Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 20

— Оттого, сынко, что хотят они объединиться уже много лет, но пока не могут! — отвечал, понизив голос, Ляцкий. — При прежнем короле Александре Ягеллоне сейм постановил, что иметь с того времени они будут одного короля, и короноваться он обязан здесь, в Кракове, но власть короля лишь в Литве является полной. Здесь же правит шляхта. Всё как в Москве, сынко, токмо вместо шляхты у нас бояре…

Вскоре русичи приблизились к Вавельскому замку, чью высокую колокольню и они узрели, едва приближаясь к городу. Замок стоял на холме Вавель, от которого и получил своё название. Высокий, каменный, он совсем не походил на небольшой в сравнении с ним деревянный терем великого князя в Москве. Говорят, король — великий любитель моды, и после того как пожар уничтожил старый готический дворец, он отстроил его в стиле ренессанса с колоннами и арками, искусно расписав фасады, но русичи не ведали о европейской моде, потому просто молча озирали странный, по их меркам, дворец. Рядом возвышался кафедральный собор Станислава и Вацлава — место, где водружались короны на головы новых королей и где покоились их предшественники.

Бельского ждали и тотчас отвели к королю. Король Сигизмунд носил прозвище Старый, и немудрено — в апреле ему исполнилось шестьдесят семь лет, довольно приличный возраст для мужчины того времени. Король обрюзг и потучнел, толстую шею его перетягивал белоснежный кружевной ворот, горностаевая мантия на плечах ширила короля ещё больше; шапочка с каменьями укрывала полысевшую голову. Брови грозно сведены к переносице, а под ними сверкали маленькие злобные глазки; рот капризно искривлён, нижняя губа невероятно толста и немного висит.

«Экий хряк на троне», — невольно подумалось Семёну Бельскому, когда он вошёл и поклонился. Его сопровождали двое сыновей боярских и Ляцкий — все преклонили колена пред королём Польским и великим князем Литовским. Говорили советники короля. Сигизмунд же молчал.

— Его величество рад принять у себя столь влиятельных в Московии мужей, — торжественно произносил крепкий голос. — И верит, что с вашей помощью вернёт принадлежащие по праву державе его земли.

После «беглецов» провели в украшенную коврами залу, посреди которой стоял богато накрытый стол с разнообразной снедью в серебряных посудинах. Факелы на стенах и свечи ярко освещали её. Уставшие с дороги русичи быстро накинулись на еду. Отодвинув прочь причудливые столовые приборы, ели руками, рыгали и чавкали, опустошали чары с мёдом без остановки. Семён был хмур. Князь покосился на Ивана Ляцкого, и он, оглаживая от крошек пепельную бороду, утёр длинный кривой нос платком и проговорил, хитро прищурясь:

— Когда восемь лет назад с посольством от великого князя Василия приезжал, нас по-другому здесь принимали. Не так радушно!

— Я думал, мы сразу обсудим — какие земли нам полагаются, — уставившись в одну точку, пробурчал недовольно Семён. Он скоро захмелел от вина и мёда.

— Не сумуй! — отмахнулся Ляцкий. — Ешь, пей, вкушай королевскую милость. Сегодня надобно отдохнуть, а назавтра и обсудим! Они, кстати, и верно решили, что мы серьёзный вес при дворе в Москве имели. Не стоило бы им ведать, что ты и в думе никогда не заседал!

— Думают — и пускай. Главное, дабы война началась. Там себя проявлю, в Москву войдём, Россию меж собой поделим…

— Война будет! Тут нет сомнений. Гетман Радзивилл после напутствий твоих стягивает силы к границам. К тому же ты ведь помнишь, едва великий князь Василий испустил дух, Сигизмунд потребовал вернуть границы 1508 года, те, при которых Литва была ещё сильна, и у неё был Смоленск. Елена, не размышляя, отвергла сие. Быть войне!



Хоть и кусок в горло не лез от волнения и внутренних переживаний, Семён Бельский заставил себя отведать запечённого лебедя, и после перебежчиков разместили во дворце. Все тут же забылись мертвецким сном — усталость и нервное напряжение дали о себе знать.

Вскоре советники короля явились к нему с бумагами, по которым Бельскому передавались во владение Кормялово, Стоклишки и Зизморы. Ляцкий же получал поместья в Трокском воеводстве. Когда Семён Бельский узнал о вручении ему во владение Стоклишки, что-то внутри него затрепетало, ведь земли эти получил последний рязанский князь Иван, его сродный брат, после того как великий князь Василий подчинил Рязань Москве и он бежал в Литву к Сигизмунду. Иван умер в начале сего года, и теперь часть его земель дарована Семёну Фёдоровичу. «Может, и Рязань я также вослед тебе получу», — подумалось ему тогда. Надеялся он в глубине души, что победа Литвы над Москвой будет лёгкой, а о возможных последствиях начатого им дела пока и не задумывался.

Лето 1535 года. Брянская земля

Во времена, когда Литва и Польша беспрерывно вели войны (то отражали набеги татар, то воевали с русскими, то с воинственными немецкими орденами), важным элементом рати было ополчение. Каждый землевладелец обязывался дать войску всадников в полном вооружении, и каждый шляхтич был обязан надеть доспех, какой имел, брать оружие и идти на войну. Иными словами, регулярной армии у них не было, вместо того существовал такой способ собирания рати — «посполитое рушение».

Семён Бельский, облачённый в сверкающую кольчугу и панцирь, гарцуя, ехал во главе польско-литовского отряда, над ратниками гордо развевались различные хоругви — знамёна знатных аристократов. Позади, с обозами и артиллерией, шла пехота — стрельцы с луками и арбалетами, и копейщики. Бельский стоял в резерве, когда литовцы брали Гомель, теперь князь направлялся к Стародубу, дабы помочь гетманам Тарновскому и Радзивиллу захватить его.

Да, долгожданная война с Москвой началась, хотя изначально главнокомандующие литовские и польские не смогли развить успех. Немирович с тяжёлыми боями и большими потерями взял Радогощ и двинулся на Чернигов и Стародуб, однако подойти к ним не смог, встретив мощное сопротивление войск московитов. Вишневецкий осадил Смоленск и долго стоял под его стенами, ослабляемый едва ли не ежедневными вылазками русских. Радзивилл же прикрывал тылы обеих частей. Вскоре и от Смоленска пришлось отступить. Ляцкий и Бельский, недавно до того вошедшие в тайный верховный совет при короле, боялись потерять доверие Сигизмунда, но, благо, он обвинил во всём своих горе-воевод, сократил войско и строго наказал Радзивиллу в следующем году проявить себя. И наказ короля сделал своё дело — в июле уже был взят Гомель. Но лёгкой войны, какой её ожидали литовцы, поверив Бельскому, не было, ибо победа явно была на стороне московитов, и Семён уже тогда чувствовал, как королевский двор теряет к нему доверие. Но сейчас, под Стародубом, он имел возможность проявить себя и уже представлял, как вынудит жителей сдаться на милость врагу, обошедшись малой кровью.

Бельский был счастлив — наконец он мог почувствовать себя важной персоной, принимая участие в управлении государством. А ежели Елена и Телепнёв будут побеждены? Он станет родоначальником новой ветви рязанских князей и с помощью литовцев разгромит Крым и Казань, а после… Мечтая, он не осознавал, что является лишь подданным польско-литовского короля, считал себя здесь скорее почётным гостем, но это было далеко не так!

По дороге попадаются остатки костров, сломанные телеги, какой-то мусор и свежие могилы. Вот у дороги лежат останки коровы, изъеденные птицами и животными. И стаи гаркающих ворон всё чаще появляются в небе…

Он опоздал. Вместо покорно сдающегося города увидел пепелище и последствия резни. Литовский лагерь стоял неподалёку от Стародуба, ибо город, один из старейших на Руси, выгорел полностью. Страшно зияя чернотой, стояли обугленные городские стены. Вот куда спешили эти стаи вечно гомонящих птиц! Пахло гарью и тленом — город взяли два дня назад, и стояла нестерпимая летняя жара. Семён с застывшим побледневшим ликом остановил свой отряд, медленно сошёл с коня и, гремя доспехами, вошёл в город. За ним никто не последовал.