Страница 86 из 252
Зарисовка - 26
-Ланселот, друг мой, — Мелеагант лучился угрожающей доброжелательностью и, кажется, был в прекрасном расположении духа, — тебе не кажется подозрительным столь долгое отсутствие друида?
Ланселот неопределённо повёл плечами:
-Наверное, что-то случилось или…
Договорить ему не удалось. Дверь с громким треском распахнулась, но вместо ожидаемого Мерлина в комнате материализовалась молодая девушка в простом светло-зелёном платье с тонким шёлковым узором по канту. Простоволосая, прекрасная, взволнованная каким-то обстоятельством, она судорожно сжимала тонкими пальцами плетёную корзинку.
-А вот и ещё пропажа! — Мелеагант поднялся навстречу девушке. — Ну как, Лилиан?
Лилиан замотала головой, поставила корзинку на стол Мерлина, придавив пачку пергаментных свитков, и ничего не сказала.
-А, вы ещё, кажется, незнакомы! — Мелеагант помрачнел взглядом, но продолжал улыбаться, и выходило довольно жутко. — Ланселот — это Лилиан, Лилиан — это…
Но и ему не удалось договорить приветствие до конца и вставить какую-нибудь лёгкую, обыденную колкость, потому что дверь распахнулась вторично и явила Мерлина, который почти втолкнул наполовину обессиленную Моргану в комнату.
Вид Морганы был слишком плачевным и непривычным для Мелеаганта. Принц де Горр посерьёзнел окончательно, улыбка померкла.
Фея же влетела в комнату, по инерции и могла бы упасть, но Ланселот перехватил её и бережно усадил в кресло, после чего завернул Моргану в свой плащ, склонился и шёпотом спросил о чём-то. Она встретила его взгляд хмуро и мутно, словно бы не сразу поняла, о чём он говорит… Ланселот налил из хрустального графина ей воды, протянул. Она попыталась взять стакан, но руки у феи тряслись, и бокал рисковал вот-вот выпасть из пальцев. Рыцарь взял бокал поверх её пальцев и помог ей напиться, после чего фея откинулась на спинку кресла, немного забрызгав Ланселота.
-Мерлин, я…- начал было Мелеагант, подавая руку для рукопожатия друиду, — желал бы знать…
Мерлин прошёл к столу и Мелеагант вынужденно развернулся за ним и увидел Моргану, обессилено повисшую в кресле в плаще Ланселота и самого Ланселота, что-то успокаивающе ей говорившего шёпотом.
Картина поразила Мелеаганта своей необычностью. Он знал Моргану разной — мстительной и яростной, усталой и напуганной. Но видеть её настолько слабой ему не приходилось. Но даже не это поразило Мелеаганта. Его поразил Ланселот, для которого, кажется, состояние Морганы стало важнее всего на свете.
Мелеагант знал о том, что рыцарь влюблён в королеву, но здесь выходило что-то за гранью его собственного понимания. С чего такая забота? С чего такая тревога?
-Да что здесь происходит? — не выдержал Мелеагант, забыв свой первоначальный вопрос. Он обернулся на Лилиан, которая знала Моргану меньше него и видела её только в облике силы и никогда в облике слабости. Лицо травницы выражало один немой вопрос…
Мерлин же выглядел абсолютно спокойным. У него выработался потрясающий иммунитет к удивлению.
-Я тебе скажу, что происходит, Мелеагант…- подала голос Моргана из кресла, отодвигая с осторожностью (и это принц тоже заметил), Ланселота. — Я тебе скажу! Уриена казнят!
Она не удивилась его появлению, словно оно было обычным, словно бы явилось настолько очевидным и ожидаемым, что и говорить не стоило. Лилиан же фея просто кивнула, и травница неуверенно помахала ей рукой, на всякий случай, отодвигаясь в сторону.
-Как это «казнят»? — не понял принц де Горр. — Ты что несёшь, безумица?
Мерлин тяжело вздохнул, упал в своё кресло, уронил голову на руки и признал:
-Боюсь, она не безумна, Мелеагант. Во всяком случае — сейчас. Приказ о казни графа Уриена Мори подписан рукою короля. Он сознался. При всём дворе.
Мелеагант на какое-то время оцепенел, осознавая услышанное, невыносимой тяжестью разошедшееся по его мыслям. Уриен признался! При дворе! Казнь…да, это казнь!
-Ну, хватит, — наконец вымолвил он. — Где ваш король?
-Ты пойдёшь к нему? — Лилиан выступила из тени, — не смей! Слышишь?
-А что я, на твой взгляд, должен делать? — ледяным тоном осведомился Мелеагант, даже не повернув головы к Лилиан, — сидеть и ждать, когда казнят моего брата? А главное — из-за чего!
Моргана, поднимавшаяся из кресла, беспомощно и даже жалобно взглянула на Мелеаганта, глазами прося о милосердии. Она не могла не знать, не могла не понимать причины ярости Артура. Она знала, что он только и ищет повод для того, чтобы убрать Уриена.
«Из-за тебя, Моргана! Всё из-за тебя!» — дьявольский внутренний голос не был расположен к снисхождению и прощение воспринимал за бездарное проклятие чувств.
Мелеагант бросил на неё взгляд и поморщился:
-Я не к этому, Моргана! Ты не можешь быть виновна в том, что твой брат — жуткий недоумок.
-Если кто в этом виновен, так это я, — тихо возразила Моргана и словно бы померкла. — Я должна была удушить его ещё в колыбели! Я ведь хотела…веришь?
Лилиан испуганно прикрыла рот ладонью — как бы ни было велико преступление Артура, слова Морганы поразили её жестокостью. Ланселот, судя по его виду, разделял точку зрения травницы. Мерлин попытался вмешаться в ситуацию, поднял ладонь и обратил на себя внимание покашливанием:
-Кхм, давайте отложим разговоры о том, кто виноват? Подумаем, что лучше делать! Уриена надо вытащить из тюрьмы.
-Давайте просто отравим Артура? — предложил Мелеагант, лихорадочно обводя взглядом покои друида.
Он был поглощён своими мыслями и не заметил, каким взглядом одарила его Моргана. А между тем, многое можно было прочесть в её взгляде.
Да, она ненавидела Артура за всё, что он делал с Камелотом, с ней, с Гвиневрой, с Уриеном — со всеми, но она не могла заставить себя думать о его смерти. Тот факт, что она вот-вот должна явить этому миру убийцу собственного брата, убивал её саму. Она ненавидела себя за совершённое, но ещё больше ненавидела за то, что никак не может убить Артура.
У неё было миллион возможностей! Яд, кинжал, голыми руками, подушкой…да хоть чем! Хоть когда! В ночи ли, когда Артур вваливался в её покои с бешено горящими глазами, в зале советов, где он же оставался один на один с Морганой, на пирах, где король допивался до бессознательности, на охоте…
Миллион возможностей и сотни способов! И ни одной смерти.
Почему? Моргана проклинала себя за то, что не может убить Артура. Странное дело — раньше ей не требовалось столько самоубеждения для того, чтобы оборвать чью-то жизнь. Раз-два, отрава в бокале. Три-четыре, горло перерезано.
А сейчас? Он терзает её душу, терзает её плоть, мысли, земли. Всю её жизнь выпивает, наслаждаясь собственной власть, а она медлит! Она не может ничего сделать, прекрасно зная, что не сможет дойти до конца.
А раньше Моргана убивала и за меньшее.
То чувство, что поселилось в ней, тот горький пепел на ещё почти живых губах её — это призрак чего-то неизведанного для неё самой. Она не испытывала прежде такой ненависти, даже когда жила одной лишь местью, не знала такой боли. А сейчас — боль впиталась в неё, дала какие-то странные ростки, из которых поднималось что-то ещё более отравляющее и незнакомое.
Она ненавидела Артура. Проклинала.
Ей не с кем было посоветоваться на этот счёт. Гвиневра бы не поняла, Лея не в счёт, Мелеагант использовал бы это, а Мерлин…
Ну, Мерлин, с вероятностью заведомо большей, просто пожмёт плечами и скажет что-то в духе: «Гнилая семья».
Моргана ненавидела Артура. Проклинала. И молилась за то, чтобы он жил, несмотря на Мордреда, несмотря на то, их общий сын уже рос и развивался в ней.
И даже сейчас, когда висел в воздухе вопрос о графе, когда над ним уже был занесён почти невидимый, но уже ощущаемый меч, Моргана не думала даже о смерти Артура. Она могла пойти к нему, воткнуть кинжал в его сердце, могла отравить, задушить — всё, что угодно. Но эта мысль даже не посетила фею. Ей хотелось ударить его, ей хотелось вцепиться ему в волосы, но не убивать.