Страница 233 из 252
Зарисовка - 66
-Ваше величество…- Ланселот решительно и верно нарушил молчание малой тронной залы, не замечая даже, как сильно та изменилась, как исчезли из нее любимые гобелены Артура и рыцарские доспехи. Теперь на стене вместо гобелена Артура-Победителя висела большая карта земли бриттов и окружных островов. На ней со скрупулезностью руки были выведены черточки, обозначения, какие-то корабли…
Доспехи же уступили место невысоким мраморным колоннам, на которых покоились факелы, теперь свет распределялся таким образом, чтобы освещать не только место подле трона, но и всю залу целиком.
-Ступай, — поспешно сказал Мелеагант, обращаясь к какому-то смутно знакомому Ланселоту мужчине…не то кто-то из бывшего двора Артура, не то — от земель Мелеаганта? Неважно. Мужчина коротко кивнул и торопливо оставил залу, оставив наедине Ланселота и короля Мелеаганта.
-Ваше величество, — повторил Ланселот, но Мелеагант жестом остановил его и усмехнулся:
-К чему такие почести, мой друг? Я всё тот же. Мы друзья.
Настал черёд Ланселота усмехаться.
-Моргана как-то заметила Мерлину, что у короля не может быть друзей, только армия, советники и народ. Ваше величество, я не советник вам, но народ и армия. Я остаюсь вашим преданным слугой, но я уезжаю следующим же утром в герцогство Корнуэл.
-Так скоро? — Мелеагант вздохнул, с огорчением глядя в окно, — даже гуляния еще не закончились, а ты уже отъезжаешь от двора? Что, не терпится жениться?
-Мой король, — Ланселот не стал лукавить и притворяться, — я действительно желаю Гвиневру видеть своей женой, но теперь на моей совести еще беременная Лея, которая непременно желает не расставаться с Гвиневрой и…
Ланселот сделал вдох прежде, чем закончить.
-И безутешная Моргана с Мордредом.
Мелеагант обернулся к нему, внимательно взглянул, словно бы прикидывая — стоит ли игра свеч, решив же про себя что-то, снова кивнул:
-Я слышал о том, что какие-то фанатики убили Артура. Они будут казнены.
Ланселот едва удержался от смешка:
-Ваше величество, Моргана не дура. Она знает…
-Конечно, не дура, — легко перебил король, — я думал, она ворвется в мои покои и будет все крушить, но она действительно умна. Она помнит, что у нее есть сын. Но почему она уезжает с вами? Почему не в графство Мори?
-Мой король, я просил ее ехать с нами, а она и не против, — ответил Ланселот. — Граф Мори был заботлив и нежен с нею, она почитала его чуть больше, чем друга, но любила ли она его так, как он любил ее? Нет, мой король, не любила. Моргана едет домой.
-А ты…- медленно начал Мелеагант, оглядывая рыцаря и размышляя о чём-то своём, — что скажешь ты?
-О смерти Артура? Я могу объяснить ее логически, но это было бесчестно, потому что вы, ваше величество, дали Моргане надежду. Хотели убить — убили бы сразу. Это было бы вернее.
-Не о смерти Артура, — Мелеагант поморщился. — О смерти бастарда Утера я размышлял долго и тебе не дано понять всех моих мотивов, Ланселот. Я хочу знать, останешься ли ты моим верным рыцарем.
-Останусь, — без колебаний отозвался Ланселот, преклоняя колено у престола. — Я больше не тот рыцарь, который явился ко двору короля, который пал…нет, не влюбившись в Гвиневру, множество рыцарей теряют голову от своих королев. Я пал, когда остался служить у того, кто творил несправедливость и тогда, когда пошел против того, кому остался служить. Я дважды предатель собственной чести, но моя рука также верна и также держит клинок, как и тогда. А может быть и лучше. И моя рука, мой клинок — это ваше, мой король.
-Почему? — тихо спросил Мелеагант. — Почему, рыцарь?
-Потому что вы дали мне помочь народу освободиться от того, что его разрушало, дали любимую женщину и возможность быть с нею, не отняли её жизнь, не отняли жизнь моей подруги и ее сына…
-Довольно! — Мелеагант почувствовал неожиданную горечь, поднявшуюся из самого сердца. — Довольно! Ланселот, ты можешь ехать из замка, но придет день, когда я призову тебя на службу, и ты не посмеешь отказать мне!
Жестом Мелеагант дал понять, что аудиенция закончена и Ланселот может идти. Рыцарь поднялся с колен, поклонился и направился к дверям, но на пути услышал:
-Стой…
Обернулся, вернулся на два шага назад, ожидая фразы Мелеаганта.
-Как Моргана? — тихо спросил король, а, впрочем, это был уже Мелеагант…- Она держится?
Ланселот, который не услышал с момента смерти Артура от Морганы ни слез, ни рыданий — только холодный, чуть насмешливый голос со стальными нотками, неуверенно пожал плечами:
-Она не плачет. Гвиневра плачет, а Моргана…нет.
-Что еще? — мягко спросил Мелеагант.
Ланселот подумал и ответил:
-Собирает вещи, готовит тело Артура к отправлению в земли Корнуэл, где решила его похоронить.
-Пьет? — задал короткий вопрос Мелеагант.
-Не больше, чем обычно, — отозвался Ланселот с покорностью. — Она сильная.
-Сильная, — не стал спорить король, — но если с нею что-то станет… Ланселот, ты берешь её жизнь в свои руки, но за ее жизнь я буду спрашивать с тебя! Можешь идти.
***
Говорят, что все замки живут двойную жизнь. Всегда, когда в залах их гуляния и пиршества, когда на кухне жарится дичь и выкладывают узоры на пирогах, есть комнаты, в которых кто-то льет слезы или же просто страдает. На первых уровнях замка весело рычит огонь, брызжет свиной жир по стенам, пересмеиваются румяные кухарки, да поваренок, что ловко стянул яблоко или морковь, громко грызет ее… в залах же — звон посуды, лютни и песни, в залах — жизнь, танцы и шутки, громкий смех, сплетни, шум…
Но всегда есть закоулки, в которых кто-то не смеется и не звенит расписными тарелками. Всегда есть кто-то, кто забивается в полумрачный закоулок и ждет конца этого шума.
Чаще всего — это девушки, молодые, прекрасные своей юной красотой и овеянные мечтами. Их горечь одинакова и история почти одна и та же — некий смутьян их сердца закружил следующий танец не с нею, а с другой…или пошел гулять не с нею по садам, как обещал. Слезы эти знает замок — они искренние, они теплые и живые, они юные и наивные. Красавица жмется к стенке, боится, что кто-то ее увидит здесь — шмыгающую носом, да с опухшими глазами, и думает…думает! Достаёт карманное зеркальце, если есть, пытается понять, придирчиво оглядывая себя, почему не она, затем, по-видимому, придя к какому-то выводу, убегает либо наверх, либо умываться, либо в залу…
Чуть реже — это влюбленные юноши скорбят, у которых из-под носа увели какую-то юную красавицу. Еще реже — какой-нибудь разжалованный министр или советник. Как бы ни текла жизнь замка — всегда есть какие-то комнатки и закоулки, в которых прячется скорбь и горечь.
Сейчас в замке тоже была такая комната…нет, были и другие, в которых горевали о павших братьях, короле и прочем своем, людском, придворные. Но в одной было особенно горько.
В этой комнате расположились три женщины, которых судьба сталкивала раз за разом и в конце концов, свела в одну точку. Здесь была королева без короны, сестра короля без короля и вечная танцовщица без вечности в запасе. А еще здесь был младенец, который должен был стать отцеубийцей, но уже потерял отца.
Скорбь и тишина могли бы принимать форму любой из этих трех женщин на выбор, менять их лица, словно погоду на небосклоне, но скорбь и тишина презирали физическое обличие, решая висеть долгим и жгучим воздухом…
-Заснул, — хрипло от долгого молчания заметила Моргана, отнимая Мордреда от груди. — Совсем заснул. А говорили — беспокойный.
-Он очень милый и красивый, — через силу улыбнулась Гвиневра, — вырастет могучим красавцем.
Неловкая тишина примешалась к скорби. Младенец на руках сестры короля без короля заворочался во сне, требовательно схватился пальчиками за свою расшитую простынку. Моргана покачала его из стороны в сторону — бережно и осторожно, но Мордред, словно бы почуяв ее растерянность и слабость, заворочался сильнее…