Страница 99 из 252
-Артура она любит больше, — пожала плечами Лилиан. — Моргана могла быть привязана к Уриену, но всё же…
-Господи, жизнь на земле — это ад! — Лея сползла по колонне на пол. — Как мы дальше без Мерлина? Мелеагант в ярости, Моргана с сыном, Артур как обычно…представь, мы будем, а Мерлин — нет.
-Не знаю, — Лилиан села рядом. — Не знаю, Лея! Не знаю! Мне кажется, мы все умрём…вместе с ним. Моя душа плачет кровью, когда я думаю о том, что он сейчас, возможно, уже умирает…
-Моя душа плачет кровью уже давно, — сообщила Лея тихо, — я не могу перестать плакать, кажется, с самого прибытия сюда. Я предчувствовала будто бы.
-Гвиневра знает, что вы родные? — Лилиан попыталась отвлечь и себя, и служанку от мыслей о Мерлине хоть ненамного.
-Думаешь, что она обрядила бы сестру служанкой? — горько сквозь слёзы улыбнулась Лея.
-Да, — потупилась травница, — что-то я совсем…сглупила. Это всё Ланселот! Его дурное влияние.
-Да он среди нас самый нормальный человек, — встала на защиту рыцаря служанка. — Серьёзно…живёт, любит королеву, взаимно, к слову, пользуется популярностью у короля. С Морганой сдружился, существует спокойно.
-Поэтому в змеином клубке его влияние и особенно дурно, — усмехнулась Лилиан. — Он белая ворона среди нас.
И травница, желавшая добавить что-то ещё, вдруг тихонько заплакала. Лея обняла ее, и они плакали вместе.
-Что у вас в руке? — спросила Гвиневра у Артура, когда он дёрнулся к дверям в очередной раз. — Я уже давно заметила, а спросить всё не решаюсь.
-А…это так…письмо от Мерлина, — сообщил Артур, не сразу сообразив, что она хочет узнать. — Прочтите, я доверяю вам.
Гвиневра холодными пальцами взяла пергамент и пробежала его глазами, цепенея…
«Мой дорогой друг, мой ученик, моя гордость…я сообщаю вам, что скоро умру. Я прошу вас не горевать обо мне, Артур. Живите, как жили, проповедуйте справедливость и мудрость правления, не забывайте об удовольствиях.
Я не был вам хорошим слугой — признаю. Я интриговал против вас, я манипулировал вашими советниками и Морганой, за что в особенности прошу прощения. А ещё…ваше величество, я подготовил побег графа Уриена Мори, я считаю, что он не должен оставаться в Камелоте узником, а должен быть жив. В конце концов, многое из того, что он сделал, было совершено по моей воле.
Мой король, моя гордость — я знаю, что далеко зашёл в своих планах и амбициях, и поэтому я прошу прощения у всех. И ещё — я искупаю свои ошибки совей смертью я отдам жизнь за Моргану, вашу сестру, чья жизнь оказалась под угрозой обрыва из-за её мести, из-за того, что она сотворила, опять же…по моей вине. Я искупаю свои грехи, спасая её. пусть же вечное счастье и мир царят в Камелоте!
Ваш покорный слуга — Мерлин»
Только очень быстрая реакция Ланселота, глядевшего краем глаза в письмо, спасло Гвиневру от сиюминутного разоблачения заговора. Строки про Уриена, неестественная слащавость и своевременность подняли в её душе такую волну, такую бурю, что она открыла рот, готовая выговорить Артуру за абсурдность ситуации, но Ланселот сжал ей руку и сумел удержать от необдуманного поступка.
Вернулись Лея и Лилиан. Лея заметила, что Гвиневра сидит, дрожа от ярости и гнева, бросила взгляд на письмо, всё ещё находившееся у неё в руке и аккуратно вытянула его за уголок.
-Мерлин готовил побег Уриену? — выдохнула Лея, дойдя до этих строк и не сумев читать дальше — красная пелена легла ей на душу.
-Что? — Лилиан круто обернулась к ней. — Бред! Ты что несёшь?
Она тоже потеряла контроль, сражённая неожиданным известием.
-Да, — печально подал голос Артур. — Мерлин манипулировал Морганой и моими советниками, он готовился предать меня снова, когда…это сейчас неважно, он искупает свою вину, жертвуя жизнью за Моргану, и я прощаю ему всё.
Только вмешательство Ланселота, уже повторное и более решительное, спасло Артура от того, чтобы на него не налетели две девушки с перекошенными от ярости лицами. Рыцарь схватил Лею за талию, а Лилиан за руку и помог им сесть, прошипев на ухо травнице, что она вообще должна не выдать ещё и Мелеаганта.
Имя Мелеаганта подействовало на Лилиан, и она покорилась. А Лея вырвалась от руки Ланселота и в ярости сжала кулаки. Но тут за дверью закричала Моргана, и Артур подорвался со своего места, Ланселот же воспользовался ситуацией и уже силой посадил Лею на место, где её с одной стороны схватила очнувшаяся от злости Гвиневра, а с другой — Лилиан.
Артур так и не понял, что за грозу от него отвёл Ланселот, который обещал Мелеаганту, Мерлину и самому себе беречь этих трёх…хрупких (при этой мысли Ланселот усмехнулся с горечью), девушек.
***
Мерлин не знал, сколько времени прошло с того момента, как он начал резать сам себя и наполнять чашу кровью. Он вообще не чувствовал больше времени. Только чернота и духота опустилась на него тяжёлым полотном, вдавливая в смерть.
Мерлин вспоминал, как утешал в своё время уходящего на покой Утера, умирающего и говорил ему, что умирать не страшно. Теперь же, когда приходил его собственный черёд, когда он точно знал, что эта смерть, а не отход для возрождения, он боялся. Боялся!
-Ты ведь не трус, Мерлин, — прошептал он сам себе…или же подумал — мысли путались, реальность смешивалась с бредом. Перед его мысленным взором вспыхивали и загорались огоньки, звучали странные колокола и он чувствовал, как подступает безумие.
Ты ведь не трус, Мерлин, — сказал ему однажды его собственный наставник, и лицо его тотчас вспыхнуло в памяти — смеющиеся лукавые глаза, чуть искривлённый вечной усмешкой рот. — Ты ведь не трус, так почему ты не можешь умереть с честью?
Мерлин вскрикнул. Его наставник говорил только первую часть фразы, про то, что он не трус. Так откуда же выползла вторая часть? Смешалась в его мыслях с памятью и страхом или же явилась пустым бредом отхода?
Зелень…изумрудная зелень. Здесь так сыро, трава холодная, мокрая. Прошёл дождь или туман опустился на землю, примиряясь?
Холодно. Отчего-то холодно. Хочется свернуться калачиком, но стоит только подумать об этом, как словно бы перед шагом, разгрызая землю, образовывается провал. От провала веет жаром.
Мерлин пытается заглянуть в этот провал, из любопытства ли, из безнадёжности. Он смотрит в провал и чувствует только жар и то, что провал смотрит на него.
Крик Морганы — слабый в мире изумрудной зелени, сильный в этих удушливых комнатах, разрывая провал и туманную сырость, заставляя Мерлина вернуться и вспомнить, где он и кто он. Но это длится недолго.
Теперь не зелень. Теперь лёд. Холодный серебристый лёд и лунная дорога…лестница, ведущая вверх. Ступать по ней не страшно — ступени горячие, будто деревянные. Босые ноги чувствуют жизнь, и где-то на середине её Мерлин вдруг понимает, что идёт вниз. То, что казалось небом оказывается тем самым провалом. И снова провал смотрит на него и снова жар…
И крик Гаюса откуда-то издалека:
-Моргана, послушайте, у вас плод неправильно расположен! Вы сейчас…
Теперь не лёд. Теперь не изумруд. Теперь — осколки. Чёрные полированные осколки зеркальной глади. Он идёт по ним, осколки впиваются в ноги, осколки прыгают под его шагом, осколки…осколки…
Они имеют слух, они имеют зрение и они сверлят Мерлина со всех сторон. И колокольный звон — душит, гремит.
Крик Морганы. Мерлина выгибает дугой наяву, он едва не падает на пол от острого приступа боли, но удерживается на своей софе, хотя и чувствует, что что-то слетело на пол.
Задыхаясь, Мерлин окончательно падает в мир собственной памяти. В такт ударам сердца несутся картинки, перемешиваясь с образами чёрного полированного стекла, с образами лестницы и изумрудной сырой зелени. И всюду, всюду — этот проклятый взгляд бездны.