Страница 8 из 22
Сама же, прихватив письмо, удалилась в свои покои. Где еще раз перечитала. Потом еще. И еще.
— Граф Триполи… — наконец тихо она произнесла и найдя глазами образ истово перекрестилась.
Впервые в жизни.
Родилась она в семье мусульман, но никогда особой религиозностью не отличалась. Поэтому оказавшись среди христиан достаточно легко адаптировалась. Благо, что ритуальная часть хоть и отличалась, то содержательная компонента была практически эквивалента по своей сути.
Но веры этот перенос ей не добавил.
Сейчас же она впервые истово перекрестилась, и мысленно поблагодарила Всевышнего за помощь. За то, что уберег мужа. За то, что одарил его сверх всяких ожиданий.
Строго говоря она не знала, откуда что приходило. Но отмечала удачу. И связывала ее с высшими силами. Сначала чуть-чуть и больше подсознательно. Но чем дальше, тем сильнее и более осознанно, находя лишь одно объяснение — мистическое.
— Госпожа, — произнесла супруга кузнеца-Ильи, которая за это время сдружилась с Марфой став при ней кем-то вроде фрейлины. Ну или просто подружки.
— А?
— Что ты говоришь?
Марфа глянула на ее и нервно дернула щекой. Оказывается, она ее просто не заметила, все это время вышагивая рядом.
— Моего супруга и нашего господина возвели в титул имперского графа-крестоносца. С милости Кесаря римлян и воли Царя нашего.
— Граф? А что это?
— Князь, только на латинский лад. Выше удельного князя, но ниже самостийного.
— Ох!
— Да… я и сама полна удивлений.
— А чего же это? Отчего же Кесарь его возвел в этот титул?
— Супруг пишет, что это награда за битву. Он принял на себя символ воинства христова и победил магометан. Через что в глазах латинян стал крестоносцем — воином Христа.
— Но он же православный. Он же не папист.
— Сама не понимаю. — покачала головой Марфа.
Поболтали.
Больше ни о чем, чем о деле. Обычные охи и ахи женские, да переживания. После чего жена кузнеца удалилась. А Марфа засела за свои дела, которых хватало.
Она работала, пытаясь составить кодекс с грамматикой славянского языка. Описывая там, как и полагается, всякого рода спряжения, времена и прочее, прочее, прочее. Как можно проще, легче и доходчиво. Плюс — записывала сказки и веселые истории, которые вспоминала. Само собой, адаптируя их к реальности.
Некоторое время назад удалось отладить работу людей в вотчине и подтянуть уровень руководителей. Так что Марфа едва ли пару часов в день тратила на контроль их работы. Все остальное время она уделяла детям, за которыми присматривали преимущественно нянечки, преподаванию в местной школе и маранию бумаги. Последнему она и предалась, чтобы отвлечься от переполнявших ее эмоций.
Ее же собеседница уже через четверть часа сцепилась языком с супругой плотника. И по секрету ей много чего рассказала. А та другой подружке. Само собой, с немалыми искажениями и дополнениями. Так что, когда вечером Марфа собрала всех обитателей вотчины, те уже представляли зачем. Другой вопрос, что представляли они себе каждый свое. И разброс этого «свое» был настолько сильный, что люди чуть драться не начали из-за споров.
После же того, как Марфа огласила радостные новости, люди зависли. Мало у кого их сведения совпали с теми, что произнесла хозяйка. И им показалось, что та их обманывает. Ведь не могут же слухи врать.
— Могут, — произнесла Марфа, прекрасно уловив настроения толпы. — Слухи могут врать. — И зачитала людям письмо, посланное ей супругом. Благо, что в нем не было ничего секретного и интимного. Андрей писал с таким расчетом, что письмо могут перехватить и использовать против него. Приватные вещи он предпочитал передавать лично.
Мужчины выслушали письмо с нарастающей хмуростью на лицах. Исподлобья поглядывая на своих жен и подружек. А те — краснели, бледнели и вообще от стыда не знали куда деться. Ведь их болтовня так исказила сведения, что жуть. Андрей тут уже был не граф, а князь, причем владетельный. И не Триполи, а Римский. Ну и так далее. Все что можно перепутать было перепутано и искажено. Из-за чего выходила полная петрушка. Собственно, Марфа и послушала эту болтовню, прежде чем выходить перед людьми да говорить. Оттого и поняла их удивление и раздражение. Да и за письмом послала, прежде чем к ним выходить.
— И кому ты сказала? — спросила она после той встречи у жены кузнеца.
— Ну… — потупилась женщина.
— Если бы я не догадалась, что ты побежишь болтать и не взяла с собой письмо, то ты выставила бы меня дурой перед моими людьми. А тут и до бунта недалеко.
— Госпожа, прости! — упала она на колене с нескрываемым ужасом в глазах. Марфа говорила холодно и спокойно. А особенной гуманностью она не отличалась. — Бес попутал!
— Попутал?
— Как есть попутал!
— Я ведь специально тебе сказала. Проверяла. Уж больно часто дурные слухи по вотчине ходить стали. — предельно холодно произнесла Марфа.
— Прости! — с ужасом в глазах воскликнула супруга кузнеца, страшащуюся не то потери своего положения «подружки» хозяйки, не то реальной расправы, которая та вполне могла учинить.
— Кому и что ты сказывала?
— Я?
— Да. Ты. — произнесла Марфа и начала вдумчивый допрос.
Ее реально уже допекли инциденты с дурацкими слухами. И ума ей вполне хватало чтобы понять — жена кузнеца и раньше считалась ее подружкой, болтая по своему обыкновению. Только вот слухов дурным не плодилось. Значит появился кто-то еще, кто их искажал. По дури или по злому умыслу — то не важно.
Начали искать.
Уже пару часов спустя Марфе удалось сузить спектр вариантов до нескольких человек. И они, на удивление, оказались не женщинами. Рабочими. Простыми рабочими, что трудились на изготовление кирпичей, прибыв с Тулы около полугода назад. Весной. Вроде как на заработки.
— Петр, — тихо произнесла хозяйка вотчины с очень характерным выражением лица.
— Их убить?