Поцелуй на прощание

Наконец казавшийся бесконечным поцелуй оборвался. Тепло улыбаясь, Ваня отстранился от Литвы, погладил его по щеке и, наклонившись, шепнул что-то на ухо. Побледнев, Торис кивнул, и напевающий Россия скрылся в комнате.

Обхватив руками голову, Торис медленно осел на пол, и тут перед ним возникла Наташа. Если можно было побелеть еще больше, то парень с успехом это проделал.

— Торис, — Наташа изо всех сил старалась говорить спокойно, — я все видела.

— На… Наташа, — прошептал Литва, с усилием стараясь подняться, — ты все не так поняла.

— Да-а-а? – с интересом протянула девушка.

— Я могу все объяснить…

— Хорошо. Объясняй все.

Торис замялся и замолчал, Наташа решила ответить за него:

— Значит, ты решил мне таким образом отомстить. А я-то думала, ты хороший друг.

— Нет! – вскричал Литва с ужасом. – Нет! Ты же знаешь – я тебя люблю…

— Ага, меня. Перепутал немного, ну с кем не бывает, — ядовито произнесла Беларусь. Подскочив на ноги, Торис порывисто схватил ее за руку и крепко сжал.

— Слушай, я не виноват. Я просто не могу… против. Он меня убьет… а-а-а-а!

Пальцы парнишки в ладони Наташи пронзительно хрустнули и, выдернув руку, Торис схватился за искалеченную ладонь. Не дав ему опомниться, девушка схватила друга (теперь уже бывшего друга) за горло стальной хваткой и приперла к стене.

— Не знаю, убьет ли тебя он, — прошипела она в лицо Торису, — но только попробуй еще раз приблизиться ко мне – и я убью тебя гораздо быстрее. Понял?

В глазах Литвы влажно подрагивала мутная боль.

— Наташа… пожалуйста.

— Тварь, — резюмировала девушка и, выпустив парня, вернулась в гостиную. Дверь за собой она захлопнула с такой силой, что та чуть с петель не слетела, но благодаря шуму патефона никто этого не заметил.

Дни слились во что-то черное и беспросветное. Наташа потеряла счет времени – раньше каждый день, каждый час казался драгоценностью и нес в себе что-то новое, теперь же девушке, напротив, хотелось, чтобы они текли побыстрее и растворялись бесследно, не оставляя воспоминаний. С братом она почти не разговаривала, только наблюдала, цепко подмечая все мимолетные движения и многозначительные взгляды, направленные в сторону Литвы, и раз за разом давила в себе бессильную обжигающую злость. Торис, наученный горьким опытом, к Беларуси боялся даже подойти и стал совсем незаметным, как…

— Наташа, — однажды за ужином бросил Ваня как бы невзначай, — с чего это тебе вдруг из-за рубежа пишут?

Беларусь вздрогнула. Совсем недавно начался новый виток противостояния с Альфредом и его приспешниками, всего пару лет назад Россия жестоко расправился с поднявшей бунт Венгрией (Гилберт носился как ошпаренный еще несколько месяцев, рвался к девушке и угрожал ухлопать Брагинского к чертям). Поэтому за таким, казалось бы, невинным вопросом могла таиться нешуточная опасность.

— Из-за рубежа? – Наташа не показала своего волнения. – Кто?

— Некто Мэтью Уильямс, — взгляд Вани скользил по ее лицу, словно ища, за что бы зацепиться. – Целую поэму накатал. Спрашивает, как поживаешь и все ли у тебя в порядке.

— Можно почитать? – бессильно спросила Наташа. Россия, чуть улыбнувшись, кивнул и вытащил из кармана сложенный вдвое конверт. Беларусь осторожно развернула его, на пол высыпались несколько листов, которые она торопливо подобрала и засунула обратно, ощущая, как ни с того ни с чего начинает позорно краснеть.

— А еще он деньги прислал, — будто между прочим заявил Ваня. – Четыреста долларов. Я их забрал, если ты не возражаешь.

Еще бы Наташа возражала – сердце ее от страха и без того колотилось, как бешеное. Торис со звоном отодвинул от себя тарелку и вышел из кухни. Из коридора послышался звук чего-то упавшего и недовольный голос Казахстана – видимо, они столкнулись в узком проходе. Затем все стихло, и над столом повисла звенящая тишина.

— Мэтью Уильямс, — тщательно подбирая слова, заговорила Наташа, — это Канада. Он лечил меня в госпитале, когда была война. Но я не думала, что ему взбредет в голову мне написать.

Ваня улыбнулся еще шире.

— Ну что ты, — проговорил он добродушно, возвращаясь к еде. – Это было очень мило с его стороны. Хочешь – напиши ему тоже.

— Не буду, — прищурилась Беларусь. – Ненавижу этих капиталистов.

На последней фразе она изрядно покривила душой. Ненавидеть можно было Альфреда, Артура, Франциска или Людвига. Но испытывать какие-то отрицательные эмоции к Канаде казалось девушке совершенно невозможным.

Письмо она, впрочем, ради собственной безопасности изорвала на глазах у брата.

Начавшийся столь паршиво вечер мог закончиться только еще более паршиво, что и произошло после ужина, когда все, кроме разве что Гилберта, по обычаю собрались в гостиной слушать ежедневный выпуск новостей. Теперь уже, правда, внимание стран было обращено не к радиоприемнику, а к маленькому черно-белому телевизору, уютно устроившемуся на тумбочке у стены. Беларусь опустилась на свое законное место рядом с Ваней и якобы невзначай склонила голову ему на плечо, как вдруг над ней прозвучал спокойный голос брата:

— Наташа, ты не могла бы пересесть?

Сердце Беларуси совершило головокружительный скачок.

— Ч-что? – переспросила она позорно срывающимся голосом.

— Пересесть, — безмятежно улыбнулся Россия. – Поменяйся местами с Литвой, ладно? Торис, иди сюда.

Торис, до сих пор сидевший спокойно в обществе Латвии и Эстонии, вжал голову в плечи.

— Россия, мне и здесь хоро…

— Но я хочу, чтобы ты сел рядом, — в голосе Вани послышались угрожающие клокочущие нотки. – Ведь тебе это ничего стоить не будет. Да?

Дрожа всем телом, Торис поднялся с места. Наташу от того, чтобы разрыдаться, удерживало только то, что на них смотрели все. Но, встав на ноги, она не смогла сделать и шага в указанную ей сторону. Грудь раздирала на части не знавшая пределов обида, и больше всего хотелось исчезнуть из гостиной и никого больше не видеть. Особенно Ваню. Особенно Ториса.

«Исчезнуть? Это же просто», — вдруг прозвучал в сознании девушки тихий голосок. – «Просто развернись и уходи».

В другой раз Беларусь, несомненно, откинула бы от себя эту мысль, но только не в тот момент. Круто повернувшись на каблуках, она выскочила из гостиной, в прихожей влезла в туфли и распахнула входную дверь.

— Ненавижу, — шептала девушка, ощущая, как по лицу катятся злые слезы. – Ненавижу…

— Наташа! – донесся из гостиной взволнованный окрик Украины, и тут же спокойный голос Вани заглушил его:

— Подожди, Оль. Пусть побудет одна, если ей так хочется. Торис, сядь на место.

«А все-таки», — думала Наташа с горечью, влезая в тонкую ветровку, — «все-таки ты лучше всех меня понимал, Ваня. Вот только…»

Додумывать она не стала – рывком распахнула дверь и, выскочив на лестничную клетку, вызвала лифт. Уткнувшись лбом в холодные створки, девушка не видела, как дверь за ее спиной неслышно приоткрылась, и на лестницу скользнула чья-то высокая фигура. То, что она не одна, девушка поняла, когда тусклый свет плафона за ее спиной загородил чей-то силуэт.

— Ну привет, младшенькая, — голос Пруссии перекрыл шум открывающегося лифта. – Муки разбитого сердца?

Беларусь шмыгнула в лифт и поспешно нажала кнопку, но Гилберт без усилий удержал закрывающиеся створки и зашел вслед за ней. Сжимая кулаки, Наташа отступила в угол, готовая, если что, защищаться до последнего. Глядя на нее, Пруссия отвратительно расхохотался:

— Да не бойся ты. Ничего я тебе не сделаю. Поехали вниз, на улице поболтаем.

Девушка посмотрела на него недоверчиво, но кулаки все-таки опустила.

========== Глава 10 ==========

Когда они вышли на улицу, Пруссия достал из-за пояса серебряную фляжку и с явным наслаждением присосался к горлышку. На Беларусь дохнуло запахом хорошего коньяка.

— Будешь? – утерев влажные губы рукавом, Гилберт протянул ей флягу. Осторожно девушка пригубила коньяк – несколько капель обжигающе разорвались в желудке, а по телу пробежала легкая дрожь. Ощущая, как в груди слабнет невидимый холодный узел, Наташа сделала гигантский глоток и закашлялась, когда терпкая жидкость пролилась в горло жидким пламенем.