Страница 7 из 21
Ведьма понимающе улыбалась, герцог Торвуд делал вид, что ведьм и знахарок, объявленных королем вне закона, у него нет, и не было никогда, а советы существуют сами по себе и служат не иначе как провидением Неба.
Пришел, рассказал между делом (вроде как и не за тем, чтобы рассказать и приходил), печаль свою:
-И понимаешь, была б еще одна, так их две! Не хочу, чтобы жили как я в нищете, медяки считая, да каждого слова соседей боясь, в унижении!
Ведьма возразила ему:
-Не ругайся даром Небесным, герцог! Если дано две дочери тебе – так и быть тому, не гневи жизнь, не пробуждай смерть и несчастье. Малы они еще, чтоб о судьбе их плакать, а небо не оставит…
Успокоился герцог Торвуд, смирный домой пришел.
***
Годы скользят медленно, как камни в колье ложатся. Нить узор жизни сплетает и смотрит герцог Торвуд на девочек и понимает, что рассчитывать им на отца не придется – он бы рад, да не может помочь. но он может направить девочек по нужному пути, очевидно же – если у его дочерей нет ничего, кроме них самих, то их самих и надо превратить в ресурс.
Для начала запретил много есть:
-Нечего толстеть! Будете много есть хлеба, так не будете нужны никакому мужу!
Потом запретил плакать:
-Глаза распухнут, блеск из них уйдет, не будете никому нужны!
Бегать:
-Споткнетесь, упадете…да и увидит кто, позор! Узнают, смеяться будут, и вы никому нужны не будете!
Водиться с крестьянскими детьми:
-Подхватите заразу, руки огрубеют так, как у селянок и никому нужны вы не будете!
Много читать или шить:
-Так и ослепнуть не долго!
И многие запреты еще. Путь их был один, и сводилось все к тому, что девочки, если будут громко смеяться, быстро танцевать, перебивать и так далее – станут никому ненужными в целом свете.
Сестры стали птичками в далеко не золотой клетке. Ограничение было во все, а за каждую попытку даже слабого протеста – одно и то же:
-Вот когда я умру, кто позаботится о вас, если вы, кроме меня, никому нужны не будете?
Терпели сестры, учились…только разному. Одна – притворяться, другая советы отца впитывать в свою жизнь.
А годы плели и плели свое неумолимое кружево.
***
Паникует герцог Торвуд, жалеет, что ведьму послушал и много лет потратил, ничего особенно не предпринимая и не придумав никак, что именно предпринять ему. Снарядил коней, собрался в путь и поехал в соседние земли – там жил барон, у которого дочерей было аж шесть!
-Как пристроил всех? – напрямую спросил Торвуд. – Угрозами? Шантажом? Подкупом?
-Две по любви, две по долгам, одна ради крови, другая сбежала без моего благословения, - отчитался барон.
Герцог Торвуд поморщился – у него не было веры в любовь, только в расчет он верил. Долгов у него тоже не было, кровь…
Да кто повяжется с ними? Такой же бедный род!
Сухо расстался герцог Торвуд с бароном и поехал в другие земли, другой, более понятной и более приятной правды себе искать.
-Только две их, понимаешь? – жаловался в тысячный раз Торвуд, преданно заглядывая в глаза графу Н., который слыл на всех северных землях известным мудрецом. – Как быть?
-Вообще без проблем! – граф Н. фыркнул, махнул рукою, мол, и не проблема у тебя. – Ты посмотри, какая краше вышла, ту и оставь, а другую в монастырь.
-В монастырь? – отцовское сердце дрогнуло ужасом и надеждой одновременно.
-А что? Будет кому помолиться за нас, грешных, на земле. а там….слушай, Торвуд, из монастыря вызволить можно. Выдай одну удачно замуж, а вторая выйдет уже легче.
Герцог вернулся задумчивый и мрачный.
***
Смотрел на дочерей своих Торвуд, сам не зная, как допустить саму мысль о выборе меж ними. Казалось, что это невозможно.
Старшая – Атенаис – в его род пошла. На земле крепко стоит, рост невысокий, но фигура ладная, здоровьем напитана, все подмечает, все понимает. Никогда не капризничает, но слово имеет, если надо сказать. Такой и родить проще будет, и супругу опорой быть, и хозяйкой в доме поставить себя сумеет.
Младшая – Лимерия – в материнскую породу. Порхает по земле бабочкой, как не касается ее вовсе. изящная, стройная, звонкая, на голову сестры своей старше, светлая, как настоящая красавица и покапризничать может, романтичная. Такая будет радовать много глаз, да зависть вызывать.
И если делать страшный выбор, то как определить, на которой? Что вернее придется к браку – крепость или легкость, звонкость или твердость?
У Лимерии танец изящный, легко дается. Атенаис путает партии, но читает бегло с трех языков – сама научилась.
У Лимерии смех тоненький, взгляд светлый. Атенаис смотрит тяжело, как будто бы изучает, а чего изучает – Торвуду лично непонятно.
Мечется отец, а возраст подходит, сменяет луна сезон – сговариваться пора, давно пора, а на какую упор сделать? Какую обрядить из последних монет поприличнее, да снарядить из отчего дома?
Лимерия мечтает о любви, а Атенаис чувствует метание отца. Догадаться - времени много не надо, а где догадка не поможет, то и подслушать можно.
Пришла к отцу, пала в ноги, заговорила сама, опережая волю отцовскую, чувствуя, что не в ее пользу чаша весов склоняется, а в монастырь не хочется – тюрьма там, каменный мешок!
-Папа, не рвите мне сердце! – плачет, - вижу, что страдаете вы и печаль вашу знаю. Отправьте меня в монастырь, а то Лимерии замуж пора скоро, а она без платья и лент лишних.
Испугался герцог Торвуд, думал он, что мысли его хитро и глубоко запрятаны, а дочь родная легко предугадывает их, легко читает! И такая покорная, что аж упрек!
А Атенаис не унимается, твердит:
-Желаю Лимерии счастья, может и не забудет сестры своей…
Боится герцог, ругает себя и род свой за нищету, за выбор страшный, дочь с пола поднимает, что-то шепчет успокаивающее, да сам себе не верит. И плачет Атенаис.
***
А потом, часом позже, и Лимерия в плач. Сказала ей старшая сестра, что отец отсылает ее от дома, чтобы строила Лимерия счастье свое. Лимерия покорная, о любви мечтает, но слова Атенаис ей как ножом.
К отцу врывается в гневе, а гнев лицо уродует, визжит тонким голоском, ногою топает, обвиняет отца, мол, как смел он отсылать Атенаис.
Мысли нескладно идут – не приучена мыслить, чего уж! Герцог Торвуд смотрит на дочь и в ужасе вдруг видит, что характер ее дурен, пытается втолковать ей, что такова воля самой Атенаис, а Лимерия не верит – а как поверишь, когда знает она не хуже Атенаис, что отец лишнего куска хлеба не дает, печется о замужестве? Сестры с детства тайком убегали в лес летними ночами, чтобы хоть сладких ягод нарвать, да у крестьянских женщин подкормиться…
-Она сама…
-Лжешь! – кричит Лимерия и все горе лишений и запретов кипит в ней. – Товар мы тебе и товаром были. А ты еще и лжешь… на нее наговорить хочешь, да рассорить нас. ненавижу!
Напуган герцог Торвуд. Не знает, как поступить. Смутно догадывается, что Атенаис где-то и не так честна уж была, а не предъявишь! Не за что!
Успокаивает, как может, Лимерию, идет к старшей своей.
***
А Атенаис сборы готовит. Как будто бы без воли отца хочет уйти из дома, нарочно только тянет время и вещи позволяет отцу увидеть. Притворно краснеет, бросается снова в ноги к отцу, шепчет:
-Уйду, чтобы Лимерии счастья не портить!
А уходить ей не хочется.
Тяжело смотрит на дочь отец и понимает, что ставку надо сделать на нее – такая пройдет по головам и не пожалеет ведь!
***
А через три недели хрупкого мира и тревожного ожидания пребывает один претендент…непонятно на чью руку, герцог Торвуд всем объявил, что всякий может выбрать любую из его дочерей, он никаких претензий иметь не будет.