Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 231 из 252

-Боже, когда я уже умру…- Артур в ужасе сполз с постели на холодный каменный пол. — Ни сна, ни отдыха, ни покоя, лишь…вина.

И даже молиться сил не было. А молиться хотелось также сильно, как и плакать, когда он смотрел на Моргану, словно бы потемневшую лицом от горя и пережитого. Что творилось с Гвиневрой, Артур и вовсе старался не думать.

У него не осталось сил для жизни, для поддержки себя или Морганы, более того, он чувствовал, что стал обузой для нее и для Мордреда…

У него не осталось желания забытья, потому что даже фландрийское больше не казалось горьким и крепким. Он пил — много и часто, но не приходило забытье. Ничего не приходило. Даже опьянение.

У него вообще ничего не осталось. Моргана стала ласковее с ним и мягче, но от этого было хуже и к тому же, Артур понимал, что это ненадолго — ей предстоит еще подниматься и властвовать, наверняка, она в землях Уриена станет править полностью, а вот ему, Артуру…

Что оставалось ему? Несколько лет странного счастья в утайке ото всех, да постепенная ненависть, проявляющаяся в глазах сына? Жизнь до того дня, пока не придет пора покончить с собой, чтобы Мордред не взял грех отцеубийства на свою душу? Что остается павшему королю, как не смерть подле потерянного трона? Что остается человеку, которого со всех сторон окружили вина и бесчестие?

Сдаться и умереть. Выиграть у бесчестия последнюю партию и погибнуть, чтобы доказать, что не трусость движет им, а попытка спасти кого-то или что-то дорогое.

Но не выходило. Моргана спасет себя сама, вытащит Мордреда. Гвиневра и Ланселот тоже проживут. А что до него…он лишний. Он никому не нужен и был ли нужен вообще?

Предатель, которому не отмыться от грязи. Муж сводной же сестры своей. Изменник престолу и жене перед богом. Слабак и трус. Ничтожество и братоубийца.

Неблагодарный пасынок судьбы и бесприютный сраженный король — вот кто он.

Наверное, поэтому, когда за его жалкой каморочной дверкой раздались тяжелые шаги нескольких людей, Артур не сделал даже попытки подняться.

И даже когда в дверь постучали, немного помедлив, словно пошептавшись, он не сделал попытки потянуться за мечом… или хоть за чем-то, чтобы спастись.

Замок лязгнул, когда в него вошел тяжелый бронзовый ключ. Р-раз, два-а, медленный поворот, словно бы ОНИ боятся, что он услышит, словно бы они не понимают, что они ИХ ждёт.

Артур усмехнулся, когда ключ сделал второй оборот и замер. Потянулся за кубком, в котором еще плескались остатки какого-то вина, а скорее всего — смесь нескольких вин, которые он безжалостно смешивал в одно жгучее и отвратительное пойло.

Они, в самом деле, не понимают, что он их ждёт!

Медленно, словно бы дрожа, поддается дверь…

Артур отпивает еще, улыбается шире, сидя напротив двери и готовый к встрече.

Наконец — заходят трое. Одного из них Артур даже узнаёт — Гифлет Гедей, служивший под началом Ланселота. О, милый Ланселот! Лучше бы явился сюда ты сам… твоя рука всяко вернее руки этого неопытного юноши.

А затем Артур понимает! Мелеагант хочет, чтобы его и сразила рука неопытных бойцов. Последний плевок…заслуженный плевок в его могилу.

Вошедшие переглядываются в нерешительности, смотрят на более старшего и опытного бойца из числа армии Мелеаганта — одного из его военачальников.

-Добрый день, господа! — Артур допивает залпом, резко встаёт. Военачальник остается на месте — спокойный и насмешливый, а двое юношей за ним чуть отшатываются, опасаясь сопротивления.

Артур усмехается — сопротивления не будет. Мелеагант все просчитал.

-Как ваше имя? — обращается он к военачальнику, говоря так, словно обращается к другу.

-Маркус, сэр, — отзывается военачальник, разглядывая свою жертву.

-У вас верная рука, Маркус! — Артур изучает руки, которые нанесут, так или иначе, ему смерть. — Я верю в ваше умение убивать.

-И я в него верю, — усмехается вновь Маркус, кивая двум свои соратникам, которые не видели, в отличие от своего лидера, такой ситуации никогда.

-Вы честный человек, — Артур кивнул, отходя чуть в сторону, — вы…сделаете для меня кое-что?





-Хватит ли вам того, что я убью вас быстро? — прятки не нужны, Маркус уже предвкушает, с каким удовольствием передаст этот разговор Мелеаганту.

-Боюсь, я попрошу у вас еще об одной услуге, — Артур растерянно разводит руками, виновато улыбается. — Скажите моей жене, что я сожалею. Скажите моей Моргане, что я люблю её. Скажите всем, что я сожалею.

Маркус вежливо слушает, кивает, после каждого «скажите», затем спрашивает:

-Что-то еще?

-О да, — Артур улыбается — совсем по-мальчишески, с дешевым озорством, — попросите Мелеаганта спеть на моих похоронах!

Маркус коротко кивает, улыбаясь последней шутке, затем резким движением выхватывает меч. Помедлив, его сопровождение поступает также. Все трое подступают к Артуру, он пытается устоять, но колени дрожат…

Позорно! Позорно бояться! Позорно призывать смерть, освобождающую и прятаться под кровать, когда она ходит у твоих окон, заглядывая…

Как стыдно, господи! Как больно, господи! Прости их, Господи. Прости нас!

Визг металла плавит воздух, болью бьет по ушам.

Не убий! Не убий, ведь все люди — братья! Да, но только братья эти жгут друг друга и наматывают тела ближних на колеса истории, перемалывая их кости в порошок. Вот что остаётся от этого «не убий». Кровь должна течь, потому что жизнь жадна до крови, потому что земля произрастает телами, потому что мир выходит жемчугом из грязной раковины и груды тел! Вот что такое это «не убий», когда одни люди убивают других, за то, что эти другие, когда-то убили

кого-то еще, а эти…»кого-то еще» задолго до своей погибели утопили в крови своих ближних, и те кого-то утопили…

И кровь…всюду эта кровь! Всюду хруст костей и плач металла. Всюду вихри смерти!

Как страшно, господи! Как стыдно, господи! Жизнь на земле — это ад. Последний вскрик прорывается горлом и чернотой, но звучит, словно бы со стороны и медленно-медленно тело Артура Пендрагона оседает на пол, еще захлёбываясь жизнью, но уже переступившее ее порог.

***

Налево! Направо! Прямо по коридору, налево, снова налево…

Моргана никогда так быстро не носилась по этажам замка, по замку не бегала такой стремительной тенью, распугивая всех яростным блеском в глазах, расталкивая грубо всех руками.

-Она к сыну! Она к сыну! — кричит сэр Николас, пытаясь дать хоть какое-то объяснение и не отставать от этой полоумной. Он не понимает, почему Моргана не сообразила сама, а может быть, и сообразила она, да только не пожелала принять и обманулась иллюзией?

Налево, направо…или прямо? Черт… сложно ориентироваться в ситуации, когда кровь кипит под сердцем.

Господи, да сдался этой полоумной Артур! Хоть бы его давно уже убили! Ей же легче, разве нет? Сэр Николас никак не понимает привязанности этой женщины, но следует за нею по пятам, верно и стремительно.

-Моргана, черт тебя дери! — в полумраке коридора угадывается ее силуэт. — Моргана, ведь ты проклятая…стой же!

Но она бежит, задыхается, но упрямо рвется по ступеням. Налево, направо — коридор, переход, галерея, ступени…

Сэр Николас добегает до последнего прямого коридора, и видит, как Моргана уже несется по нему, навстречу ужасному и неизвестному. Он ускоряется, предпринимает еще одну попытку, догоняет, хватает за рукав, разворачивает и ужасается ее мертвенности…

-Моргана!

Она без слов отвешивает ему пощечину, выворачивается. Сэр Николас, не замечая даже боли, снова хватает ее, на этот раз грубее, и разворачивает вновь:

-Моргана, у тебя сын!

Это отрезвляет ее, но лишь на мгновение. Взгляд проясняется, но она отталкивает рыцаря и снова бросается к дверям и тут, из темноты, наперерез ей, выскакивает еще кто-то…