Страница 80 из 252
Вместо этого фея продолжала изучать юношу, стоящего в дверях. Казалось, никто, кроме неё, не обращает на него внимания. Между тем, Моргана не могла отвести от него взгляд, изучая и запоминая высокий лоб, тонкий изящный овал лица, острые скулы…
-зал сотрясся хохотом. Моргана вздрогнула и поняла, что Гавейн вместо доклада по своим землям, рассказал о каком-то из своих любовных приключений, изрядно развеселив и короля, и двор…
Артур обожал подобные истории, он вообще очень любил посмеяться. Гораздо больше, чем сидеть и разбираться с каждым докладом от земель.
Моргана отреагировала как-то вяло и запоздало, её больше привлекал незнакомец.
И странное дело, когда заговорили о положении дел на побережье, Моргана вдруг поняла, что смотрит в уже известное ей лицо. Она представила юношу чуть старше. Перевела взгляд на Артура и снова на него…
В лице юноши она узнала свои черты и черты своего брата. Женское сердце бывает быстрее разума. Моргана не сдержалась, вскочила со своего места, протягивая руку к гостю, с её искусанных в нервном напряжении губ сорвался крик.
-Мордред! — закричала она, попыталась броситься к юноше, но исчез прямо перед нею. Моргану качнуло.
Паника не заставила себя долго ждать. Артур вскочил, опрокидывая навзничь своё кресло, бросился к ней как раз в тот момент, когда она оседала на пол. Король не позволил ей упасть.
-Моргана, — прошептал он, оглядываясь на дверь, в которой, конечно, никого не было, — Моргана, прошу…
Артур не знал, что именно он просит и у неё ли, у неба. Король, преклонив колени, удерживая её на весу, обернулся к своим гостям и слугам и панически выкрикнул:
-Целителя! Живо! Что вы стоите?!
Гавейн среагировал быстро, бросился к дверям. Его догнал окрик Кея:
-Приведи Гаюса! — предложил он, — у Мерлина своих дел много! Да и можно ли…
Это было большой ошибкой. Артур мог по-разному относиться к Мерлину. Но когда дело касалось Морганы, он невольно желал ей дать самое лучшее, и сейчас, понимая, что Мерлин нужен его сестре, король в очень грубой форме, с использованием брани заставил Гавейна идти за Мерлином.
Артур поднял Моргану на руки и велел всем расходиться. Он положил её — бесчувственную и будто бы безжизненную на одну из скамеек и, конечно же, погружённый в тревогу, не мог видеть, что в дверях Ланселот перехватил Гавейна и выскользнул к Мерлину сам.
-Прошу, Моргана, не нужно…- прошептал Артур, сам не зная, что и у кого он просит, что входит в понятие этого «не нужно».
***
Ланселот ворвался в покои Мерлина, напрочь проигнорировав существование этикета. Сейчас его всерьёз пугал неожиданный окрик Морганы и её обморок, и он решил извиниться перед друидом потом.
-Ты мне ещё утром надоел! — Мерлин изучал какой-то свиток, и даже головы не поднял, когда Ланселот ворвался к нему.
-Моргана…- рыцарь с трудом перевёл дух. — Ей плохо, Мерлин.
Друид не стал уточнять ничего о её состоянии. Поднялся из-за стола ровно и резко, словно бы ждал этого, направился к дверям — решительно, не желая терять и минуты драгоценного времени. Когда же Ланселот посеменил следом, Мерлин круто обернулся и велел:
-Останься здесь.
Ланселот покорно отстал и в следующее мгновение остался в покоях Мерлина. Ожидание, терзание неизвестностью было тягостной печатью, легшей на его душу, но рыцарь понимал, что если Мерлин велел — значит, нужно поступить так. Просто так он слов на ветер не бросал раньше, и сейчас не станет.
Ланселот воспользовался отсутствием друида и огляделся в его покоях с большим любопытством, чем обычно. Он подошёл к его столу, и прочёл выведенные красивым ровным почерком строки: «От Чаши Первой есть сиянье, оно отрава для тех, кто слаб. Дева в Золотой Короне из стенаний, укажет путь, но ты ей раб. От Чаши Ворона исходит хмарь, она сластит уста чужие. Искатель, облачённый серебром в печаль, её найдёт! И пусть он спрячет мысли злые…» (подробнее об этом в зарисовках канона)
Ланселот не понял, о чём здесь было написано, но не стал вдаваться в подробности, аккуратно развернул первый попавшийся свиток и несколько мгновений вглядывался в фиолетовую вязь странных символов. Пожав плечами, Ланселот отложил свиток, позаботившись, чтобы он лёг так, как прежде. Второй свиток представлял собой не то заметки, не выдержки из писем или дневника. Рыцарь пробежал записи глазами, но кроме описаний какого-то бала или пиршества (чернила были достаточно бледны), не нашёл ничего интересного. Перевернув же свиток, Ланселот обнаружил на нём название, начертанное косым почерком: «Confession de l'homme qui a tué son père»* («Исповедь человека, убившего своего отца»).
Рыцарь вернул его на место, сочтя, что речь здесь о каком-то историческом документе, в котором Ланселот не найдёт для себя ничего важного. Он оглядел ещё перья, стоявшие в специальной подставке на столе Мерлина — красивые, роскошные, всех мастей и тонкостей, всякой толщины и остроты.
Ланселот даже как-то расстроился, что в покоях друида, кроме непонятных свитков, чернильниц, перьев и флакончиков с разномастной гадостью не нашлось ничего интересного, волнующего. От скуки рыцарь подошёл к книжной полке и принялся изучать её. В основном названия были написаны символами, ему неизвестными, или языками, которых Ланселот не знал. Одна книга, впрочем, привлекла его внимание: «Полное древо великих домов Северного края».
Рыцарь огляделся — комната пустовала, значит, если вытащить…
С ранних лет Ланселот питал огромную страсть к изучению геральдики великих домов и генеалогических древ. Он знал по цветам и гербам, по лентам и ответвлениям едва ли не каждого рыцаря из знатного дома при дворе Артура. Вот и сейчас встало перед ним искушение…
-Так нельзя! — попытался он сам себя одёрнуть, но не смог отвести взгляда. Книга манила своей доступностью, близостью. — Но, с другой стороны, что может случиться? Кто узнает? Я только посмотрю на обложку, только и всего!
Ланселот ещё раз убедился, что комната пуста и потянул за краешек книгу, в самом деле, надеясь лишь увидеть обложку, но…
-Поставь на место! — приказал голос, незнакомый прежде рыцарю. Ланселот испуганно дёрнулся, выхватил меч, круто оборачиваясь и готовый к драке и замер. За столом Мерлина сидел, вольготно развалившись в кресле, словно бы на троне, молодой мужчина с характерными породными чертами древней крови. Облачённый в чёрный плащ, подбитый мехом, каким-то бешеным, острым, торчащим, мужчина изучал его — насмешливо глядя поверх бокала, наполненного кровавым вином. Знакомым Ланселоту по цвету…
Однажды Моргана напоила его таким. Гадость жуткая!
Ланселот хватанул ртом воздух, огляделся, пытаясь понять, как мужчина мог незаметно войти, если дверь жутко скрипела…или он был здесь, когда рыцарь вошёл? Пришёл к Мерлину? Но почему Ланселот его не заметил?
Рыцарь судорожно метнулся взглядом по комнате, пытаясь понять, где бы гость мог спрятаться и не смог найти толкового ответа. Зато взгляд его выцепил перевязь гербового вида на плаще его и холодный пот выступил на лбу рыцаря.
-Ваше величество? — неуверенно уточнил он, холодея от ужаса и осознания того, что принц Севера был свидетелем его, Ланселота, метаний по покоям друида.
-Тише, — попросил, усмехаясь, Мелеагант де Горр.
***
Больше всего Уриен боялся не тюрьмы, клетки и возможной казни, а того, что Моргана ввяжется за него. Впрочем, граф умел видеть то, что усиленно гнала она сама от себя. Очевидно было для Мори то, что Артур любит фею совсем не как король и как брат, и что он скорее избавится от своей жены, чем навредит ей. Но какая-то досада, смешанная с гадливым «а вдруг?», не давала узнику есть и спать.