Двуликая мать

— Нужно уходить, — сказал Малькольм, когда Нора оттёрла кровь с лица в ближайшей речке. — С рассветом можно наткнуться на зилотов.

В темноте вода казалась чёрной, как чернила, словно текла из того мира, где клубились зелёные туманы и жили Мать с мирными лесными духами. Возможно, Говорящий-с-Туманом видел его тоже. Ещё когда мир был диким — как сейчас — и полным чудес, шаманы использовали галлюциногенные грибы и травы, чтобы войти в транс и совершить путешествие из одного мира в другой. Их потомок мог пойти в ногу со временем, использовать отравленную воду — ту же самую, что хранят в святилище Дети Атома, — чтобы промывать и без того изжарившиеся мозги трапперов. Лучшей публики ему не найти.

Нора снова пыталась найти объяснения и понимала, что галлюцинации бывают массовыми — редко, но всё же. Возможно, Аркейд неправ, и корень болезни не в мутагене, а в массовой истерии. Испытав ужас, отчаяние и голод, Нора сама стала её жертвой и сейчас, до красноты растирая кожу на лице и шее, куда затекла кровь, прекрасно понимала обезумевших отшельников, разбежавшихся по острову. Порой навязчивые идеи куда живее, чем кажутся: например, угроза нападения Китая, а теперь и синтов. Безумцы развязывают войны, в которых нет победителей.

Холодный, фанатичный взгляд старейшины Мэксона как излучение проходил сквозь туман и нервные клетки, напоминая, от чего Нора пыталась спрятаться. Ей было плевать на Институт и остальной мир, на который в поисках ереси этот взгляд падёт следом; только один человек имел для неё истинное значение — с лицом кого-то другого, но постаревшего…

Спазм в желудке вернул мысли в русло печальной действительности. Первым делом Нора проверила действие «проклятия» трапперов на оставшейся в рюкзаке тушёнке. Малькольм предупреждал, что эксперимент плохо кончится, и был прав: по вкусу сальный кусок переработанных мясных останков не изменился, однако стоило едва разжёванной массе попасть в желудок, нестерпимое жжение поползло вверх по пищеводу. Нора упрямо сжимала челюсти, но сдалась очень быстро и отбежала за ближайшее дерево.

Пища стала ядом; однако ответы — виной ли тому радиация или инфекция — были только у Аркейда. Возможно, трапперы интуитивно нащупали решение, и длительное действие конденсаторов всё это время сдерживало не только туман, но и очаг заболевания. Значит, еда из Фар-Харбор теоретически могла быть безопасной. Теоретически.

Лазерная винтовка так и осталась лежать под забором, где Нора потеряла прежние убеждения, поэтому пришлось взять в руки карабин, оказавшийся тяжёлым и неудобным. Перезарядка и раньше требовала усилий — энергетическое оружие было куда плавнее, — однако сейчас Нора едва справлялась с затвором: суставы будто выворачивало, и пальцы непроизвольно сгибались. Когда она успокоилась и наконец оторвалась от карабина, то поймала изучающий взгляд Малькольма; он всё ещё улыбался.

Испарина страха налипла второй кожей; кислый привкус на пересохшем языке наконец-то перебил тухлую воду. Сопровождающих — четверо, в магазине было пять патронов, но ничего, последний ушёл бы на непредвиденные обстоятельства. Закусив щёку изнутри, Нора прикидывала не только шансы, но и дальнейшие действия: нужно найти корабль на плаву — а те были лишь на единственном причале в Фар-Харбор, — скупить или забрать силой имеющиеся у агента Акадии препараты, ведь тот должен за поиски Деррика. Возможно, лошадиные дозы антирадина и антибиотиков остановят болезнь, ведь Аркейд, у которого даже бинтов нет, вряд ли мог испробовать все средства…

Но разве она больна?

Мышцы ныли после изнурительной недели, однако Нора не падала замертво, а разум был ясен, точно после отдыха. Лишь голод снова напомнил о себе резью в желудке, кожа продолжала чесаться, однако Нора не связывала зуд с заражением — они же в лесу, где полно аллергенов и насекомых. Ответы должны быть простыми и логичными, успокаивающими.

Трапперы больше не пытались теснить Нору и разошлись на комфортное расстояние, окружив кольцом. Малькольм всё так же следил за ней, однако хмурый взгляд стал изучающим, даже задумчивым.

— Ты хоть знаешь, для чего тащишь доку все эти железки? — спросила она в надежде дотянуться хоть до самой тонкой струны его души, понять — чтобы знать своё потенциальное будущее.

— Он найдёт лекарство, когда получит кровь Матери.

В принципе, он, не понимая технологии, всё равно был прав. Аркейду следовало бы знать, что «дикари» слушали его занудные речи, а значит, были куда опаснее.

— И ты готов его принять? Хоть кто-нибудь?

Она заозиралась, но остальные трапперы на неё не глядели. Повисшая пауза стала неловкой, и Нора нервно усмехнулась своей недавней догадке, что им нравится быть такими.

— Оно нужно доку, чтобы помогать нам, — ответил Малькольм, и на этот раз расплывчатость формулировки оказалась двусмысленной.

Трапперы не будут жить иначе; вкусив свободу, они от неё не откажутся, продолжат держать весь остров в страхе с верхушки пищевой пирамиды. Синты Акадии так и будут жаться в подвале, упиваясь смирением под личиной свободы от рабства. Дети Атома продолжат умирать, но не вымрут, пока существует страх смерти. Жители Фар-Харбор останутся единственной крепкой костью — но надолго ли спасёт от неизбежного их упрямство?

Мёртвые ничего не забывают. Пусть им заткнули рты песком и камнями, сколотые края ракушек разрезали губы и щёки, спустив до костей мясо, но шёпот явственно слышится в шелесте сухих веток и листьев, когда кажется, что никого рядом нет.

Остров баюкает их кости колыбельной разбивающихся волн; тешит, силясь облегчить посмертные муки; как всякая добрая мать — слышит их стоны и не может принести долгожданный покой. Ничего не может сделать, ничего!

Несколько раз пришлось огибать сгустившийся туман, который, будто живой, преследовал их отряд по пятам. Больше никто не предлагал жертву; маленький ловец снов остался позади, хранить сон двух мертвецов — храброго старика и уставшего траппера. Малькольм схватил Нору за локоть и перешёл на бег; раздались первые одиночные выстрелы. Рык мутантов звучал то слева, то справа, стая нагоняла охотников, однако Нора, продолжая бежать, никого не видела — только длинные тени в молочной дымке. Один из трапперов замахнулся багором, вырвав истошный вопль из твари, а затем сам исчез, замешкавшись. Не было ни крови, ни грохота — только собственное тяжёлое дыхание.

Воздух стал влажным, туман ревностно оседал на коже крупными каплями, усиливая зуд. Как в ту страшную ночь, Нору снова окружил солоноватый запах гнилых листьев; странные, будто чужие мысли метались в голове. Она даже не поняла, когда впереди замаячили огни керосиновых ламп на дозорной вышке, собранной из разноцветных досок, рекламных щитов и покрышек. Трапперы кричали и стреляли в ответ.

Нору втолкнули в лагерь, а следом лязгнули ворота. Туман сгущался на самом деле, и всё это время Аллен Ли, которого в Фар-Харбор считали чокнутым, был прав. Однако поверить в то, что остров живой, оказалось куда сложнее.

— Доброго дня, squaw, — скрипучий голос Говорящего-с-Туманом раздался за спиной, однако Нора сначала глянула в небо, но не поняла, день сейчас, утро или вечер. Остров будто выкинуло за течение времени в свободное плавание.

Трапперы бежали к воротам, лезли на стену и баграми отгоняли подошедших мутантов. Вспомнив о конденсате, Нора машинально почесала щёку, затем перешла к шее, на которой каким-то чудом сохранилось подаренное Дансом ожерелье, однако её руку мягко остановили. Лицо Говорящего-с-Туманом исказилось кривоватой улыбкой — всему виной старый, едва заметный тонкий шрам. Раньше Нора его не примечала, а теперь даже дымка не мешала. Впервые они столкнулись лицом к лицу, и страх мерзкой удавкой сжал горло.

— Тебе не помешает отдых, — сказал шаман после затянувшейся паузы и кивнул подоспевшему Малькольму. — Всё хорошо, дальше я сам, брат, — жестом он пригласил Нору проследовать вперёд, в сторону костра, и продолжил негромко: — Малькольм — хороший парень, преданный. Вся его семья погибла в тумане, а он остался охранять дом, пока не явились дикие гули. Как только его работа кончится, я уверен, он вернётся на родную лесопилку — снова ждать…