Страница 224 из 252
Моргана не договорила, в дверь ее покоев постучали — методично, настойчиво и дверь распахнулась прежде, чем Моргана позволила войти. На пороге стояла растрепанная, задыхающаяся от быстрого бега леди Тамлин.
-В чем дело? — недовольно произнесла Моргана, досадуя на то, что пришлось прервать рассказ.
-Герцог Кармелид скончался! — выдохнула девушка.
***
-Что скажешь? — спросил Мелеагант, наблюдая за манипуляциями Лилиан над парализованным телом герцога Леодогана Кармелида.
-Что ты зря позволяешь Теням прыгать по замку. Даже ночью их могут увидеть, это не замок де Горр, а ты говорил, что не хочешь пока их показывать, — отозвалась Лилиан, перемешивая жуткую зеленоватую жидкость, от которой шел пар.
-Увидят — их проблемы. — Мелеагант легкомысленно отмахнулся. — Что уж теперь? Но вообще я спрашивал про это…
Он брезгливо указал на живое, но лучше бы мертвое тело Леодогана. Леодоган, тем временем, ясно все сознавал. Он долго лежал без движения, терпя унизительные процедуры и унизительный уход, к нему приходила плачущая Гвиневра, но и то не всегда у нее была возможность появиться у отца. Раз или два заходил Мерлин, пока был жив, и все. более Леодоган никого не видел. Конечно, его мозг, помещенный в тюрьму собственного тела, жестоко страдал от такой муки, но тонкий голосок шептал ему, что он заслуживает этого. И от осознания того, что голосок этот прав, хотелось выть.
В такие минуты Леодоган пытался выдавить из себя хоть звук, но выходило лишь мычание, которое не понимали сиделки — две молчаливые крестьянские женщины, нанятые Артуром для ухода за герцогом…
И только глаза — по-прежнему живые, страдающие, давали слезы, которые бессильно лились по лицу, оставляя невысыхающие дорожки на лице, от которых щипало кожу. Что сказать — граф Уриен умел калечить.
Леодоган знал, что здесь всем не до него, он многое пытался переосмыслить и даже раскаивался, сердце его кровоточило, он пытался молиться хоть мысленно, за здравие обеих дочерей своих, но в последние ночи, когда лязгало железо, когда бушевали толпы да так сильно, что это долетало даже до его отдаленных покоев, герцог не знал, что сталось с его дочерьми. Он не знал, знает ли Гвиневра о Лее, не знал и не видел самой Леи — она ни разу не заглянула к нему, он видел лишь тень от своей младшей дочери, видел, как она смотрит на его изувеченное тело и понимал, как тяжело ей приходить к нему.
Особенно после того, как он сам пытался её продать Мелеаганту, подложить под него, как бил, как угрожал её…
Но она приходила и сочувствие, от которого жгло разум, было худшей тюрьмой, чем собственное немощное тело.
-Папочка, — она стояла на коленях у его кровати, плакала беззвучно и уже почти привычно.
«Уходи, дура! Уходи, не приходи ко мне больше, живи…» — пытался промычать Леодоган, но и она его не понимала, а только поднимала голову:
-Я тоже люблю тебя, папа. Обещаю, ты поправишься.
«Не смей приходить! Мне тоже тяжело видеть тебя. Прости мне все и не приходи!» — блестели слезы в глазах Леодогана Кармелида, а Гвиневра понимала всё по-своему:
-Всё будет хорошо, всё обязательно будет хорошо. Прости, я была плохой и непокорной дочерью.
«Не смей извиняться! Уходи прочь! Вставай и уходи. Живи же, живи! Не смей плакать, я того не стою!» — слезы текли по лицу. И снова — непонимание:
-Папочка, мне пора, но я молюсь за твое здоровье каждый день…
Поцелуй в лоб, он его не чувствовал, но угадывал, несколько её слезинок падали на его лицо и она уходила, пошатываясь, держась за стены.
-Как мы себя чувствуем сегодня? — спрашивала одна из молчаливых сиделок, обращаясь, видимо, к нему, скорее для приличия, а может быть, тоже из своего, женского, разъедающего, сочувствия.
Вторая молча вытирала ему слезы.
Целителей к нему не присылали. Никто. Поэтому, когда в комнату вошла молодая девушка с серьезным лицом, и набором из каких-то странных бутылочек, Леодоган не сразу понял, что она пришла лечить его, или пытаться, во всяком случае.
Девушка была молодой и очень красивой, живой. Она тоже сочувствовала ему глазами, но к этому сочувствию примешивались усталость и отвращение…
Она показалась герцогу смутно знакомой, а может быть, действительно, показалось. Она не проронила и звука до тех пор, пока не открылась дверь и не вошел…
Увидев Мелеаганта, склоняющегося прямо над ним, Леодоган понял, что означали крики толпы несколько ночей назад. Дикий, звериный панический ужас метнулся в его глазах, мысли зашевелились и забурлили.
«Что с Гвиневрой? Что с Артуром? Мелеагант здесь? Он король? Что с моими дочерьми, ублюдок?»
Мелеагант не был глух ко взгляду и умел их читать. Он усмехнулся…
-Я поняла, — отозвалась Лилиан, разворачивая бинт, — послушай, эти повреждения не совсем магические. То есть, имело место магическое воздействие, но оно, скорее всего, было сонным, его усыпили, а искалечили уже физически.
-Знаю, — лениво отозвался Мелеагант.- Что-то еще?
Лилиан с подозрением воззрилась на него:
-Я не понимаю, почему ни Мерлин, ни Моргана не стали его лечить. Да и Гаюс мог облегчить симптомы. Но Моргана и Мерлин! Да они легко поставили бы герцога на ноги!
-Гаюс был занят, излечивая других больных, которые были нужнее для короны, — пояснил Мелеагант. — У Мерлина были многие дела, у Морганы тоже, но если у нее и было свободное время, она не стала бы тратить его на Кармелида.
«Что с Гвиневрой? Что с Леей? Ответь мне, мерзавец!», — метался мыслями Кармелид, но его присутствие проходило тенью.
-Я поставлю его на ноги, — пообещала Лилиан, вешая через руку полотенце, — не сразу, но недели через три он вполне сможет встать.
-Хочется верить, — улыбнулся Мелеагант. — Спасибо, Лилиан.
Она направилась к дверям, но вдруг остановилась у них:
-Ты…останешься?
-Да, — кивнул Мелеагант, тепло улыбаясь ей, — останусь. Ненадолго. Иди, любовь моя.
Лилиан еще раз оглядела комнату, тревожно и напряженно прошла взглядом по телу парализованного герцога и вышла, наконец…
Недолго пробыли в молчании, наконец, Мелеагант подвинул единственное кресло в комнате к изголовью постели Леодогана и сказал:
-Моргни два раза, если ты понимаешь меня.
Герцог поспешно моргнул, со страхом вглядываясь в лицо своего врага, и для верности даже замычал.
-Тш, — предупредил Мелеагант и заговорил уже увереннее, — знаешь, Леодоган Кармелид, ты никогда не поднимешься с постели. Уриен молодец, хорошо искалечил. А знаешь, за что?
Герцог прикрыл глаза, смаргивая слезы, снова со страхом взглянул на Мелеаганта, ожидая его слов.
-Не за то, что ты, трус и подлец, который предавал мое доверие, переметнулся к Артуру, торговал своей дочерью, словно билетом в счастливую жизнь, нет, не за это. Он готов был смириться с этим. И даже с тем, что ты стал лезть в совет, правда, здесь спасибо Моргане, она тебя быстро отрезвила, она умеет. И даже на то, что ты обчищал казну, все не смотрели уже.
Герцог Леодоган что-то протестующе замычал, Мелеагант усмехнулся:
-Тише-тише, да, все обчищают, но не все при этом умудряются быть настолько бесполезными своему народу. Уриен сделал это с тобой, когда ты переполнил чашу его терпения, напав на родную дочь, нет, даже на двух, одна из которых непризнанный бастард! Вот когда ты обращался с ней, как с последней дворовой девкой, нервы моего брата и друга не выдержали.
Слезы полились по лицу герцога. Мелеагант деланно сочувственно вздохнул, вытащил из кармана шелковый платок и приложил его к глазам герцога, вытирая скорбь…
-А ты знал, дорогой мой герцог, что Гвиневра после этого потеряла ребенка? Она была беременна, на маленьком сроке. Мерлин знает, Моргана знает, Лея знает и Уриен узнал. Узнал и бросился крушить, не выдержало благородное сердце. Кстати, сама Гвиневра не догадывается, надеюсь. Не догадывалась.