила меня… это, пожалуй, впервые. Кое-кто, похоже, отстает от жизни.