Птичка

– Мне дали увольнение всего на две недели, – произнес молодой человек, опустив глаза на руки, и нервно сжал пальцы в кулак. Он никак не мог решиться сказать матери о смерти брата. Он знал, что это известие будет для нее сильнейшим ударом.

– Вот и хорошо, отдохнешь пару дней у нас, развеешься немного. Слышала о взятии Варны, ты был там?

– Да, – кивнул Дмитрий. В этот момент в гостиную вошла Глаша. Едва увидев молодую женщину, Дмитрий напрягся и сузил глаза. Он тут же встал, как и было положено по этикету, ожидая пока молодая женщина сядет. В утреннем серебристом платье, с простой прической и яркими темными глазами, она вызвала в сердце молодого человека давно забытые чувства удовольствия и предвкушения. В голове Скарятина сразу же промелькнула мысль о том, что Глаша, которой исполнилось уже двадцать один год, выглядит невероятно юно и свежо.

– Добрый день, Дмитрий Петрович, – поздоровалась Аглая холодно и села на диванчик напротив. Дмитрий занял прежнее место. – Вы что-нибудь знаете о Николае? С июля от него не было ни одного письма, – добавила она и устремила на него взволнованный печальный взгляд.

Дмитрий напрягся. Ему стало не по себе, оттого что Аглая прямо с порога начала спрашивать о покойном брате. Он прошелся мрачным взором по молодой женщине, а потом, обернулся к матери. Вопрос Глаши послужил катализатором к его страшной фразе, и он глухо, но твердо произнес:

– Николай убит при штурме Варны. Вот его личные вещи, – он открыл небольшую сумку, что была надета у него через плечо, и извлек завернутый холщевый сверток. – Государь посмертно наградил его Георгием…

Раздался дикий возглас Веры Кирилловны, которая в ужасе прижала ладони к губам. Аглая вскочила на ноги, и Дмитрий увидел, как ее лицо стало смертельно бледным.

– Вы лжете! – прошептала молодая женщина одними губами. Дмитрий медленно поднялся на ноги, смерив Глашу мрачным взглядом, перевел взор на мать.

– Вот свидетельство о смерти, выданное его командиром, – произнес он холодно и уверенным жестом протянул желтоватый листок Вере Кирилловне. Скарятина, дико смотря на страшную бумагу, протянула дрожащую руку к ней и прошептала:

– Мой малыш! Они убили, моего мальчика…

Раздался глухой звук, и Дмитрий с Верой Кирилловной обернулись в сторону Аглаи. Молодая женщина, видимо потеряв сознание, лежала на полу. Дмитрий тут же устремился к ней, намереваясь помочь. Но едва он приблизился, как Аглая уже пришла в себя от обморока, приподнялась и села. Он попытался помочь ей подняться, но она отклонила его руку.

– Оставьте меня, – прошептала Глаша глухо, с болью смотря на него.

У Веры Кирилловны началась истерика. Дмитрий оставив Глашу, сидящую на полу, вернулся к матери, которая дико голосила. Прибежала дворня, и Дмитрий кратко заявив, что Николай Петрович погиб, велел послать за доктором для Веры Кирилловны. Сам же он пытался успокоить мать, обняв ее и прижимая ее голову к своей груди. Скарятина дико била руками, видимо не соображая, что делает и пыталась вырваться из объятий сына.

– Мой Ники! Они убили моего мальчика! Мой Ники…, – кричала она сквозь слезы.

Дворецкий помог Глаше подняться на ноги. Словно во сне, Аглая подошла к дивану, где лежал сверток с вещами Николая. Дрожащими руками, она медленно взяла тканевый сверток и прижала его к своей груди, а затем попросила Демьяна проводить ее в спальню. Она не плакала, и вела себя как-то странно. Дворецкий пару раз спросил, может ей что-нибудь нужно, но молодая женщина, словно не слышала его и лишь широко раскрытыми глазами смотрела перед собой в одну точку.

У себя в комнате, оставшись одна, Глаша села в кресло, и положив вещи Николая рядом, выпрямившись, долго смотрела перед собой. Страшные слова Дмитрия, о смерти любимого мужа, прокручивались и прокручивались в ее головке, и ее сознание как будто не хотело принимать их. В ее существе, будто что-то нарушилось. Словно в ней оборвалась какая-то жизненная нить. Она ощущала, что теперь на этом свете у нее никого нет. Единственный человек, который был для нее самым дорогим, основным смыслом ее существования, всем в этом мире так неожиданно и страшно ушел из ее судьбы.

Глаша сидела неподвижно около часа, не плача, не шевелясь, не проронив ни слова. Она словно замерзла, или остекленела. Пару раз приходила ее горничная Анюта и спрашивала, молодую женщину, все ли с ней хорошо? Но Глаша даже не реагировала на свою горничную, лишь смотря в одну точку.

Около часа пополудни дверь в ее комнату распахнулась, и вошел Дмитрий. Еле успокоив мать, и уложив ее спать с помощью снотворного, которое дал приехавший доктор, Скарятин тут же направился в комнату Аглаи. Он видел, как дворецкий помог ей уйти. Едва Дмитрий вошел, как его насторожила странная поза Глаши. Выпрямившись, словно струна, она сидела в кресле, и чуть раскачивалась вперед назад. Он окликнул ее, но она даже не повернула к нему головы. Дмитрий нахмурился и подошел ближе. Она вела себя странно, тихо и безразлично. Она не плакала, как Вера Кирилловна и не реагировала на его появление.

Желая вырвать Глашу из этого страшного оцепенения, Дмитрий приблизился к ней и присев на корточки перед ней, внимательно посмотрел в ее глаза. Ее личико нервное и бледное, недвижимое похожее на красивую маску куклы, смутило его. Он протянул руку, и осторожно провел кончиками пальцев по ее щеке.

– Аглая, Вы слышите меня? – тихо спросил Дмитрий. Но она смотрела сквозь него, словно не видя. Он долго внимательно всматривался в ее большие прелестные недвижимые глаза, и все больше мрачнел. Он знал, что иногда у людей при сильном потрясении бывает молчаливый шок, и они как будто цепенеют. Это не нравилось ему, и он понял, что надо, что-то предпринять, чтобы вытащить молодую женщину из этого состояния.

Дмитрий приблизил свое лицо вплотную к ее личику. Его губы, осторожно прикоснулись к губкам Глаши, а его ладони нежно обхватили ее лицо. Он начал целовать ее, легкими ласковыми поцелуями, перемещаясь то на щеки, то на нос, то на ее глаза. Лишь спустя минуту она словно очнулась и попыталась оттолкнуть Дмитрия.

– Что? – прошептала она глухо. – Зачем Вы делаете это?

Дмитрий чуть отстранился, обрадовавшись, что смог вырвать ее из этого странного ледяного оцепенения.

– Николаша, – прошептала она с горечью, и ее глаза увлажнились. Дмитрий видя, что она, наконец, отходит от первого шока, взял ее ручки в свои и, ласково смотря в ее темные глаза, произнес:

– Поплачьте, Вам станет легче.

Она удивленно посмотрела на него. Ее глаза увлажнились сильнее и уже спустя миг по ее щеками хлынули обильные прозрачные слезы. Она плакала долго, беззвучно, тихо. Дмитрий сидел рядом с ней на маленькой банкетке у ее ног, не спуская с ее личика тревожного нежного взгляда. Прошло около часа, и все это время Скарятин находился рядом с ней, и лишь беззвучно смотрел на нее, лаская молодую женщину взглядом. Хмурясь, молодой человек размышлял о том, как сказать Глаше, что она должна уехать вместе с ним. Время давило на него. Он должен был покинуть фамильный особняк уже вечером. Ибо еще по дороге сюда он был вынужден ехать в объезд из-за военных действий, и оттого потерял два дня в пути. И теперь у него было времени впритык лишь на обратную дорогу. Он прекрасно знал, что опоздание из увольнения во время войны каралось смертью.

Лишь спустя час, Аглая как будто пришла в себя. Она повернула лицо к Дмитрию и хрипло тихо спросила:

– Что Вы еще знаете о Николае?

– Ровным счетом ничего, – пожал плечами Дмитрий. – Осада Варны была около двух месяцев. Наш корабль был в море, у ее берегов, я не имел возможности выйти на сушу. Корпус Николая тоже был там, я знал это. Только после капитуляции турков, я смог прорваться в город. Однако едва я увидел его командира, он сообщил мне о его смерти. – Дмитрий замолчал. Он видел, что Аглая неотрывно внимательно смотрит на него блестящими влажными глазами, словно впитывает каждый его звук, каждое его слово. – При очередной попытке штурма, Николай был одним из первых. Турки открыли огонь. Одно из пушечных ядер разорвалось рядом с ним. Нашли лишь его останки. Он похоронен в братской могиле на Балканах.