Страница 196 из 252
Зарисовка - 54
Леди Вивьен не любила мужа. Она его уважала. Были дни, когда она хотела податься чувство того надменного презрения всеобщему устою общества и броситься в омут страсти с головой, но так и не сделала этого.
Леди Вивьен порою раздражалась на мужа: необразованный, не различает тонких материй души, грубый в манерах и повадках, нелепый…
И она же защищала его от нападок других придворных дам и мелких родовитых, что желали высмеять то нелепую манеру одеваться у славного воина, то его не очень умное изречение. Леди Вивьен не любила мужа, но для неё не было святее союза, чем союз мужа и жены.
И ничего не было выше, чем преданность королеве. Гвиневра была королевой и изменницей, и её образ жизни поставил леди Вивьен на распутье, бросил в омут терзаний, корона или брак? Таинство ложа или честь?
Леди Вивьен не была слепой. Она обладала достаточным опытом и знаниями о тайной жизни двора, чтобы увидеть и нервные взгляды и нежные, словно бы случайные прикосновения между Ланселотом и Гвиневрой, и увидеть, как незаметно клочок бумаги кочует от ловких рук Леи к рыцарю или… Моргане?
Появление Морганы сбило леди Вивьен с толка. Она не понимала, как фея — ещё недавно так злостно высмеивающая Ланселота и презирающая любое чувство любви, как проявление лютой слабости, вдруг оказалась замешана в этом тайном и союзе? На ум полезли мысли о заговоре — это было реальнее, чем Моргана, влезшая в роман королевы и рыцаря на правах друга.
А затем леди Вивьен вообще перестала что-либо понимать.
Казалось, все при дворе знали о том, что Ланселот — любовник королевы. Даже придворные дамы из свиты леди Вивьен. Даже её муж. Он косился, хмурился, предпринимал попытки подловить рыцаря, отговорить его от встреч, но не мог ничего сделать. И только Артур бездействовал, либо, не зная, либо наплевав на жену до крайней степени вольнодумства.
Удар по моральным убеждениям леди Вивьен пришел от Морганы. Оказалось, что сводные брат и сестра довольно давно делят между собой постель и что фея даже носит наследника под сердцем.
Но не успела леди Вивьен понять, кому быть верной в таком случае: жалеть ли Гвиневру — закладывать ли её, кому верить и кому кланяться, как пришло новое бедствие — Мерлин оказался едва ли не гласно обвинен в предательстве короны.
Мерлин. В предательстве. Да ещё и кого?!
-Абсурд! — Гавейн первый раз в жизни сорвался в покоях своих на крик ярости, и швырнул в сторону кресло, отчего у него отломилась ножка. — Мерлин умереть был готов за Камелот!
-Тише! — шикнула леди Вивьен, пытаясь оградить мужа от слишком искреннего сердца — ясно дело, если обвиняют ближнего короля, то это происходит с подачи самого короля! — тише, родной!
-Как ты сказала? — Гавейн остановился, остекленело и тупо глядя на жену.
Они были вместе долгие годы, они прошли через многое, но никогда между ними не было чувства особенной нежности или страсти — лишь взаимоподдержка вежливость. Большая часть их диалогов шла на одном уровне и существовала по шаблонному типу:
-Как твои дела?
-Всё хорошо. Как твои?
-Всё хорошо, спасибо.
-И тебе спасибо.
И всё. Никакой нежности и мягкости, ничего, что может свести к проявлениям любви ту дружбу, что была между ними со дня свадьбы.
-Когда? — леди Вивьен задумчиво взглянула на Гавейна, всерьез не понимая, о чем он говорит.
-Да…так, — лениво отмахнулся он с деланым весельем. — Да так…
Леди Вивьен не любила мужа. Но в тот час, когда она лежала в полубреду, горюя о смерти названой дочери, в те минуты, когда Моргана, Артур и Ланселот пытались существовать в одной комнате, а Мелеагант собирал последние клятвы с герцогов и графов, Гавейн получил удар от Голиарда. Удар с таким расчетом, чтобы выжить, если очень сильно повезет…
И никто, кроме Голиарда да пары верных ему людей того не знал. Гавейн для многих просто исчез, а на деле — его перенесли в темный закуток подвала, чтобы дать шанс, а в случае провала — могилу там же: в полусырой комнатке с крысами и плесенью.
Леди Вивьен не могла этого знать. Она лежала в бреду.
Она не любила мужа, но за мгновение, когда Гавейн должен был открыть глаза на своём последнем, возможно, ложе из каких-то деревянных прогнивших ящиков, она вдруг успокоилась от своих метаний, чем слегка испугала ходившую за нею Гвиневру…
Лицо леди Вивьен прояснилось на мгновение, а губы, повинуясь чьей-то воле, прошептали:
-Гавейн!
Леди Вивьен не любила своего мужа, но она не могла его не уважать.
***
Гавейн открыл глаза со стоном. Ему чудился золотистый край, о котором он много слышал, но который видел лишь в самых безумных снах, или же оказываясь на краю смерти. тогда перед мысленным взором вставала золотистая скала и лестница, ведущая куда-то, где нет ветра и совсем не бывает жары, и ничего не бывает, кроме золотой ласки природы и бесконечного чувства покоя, разливающегося по телу.
Он открыл глаза. полминуты у него ушло, чтобы вспомнить произошедшее и справиться с болью, стиснуть зубы, чтобы не застонать и не обнаружить свою живость. Война приучила Гавейна ко многому — она приучила его умирать с улыбкой, получать раны и не дрожать от боли, истекать кровью и присягать королю на верность, не делая никакого намека на боль…
Около двух минут ушло у Гавейна на то, чтобы осознать, где он находится, и наспех перевязать истекающую рваную рану вкривь и вкось оторванным рукавом рубашки. Боль была жуткая. Отдавало на всю правую часть тела, в глаза мутилось, но, по крайней мере, можно было ходить и даже терпеть.
Он, перекатываясь по полу, сполз, наконец, со своего ложа, весьма неудачно приземлившись на отдававшую болью правую сторону.
Закусить губу до крови — привкус металла отрезвляет почти мгновенно, и надолго. Пепел, кровь…
«Артур в опасности!»
Мысль трезвит быстрее боли. Артур, его король, в опасности! Нужно спасать Артура, нужно бежать к нему на выручку, пока Голиард не убил его.
«Его, королеву, Моргану и наследника!» — Гавейн пришел в ужас. он был хорошим воином, но плохим политиком, совершенно не признавая дипломатии над силой оружия, рыцарь разделил для себя всё, что правильно и защищал лишь это.
Артур — законный король, так решил Экскалибур. Его враги — враги бога, враги Камелота, враги Гавейна. Всё просто. Никакого оттенка — лишь защита идеала. Пусть и придуманного, пусть искусственного, но осязаемого за реальностью боли.
Но как спасти? Голиард хитер! У него свои люди. Как понять, кто враг, а кто нет? Нужно знать, кто точно не пойдет за Голиардом по той или иной причине.
-Ланселот! — Гавейн застонал от боли, но его боль прошла быстро, сменяясь радостью. Любовник королевы и друг Морганы не позволит себе идти против них, не сможет! Надо полагаться на него, потому что больше — не на кого. Остальные жаждут смерти Артура, или имеют выгоды от погибели рода Пендрагонов.
Гавейн, держась за стену, поднялся, сам поражаясь той простоте решения, которое родилось в его голове. Вот — Ланселот! Вот, кто спасет Артура!
Надо лишь его найти и все. Надо лишь выжить.
Ланселот должен быть у себя в такой час, его покои далеки, есть риск умереть от рук кого-то из верных Голиарду-предателю людей, но…
Он же Гавейн! Придется идти тайными проходами, придется ползти коридорами в обход, удлиняя свой путь и вспарывая боль по едва зашедшемуся чувству спокойствия. Придется причинять себе муку, терзать самого себя, все ради того, чтобы выжить.
Чтобы жил Артур. Его король, его брат, наследник престола.
Шаг, ещё шаг.
Совсем несложно, нужно только зажать рукав в зубах, чтобы не издать крика!