Страница 87 из 252
-Народу скажем, что допился и никто не узнает, — фыркнула Лилиан.
-Довольно вам, — Мерлин вздохнул с тяжестью, решаясь на что-то. — Не получилось по закону, вытащим иначе.
-Как? — не понял Ланселот, тревожно глядя на Моргану, не принимавшую почти участия в беседе, что удивляло Ланселот до крайности — речь ведь шла об Уриене! Почему она молчит? почему она не бьётся у трона Артура, почему она…
-Побег, — отозвался Мелеагант вместо друида. — Верно?
***
Артур находился в самом дурном расположении духа. Он ходил взад-вперёд по зале, периодически отпивая из высокого кубка вино, но, почти не ощущая вкуса. Вино, прежде горячившее его, не трогало душу и тело короля.
К Гвиневре он не пошёл. Передумал, решив, что не станет пока её тревожить. Неожиданная вспыльчивость королевы, неожиданное её горячее заступничество наводило Артура на странные подозрения, ещё и не оформленные достаточно чётко, ясно…
Он подумал о многом. В том числе и о том, что Уриен и Гвиневра могли быть тайными любовниками. А что, складывалась вполне определённая картина! Гвиневра заступилась за Уриена, который, будучи влюблённым в королеву…
Нет! Выходил полный бред и абсурд. Артур отбросил эту мысль и попытался снова понять, почему Гвиневра так заступилась за графа?
-Да она за всех заступается, — сказал он сам себе, остановившись в полумраке залы. — За Моргану…
Воздуха резко перестало хватать. Артур вспомнил, как Гвиневра бросилась защищать Моргану, умоляя оставить её при дворе.
-Я знаю вашу доброту, Артур, — сказала она тогда, — оставьте свою сестру! Она заслуживает быть при вас. Она станет мне другом и сестрой.
Сестрой она не стала Гвиневре — это очевидно. Другом…сложно было сказать. Артур не заметил между ними особенной дружбы. Вежливость, попытки на сближение со стороны Гвиневры, и холодная стена от Морганы. Но в последнее время, едва Уриену стала грозить опасность, они в один голос унижаются перед ним, умоляют пощадить…загадка!
Артур не любил загадки. Зато загадки, судя по всему, его любили.
Артур бродил снова и снова по зале, пытаясь понять, пытаясь дойти до чего-то в своих метаниях, и не мог.
Он вспоминал лицо Гвиневры, светившееся искренней теплотой и радостью, когда произошла первая их встреча, и видел сегодня, как изменился её лик, когда она узнала, что он всё же казнит Уриена.
Моргана бросилась на защиту, не раздумывая, не жалея себя. Гвиневра бросилась тоже… Мерлин вступился. Странный клубок сплетался вокруг души Артура, но клубок этот был удушлив и раздирающ.
Неужели им так важна эта жизнь?
Моргана явилась в мир Артура бесом, незваной пропастью, бездной, в которой он тонул с удовольствием. Неужели ей так важен Уриен?
-Наверное, я всё-таки, не в праве, — задумчиво, не обращаясь ни к кому, произнёс Артур. — Наверное, я всё же не прав. Я грешник. Я должен был заботиться о своей сестре, а выходит так, что я её гублю.
Это признание не было услышано никем, но Артур почувствовал, как ему становится легче. И в то же время — ему почудилось, что к горлу его подступает что-то холодное, поднимающееся изнутри.
Он в благородном порыве решил, что больше не будет обижать Моргану, но это ведь означало одно — придётся отказаться от неё, от её любви.
А это было невыносимо. Артур стал искать ответ, стал искать надежду. И нашёл. Прокручивая в памяти последние две встречи с нею в полумраке её комнаты, куда он приходил, гонимый жаждой внутреннего пламени, король вспомнил, что в предпоследний раз Моргана уже почти не сопротивлялась ему.
-Только руку немного разодрала, — сам к себе обратился Артур. — А в последний и вовсе…только в ярости бокал разбила, сжала его в руке и он осколками…значит, я её не мучаю, верно?
Самооправдание было слабым, но Артур довольствовался им. Он вдруг решил, что точно знает, как поступит и ему стало легко-легко. Освободить Уриена, торжественно его помиловать и выслать. И запретить ему приближаться к Моргане.
-И у неё не будет повода меня ненавидеть, — торжествующе решил Артур и осушил бокал залпом. — Кей!
Кей появился так стремительно, будто бы ждал за дверью, привалившись к ней ухом, перетаптываясь в нервном ожидании.
-Мой брат, мой король! — фанатично выкрикнул Кей, обращаясь спиной к Артуру, в стену.
-Я здесь, — вздохнул Артур.
Кей издал странный смешок горлом, обернулся и тем же тоном выкрикнул:
-Мой брат, мой король!
-Сообщи Гавейну и стражу темниц, что я желаю видеть Уриена на рассвете. Я освобожу его. Заменю смертный приговор ссылкой.
Кей сумел сохранить лицо. Он раскланялся, ткнувшись носом в пол, затем, кукарекнув, выскочил в двери, но, выбежав, он остановился и с ненавистью обернулся к дверям:
-Слабак! — прошипел Кей. — Всё решать самому!
Кей повернул не к тюремному стражу и не к Гавейну, а в сторону прямо им противоположную. Он не сомневался, что Артур слишком милосерден и попал под влияние, а
значит — его долг помочь Артуру принять правильное решение и убить графа Уриена Мори для счастья короля.
***
Граф Уриен Мори предположить не мог, какие силы вступятся за его жизнь и его же смерть. Моргана была ожидаемой, Мелеагант тоже… Гвиневра же стала удивлением для графа. Нет, конечно, он много знал, и многое сделал для неё, но для него это не было особенным подвигом. Он считал это обыкновенной реакцией любого мужчины — спасти женщину. К тому же, Уриен помнил, по словам Мелеаганта, что короли и королевы нередко бывают неблагодарны и забывчивы, а здесь…
Нет, определённо Гвиневра поразила его! Той решимостью, в которой не было в ней ещё недавно, той яростью…
Граф Уриен Мори был уверен, что скоро умрёт. Смертная казнь в приказе не удивили его, нет, она была ожидаема. С той минуты, как в его жизни появилась Моргана, Уриен чувствовал, что приближается к своей смерти куда быстрее, чем должен приближаться. Граф понимал, что умрёт, с того момента, как поймал взгляд Артура, обращённый к фее, вопрос был во времени и только. Но Уриен готов был умереть.
Если для Ланселота смерть за Гвиневру была подвигом, ведь приходилось расставаться со сладкой молодостью, с юностью и страстью, то для Уриена — смерть стала логичным продолжением. Любовь — это смерть. Любовь такой силы, следовательно, смерть страшная, но обязательная.
«Прости меня, Моргана, я слишком хотел быть счастливым. Хоть немного, я знал, тебе будет больно, но я не смог удержаться от того, чтобы не любить тебя. Если наша вера не лжёт нам, если там, за Гранью жизни что-то есть, я буду всегда с тобою рядом. Я буду наблюдать за тобою, я буду оберегать тебя, я буду посылать тебе приветы…ты поймёшь их, сумеешь прочесть», — граф Уриен лежал на холодном каменном полу, прикрыв глаза — устало и, ожидая участи. Он не знал, когда его казнят, и оказывалось, что время в камере идёт совсем иначе, чем на воле.
«Прости меня, мама. Ты хотела, чтобы я был достоин своего отца, чтобы я был женат на прекрасной женщине, ты хотела увидеть внуков, продолжателей нашего рода, но я подвёл тебя. Твой сын подвёл твою семью. Прости меня, мама, кажется, я был не только плохим другом, возлюбленным, но и сыном. Я хотел слишком много и верил, что жизнь даст мне шанс, почему-то я верил, что буду счастлив…прости меня, мама»
Убийственная темнота! Графу Уриену было стыдно признаться, что в детстве он боялся темноты и грозы. Он сказал об этом лишь однажды, сказал своему названному брату — Мелеаганту.
«Друг…брат мой, я оставлю тебя. Прости, я буду ждать тебя столько, сколько придётся, на другом конце жизни, я буду ждать. Я был тебе плохим другом, я подвёл тебя, я должен оставаться был с тобою, но не могу… я слишком глубоко увяз в собственных чувствах, в том, от чего ты пытался уберечь меня. Я должен был заботиться о тебе, но выходило всегда наоборот — ты опекал меня. Ты был умнее, ты был сильнее, коварнее и хитрее. Ты не боялся темноты».