Страница 6 из 21
Боится, но держит себя в руках. Доверяет. Ох, девочка, ну что же ты!
Взглянув внимательнее на всадников, я чуть сама же не нарушила свою маскировку, узнав одного из них…
Есть имена, которые ты знаешь, даже находясь по другую сторону войны. Есть имена, что внушают ужас и ненависть.
Абрахама я знала. Не знаю, знал ли он обо мне, но к нему у меня был личный счет. За Влада, за моего ближайшего друга, убитого этим лицемерным, отвратительным человеком. Говорили, что Абрахам – маг, который практикует черные мессы наравне с нами, что он продал душу дьяволу и теперь усиленно делает вид, что служит Господу.
Что из этого правда и есть ли она вообще, не знаю. Мне и неважно. Мне важно то, что этот человек лишил меня другой жизни!
Они ехали целую вечность, клясться могу, что этот Абрахам, хоть и прикидывался дремавшим в седле, раз или два взглянул на кустарник и один раз даже повернул голову, даром, что под полами его широкой шляпы и нельзя было разглядеть, куда он смотрит, но мне показалось, что он смотрит прямо на меня.
И только применив некоторую магическую хитрость к своим глазам, я увидела, что он смотрит чуть левее моего плеча.
Значит, почувствовал след, но не может определить, насколько свеж. Всадники проехали, я слышала, как чуть подальше они ускорили свое движение, видимо, решив, что след старый и мы впереди.
Хвала небесам! Я отпустила Эрмину. Она мужественно закусила губу, глядя на опустелую дорогу. Без сомнений, она еще не понимала до конца, кого видела и зачем были эти всадники, но уже чувствовала к ним отвращение и ненависть.
Что ж…в Ордене ей быстро растолкуют до конца все, как надо.
***
-Это были они, да? Церковники? – Эрмина спросила не сразу, но я знала, что она спросит.
-Да. Они кружат здесь рядом. Решили, что мы ушли вперед, но, побродив вдали, вернутся сюда опять. Постепенно будут сужать круг…
Я осеклась, сообразив, что говорю с ребенком, а не с соратником. Хмыкнула и подвинула к Эрмине поближе чашку с похлебкой. Магия на то и магия, что с голоду не пропадешь. Таверны нам не видать, это ясно. Церковники и здесь, и, вернее всего, на Тракте, будем идти лесами.
-Скорее бы научиться в Ордене всему! – вдруг выдохнула Эрмина и у меня даже ложка замерла в руках.
Я ощутила странно и резко, как ноет под левой лопаткой шрам…уже побелевший, конечно, но все еще отзывающийся на возмущение всех магических стихий; как дернулось пробитое когда-то магическим луком колено…
Эрмина взглянула на меня с испугом:
-Что?
-ничего.
-Ты изменилась в лице, - не отступала вдруг Эрмина, - когда я заговорила про обучение. Что там? Там страшно? Больно?
Больно – это только слово. Встретившись же с обучением, ты понимаешь, что это даже милое слово, которое не передает весь спектр эмоций и чувств, что прорывают твое сознание и выворачивают.
Они называют это обучением. Обучение, которое проходят лишь двое или трое из десяти. Остальные умирают в страшных муках. Финальное достижение, как последнее «пройдено» - убийство своего наставника и получение клейма в виде шрама под левой лопаткой.
Чтобы Церковники знали, кто ты, если ты захочешь сменить сторону. Мы на войне и мы жестоки, но жестокость Церковников стала истоком нашей жестокости, а те в ответ разъярились еще больше, и породило все наше магическое сообщество пропитанный ненавистью, болью и смертью, круг, из которого нет выхода.
Я давно думала об этом, но боялась сказать даже самой себе, в мыслях, боясь, что буду прочтена.
О том же говорил мне и Влад, когда я спрашивала, почему он не участвует в борьбе с го-то способностями, но я его тогда не поняла, а потом, после его уже ухода, осознала.
И я бы носила это в себе дальше, если бы не внезапная фраза Эрмины. Она – невинный ребенок, растерянный из-за своей непохожести и вдруг обретший свое новое предназначение, но не знающий, что там за предназначение впереди.
Мы несвободны. Заканчивая наше обучение, мы становимся заложниками Ордена, выполняя его задания и неся службу лишь ему в угоду. Мы вступаем в войну, которая была начата до нас и которая продолжится после нас, но мы не хотим думать об этом и не думаем.
А дни, страшные, холодные и липкие идут. И неподчинение карается подавлением, с той только разницей, что ты среди таких же, как ты. Тебя не презирают, но используют.
***
Как мало надо человеку, чтобы, порою, на что-то решиться. Пусть я не человек, но, видимо, во мне еще это человеческое качество не умерло до конца, если я так вдруг легко понимаю, как надо действовать и решаюсь.
-Тебе не надо идти. там…не все так хорошо, как ты думаешь.
Эрмина смотрит с обидой. О похлебке она и думать забыла. Кажется, вот-вот расплачется от досады. Это жестоко, говорить, что есть место, где тебя всему научат, а потом. Когда почти пройден уже весь путь, говорить, что все отменяется.
Но еще более жестоко – вести ее туда. Я знаю, что это предательство и мне несдобровать. Но я попытаюсь солгать, скажу, что девчонка удрала, что она оказалась бойкая и ловкая, а я нет. получу свое наказание, но это хотя бы даст время Эрмине…
Время на что? Попасться в руки церковников? Люди прогонят ее от себя, да и хватает на Тракте лихих людей. В деревне она уже прокаженная. Всюду ей боль и всюду ей страдание. И я сейчас выбираю, где она будет страдать…
-Атенаис, я выдержу! –Эрмина обнимает меня за шею робко-робко, я чувствую ее слезы на своей коже. – Ты только не покидай меня. Я буду сильной, я буду стараться, я…
Она заходится в рыданиях, а я и без того жалею о своих словах. Ей всюду мука, девочка-девочка, ну что же ты? Как же ты, такая маленькая, запуталась-то? Как же сумела стать желанной добычей для двух сторон и настроить против себя людей? Вернись назад – тебя сожгут как ведьму, стоит только заболеть кому-нибудь, стоит пойти в Церковники и там презрение и боль, стоит пойти к нам – несвобода, плен до смерти. Служение до нее же и та же боль.
-я выдержу, - шепчет Эрмина, задыхаясь от слез, которые уже отступают. А я молчу, и только глажу ее по волосам.
Выдержит, может быть и выдержит, но изменится навсегда, это точно. Никогда не быть ей прежней. Никогда больше не быть ей ребенком. Еще день-два пути и все прежнее для нее кончено.
И она в этом даже не виновата!
4. Сестры
У герцога Торвуда была двойная головная боль: его жена родила ему двух дочерей с разницей в два года и умерла, не дождавшись даже вскрика младшей. И нет, дочерей герцог любил, но вся проблема была в том, что и без всяких дочерей герцогство его с трудом сводило концы с концами. Появление же двух девочек и отсутствие наследника мужского пола серьезно подкашивало и без того скудный бюджет. Девочкам требовалось платье, приданое, брак…
А герцогство было бедным, положение имело крайне неудобное, сжавшись до маленькой точки на карте между настоящими гигантами: землями графов, баронов и даже принца.
Уже похоронили его жену, уже отдали кормилицам обеих девочек, а герцог Торвуд все хватался за голову, не представляя, где и как ему обеспечить теперь будущее своих дочерей.
Если бы у него был бы сын, было бы гораздо проще. не нужно было изощряться в нарядах, в шелках и собирать приданое. И с браком можно было бы повременить, а здесь? К тому же, герцог Торвуд понимал, что не вечен и хотел убедиться в том, что его кровь (древнюю и несчастную), ровно, как и землю (оскуделую и сжатую со всех сторон), подхватит кто-то, у кого будет железная рука и твердая опора под ногами.
Герцог Торвуд пошел за советом к ведьме…ну, как к ведьме. Ведьма – это слишком громко было бы сказано, так, обычная знахарка, травы заваривала, коренья перемалывала, да, если честно, была советницей при герцоге. То есть, нет, герцог не прислушивался к советам какой-то там ведьмы, ни в коем случае! Просто он приходил к ней в минуты томления, вроде как – подлечиться, а там выкладывал то, что его волновало, получал совет и делал вид, что усиленно дошел до решения сам.