Страница 109 из 252
Зарисовка - 31
«Да не прогневайся Ты на нас, видя наше метание и слыша наши самые страшные мысли! Убереги же нас от зла, таящегося в душах наших и змей, что в мыслях шипят и оставляют свой яд, да сохрани же нас…»
Сколько тайн хранят королевские замки! Сколько шёпотов и ядовитых слов слышат эти вечные немые стены? Они знают! Они всё знают!
Когда Гаюс вышел в галерею, объявить о состоянии Морганы и рождении в Камелоте наследника престола, только стены знали больше. Только они стали свидетелями того, как в минуту общей радости, Кей, почти не разжимая губ, на ухо прошипел старому целителю:
-Надеюсь, ты понимаешь, что это конец не только твоей карьеры?
Гаюс даже в лице не изменился. Он ожидал чего-то подобного. Он собирался уходить сам с должности целителя при дворе, слишком много грязи видели его глаза, и слишком много крови осталось на его руках.
Ещё услышав только крик Мордреда, Гаюс понял, что проживает последние часы жизни. Он — единственный свидетель истинного спасения Морганы, жертвы Мерлина, имя которого Артур пытается предать забвению! Единственный, кто знает, чего стоило появление Мордреда на свет. Знать тайну всегда непросто! Гаюс же знал их достаточно.
Он знал не только о том, кто имеет бессонницу при дворе короля, но и о том, у кого были тайные дети, а кто избавлялся из придворных дам от нежелательного плода. Ведать яды, работать с тем, что может исцелить, а в другой дозировке и убить — вот его специфика. Ему платили за то, чтобы он тайно лечил ранения в пьяных драках у графов, за то, чтобы он принимал тайные роды у жён и любовниц баронов, за то, чтобы он скрывал уродства у рождённых, за то, чтобы…
Ему платили за многое! Тайны скапливались на его плечах. Он мучился совестью, но не мог ослушаться приказов короля, не мог пойти против собственного обещания помогать всем, кому нужна помощь. В качестве саморасплаты, в раскаянии, Гаюс выбирал два дня в месяц и лечил всех крестьян и нищих, лечил, не гнушаясь, прокажённых, язвенных. В этих людях, нищих, чьи тела были покрыты рытвинами и нарывами, он видел искупление и стал почти фанатиком.
Он совсем забыл о себе. Жил в скромности и аскетизме, что часто и выдаёт душу фанатика, отдавал последнее, что у него было. Получая монеты за очередное тайное дело, Гаюс раздавал почти всё, оставляя себе немного на пополнение собственных запасов зелий и средств.
Из этого круга для него не было выхода! И в этой чёрной воде он тонул и знал, что однажды придёт день, когда придётся совершить что-то значимое, спасти кого-то столь важного, что ему просто укажут на лестницу, ведущую в смерть.
Единственное, что не могло не радовать в данной ситуации Гаюса, это то, что ему позволили уйти героем! Мерлин — великий друид, в котором было больше от человеческого, чем от волшебного мира, уходил осрамлённым. Теперь почти каждый видел и видел ясно, что он интриговал и предавал корону! По-новому толковались пророчества Мерлина, всюду видели угрозу в его смерти и воспевали своё «Славься!» за мудрого короля и его наследника.
Гаюс напоследок только заглянул к Моргане. Он увидел, что она жива, убедился, что она выкарабкается и, поразившись стойкости этой женщины, взглянул ей в глаза…
И ясно увидел то, на что не мог надеяться! Камелот жил в её взгляде. Некая сила, что существует независимо от человеческого осознания, сила, которой обладал Мерлин, хоть частично, но вошла в душу феи.
«Мерлин не ошибся», — с облегчением выдохнул Гаюс и вовремя появившийся король спас целителя от неудобных, подступающих к глазам слёз.
В своей лачуге, спрятанной на окраине королевской деревни, где выращивался специальный урожай, и располагались королевские амбары для стола придворного мира, Гаюс проводил последние минуты жизни.
Он любовно погладил по корешкам тяжёлые книги с рецептами уникальных мазей и бальзамов, рецептов, собранных со всей земли бриттов и частично от варварских племён, рецептов вековых…
Проверил, всем ли выписал назначения, подписал баночки с указанием, кому и что следует принимать, составил целый список последних назначений…
Затем Гаюс поднялся со своего единственного рассыхающегося от старости и жучка стула, открыл свой потёртый сундук, в котором хранил свои самые уникальные запасы, порылся в содержимом этой кладовой и вытащил серую, чистую мантию. Это была его вторая мантия, отложенная на этот день, день уже давно напророченный им самим.
«Приличия надо соблюдать и в смерти», — усмехнулся своим мыслям Гаюс, снял свою хламиду, аккуратно уложил её в сундук и завернулся в чистое одеяние. Он был абсолютно спокоен и сосредоточен. Он приготовился к смерти задолго до того, как ему дали понять, что его путь завершён.
Гаюс сел обратно на свой стул и вытащил маленький тоненький флакончик…яд. Уникальный яд, полученный из смешения трёх ядовитых цветков.
Яд обжёг небо приторной сладостью и нос своим гнилостным запахом, но Гаюс вытерпел, откинувшись же на спинку стула, он закрыл глаза и принялся ждать.
-Мой друг…- тихо позвал его кто-то и Гаюс, будто бы вынырнул из пучины тёмного болота, услышав этот голос, а что важнее — узнав его!
-Мерлин? — он не верил себе, глядя на друида, сидевшего у его стола на таком же стуле, как у Гаюса. — Мерлин?
-Да, мой друг, — печально улыбнулся друид. — Я пришёл провести тебя…
-Я рад, что это ты, — отозвался Гаюс, протягивая ему руку для рукопожатия. — Я рад. Это честь для меня!
-Это честь для меня! — возразил Мерлин, поднимаясь и отвечая на рукопожатие целителя. — Мне жаль, что вышло так, Гаюс!
-Мы губим своих детей…и спасаем их же. — Гаюс поднялся следом за Мерлином, поддерживаемый его рукой.
Уже у выхода из лачуги, он не удержался и обернулся, чтобы увидеть своё тело, оставленное на рассохшемся стуле с закрытыми глазами.
Навсегда закрытыми.
-Что там дальше? — спросил Гаюс, оборачиваясь к Мерлину.
-Всё и ничего, — коротко отозвался Мерлин. — Ничего и всё.
-Звучит интригующе…- Гаюс мужественно сделал шаг за порог лачуги, и его ослепило фиолетовой вспышкой.
***
Когда Моргана открыла глаза, то сразу обнаружила две вещи. Первая — Ланселота в комнате не было, и это сразу же и радовало, и расстраивало. Расстраивало по второй вещи: вокруг её кровати сидели на скамеечках, шептались в уголке придворные дамы.
-Та-ак, — Моргана попыталась сохранить чудеса тактичности, усаживаясь в постели удобнее, чтобы видеть собравшихся, — и чего это мы тут делаем?
-Леди Моргана, дорогая! — возле её кровати сидела леди Вивьен с самым счастливым выражением на лице, — мы хотим поздравить вас с рождением сына и наследника Камелота!
-И пожелать долгих лет жизни! — выпалила восторженная брюнетка помоложе леди Вивьен, сидевшая с другой стороны постели.
Леди Вивьен наградила выскочившую без спроса и в обход положенного девушку и представила её с неодобрением:
-Ваше высочество, леди Тамлин. Из рода Гедея.
Моргана пожала плечами. Ей было всё равно. Род Гедея не был тем родом, за который хотелось бы переживать, или думать. Обычные, поднявшиеся по военной службе баронские начала, где-то на юге были их земли, но Моргане было всё равно, где именно.
Леди Вивьен, судя по всему, ожидала более живой реакции от неё и потому, поджав сухо губы, продолжила:
-Она приставлена была служанкой к графу Уриену. Приехала вместе с братом, а он взял её брата в ученики, а леди в служанки.
Моргану ковырнуло острым лезвием по душе при упоминании об Уриене. Она закусила губу, чтобы не расплакаться, но мозг её судорожно пытался вспомнить, могла ли она видеть её раньше? Нет, не могла. Совершенно точно, не видела! Хотя и была частой гостьей у Уриена.